— А вот это решишь сама, красивая.

Он подаётся ближе, запускает руку в распущенные волосы. Я задерживаю дыхание в ожидании фейерверка.

Но Тигр по-братски целует меня в лоб, едва ощутимо. Так, что всё во мне воет от разочарования.

А потом с явной издевательской ухмылкой заявляет:

— Поехали.

И оставляет меня на обочине одну.

Думать.

Как будто мне есть о чём думать!

Когда мы подъезжаем к воротам посёлка, я рассматриваю массивные колонны, будку между ними и хмурых ребят в форме. И становятся ещё сосредоточеннее, когда Тигр не проезжает, а останавливается перед шлагбаумом.

— Алексей Глебович, — серьёзно кивает тот, что повыше.

— Усильте контроль, — кривится Тигр. — И запретите въезд на территорию для Звягинцевой Валерии Ивановны.

Запретить въезд? А как же одна ночь по пьяни? Вряд ли одноразовой девушке предоставляют доступ к собственному дому.

Судя по всему Тигр снова недоговаривает. Сколько раз они в действительности встречались? И до какой степени развились их отношеия?

— Что-то произошло?

Охранник, хотя это слово для них слишком простое, подбирается.

— Девушке угрожали. Не хотелось бы неприятностей.

— Конечно, Алексей Глебович.

Мужчина в форме встречается со мной взглядом. Он не смеётся, не считает всё это за блажь. Цепкий взгляд вгрызается в моё лицо, словно охранник оставляет себе мой автопортрет.

Наконец, он кивает Тигру, и в этом кивке чувствуется безграничное и искреннее уважение.

А мы трогаемся и спустя несколько минут оказываемся у знакомого дома.

— Пока не приедет Остовин со своими из дома не выходишь даже на задний двор.

— Остовин?

— Лев Остовин, он будет тебя охранять.

Только сейчас замечаю, что у него в руках нет ключа. Тигр просто подходит к собственной двери, а я слышу характерный щелчок. Ручка оказывается со считываетелем отпечатка пальца. И, видимо, с какой-то меткой, потому что Тигр открывает её, не прикладывая палец к датчику.

Боже, до чего дошёл прогресс.

Чувствую себя отсталой по сравнению с высокотехнологичным домом и его хозяином.

Просторная прихожая практически пустая. Она выполнена в тех же тёмных цветах, что и остальной интерьер. Встроенная в потолок подсветка добавляет высоты и так далёкому потолку, а деревянные рейки на стенах вытягивают небольшое помещение ещё больше.

Интересно, искусственные или настоящее дерево? Я видела такие в одной строительной передаче, но там использовали фальш рейки.

Не удержавшись, подхожу ближе. Пальцы скользят по гладкой, покрытой лазурью поверхности. И в тот момент, когда решаю, что это всё же не дерево, а искусно окрашенный металл, цепляю пальцем занозу.

Длинная тонкая деревянная игла впивается в палец. Мимолётный укол боли не значит практически ничего, потому что я сразу же вытаскиваю занозу за длинный конец.

Дерево. Настоящее, как сам Тигр и всё что его окружает.

— Решила прибраться?

Он стоит в проёме между прихожей и огромным пространством первого этажа. Скрестив руки на груди, Тигр подпирает сильным плечом косяк и смотрит на меня. Бровь поднята, губы искривлены в усмешке.

Очередная поло натягивается на плечах словно вот-вот порвётся. На нём светлые брюки, в которых он уезжал от Звягинцева. Но сейчас Тигр босиком.

Смутившись, наклоняюсь, чтобы сбросить с ног босоножки. Вступаю на пол, не знаю гранитный или мраморный или ещё из чего. И только здесь замечаю его взгляд на… пониже спины.

Осознаю, как выглядела, когда нагнулась, напрочь забыв о длине сарафана. Чертыхаюсь про себя. И ещё больше краснею, когда встречаюсь с ним взглядом.

Жар опаляет щёки, шею и даже нос. Нервно одёргиваю подол, хотя точно знаю, что это бесполезно. И хуже того, не могу унять совсем другой жар, который концентрируется в районе поясницы.

— Красивая, а ты в курсе, что очень… красивая.

Он хмыкает собственному остроумию.

— Н-нет.

Чтоб тебя. Это какая-то болезнь. Чуть что я начинаю заикаться в его присутствии, хотя раньше никогда такого не было.

— В этом и проблема, — кривит губы Тигр. — Ты осознала, что выходить на улицу запрещено?

Киваю.

— Да. Пока не приедет Лев Остовин, чтобы меня охранять. — Вздыхаю. — Тигр, неужели это действительно так серьёзно, что мне…

— Пять лет назад, когда Лерка выпускалась из института, однокурсница обошла её в среднем балле. И не попала на выпускной из-за сломанной ноги. Шла поздним вечером домой через парк и попала на грабителей.

— Это же не преступление?

В противовес слов мне становится неуютно. По коже идёт мороз, и я обхватываю голые плечи руками.

— Случается. У нас не такие безопасные парки.

— Случается, — как ни в чём не бывало кивает Тигр.

Он проходит на кухню, я иду следом.

— Случается, что грабители оставляют жертве кошелёк и ломают ногу сразу в трёх местах. Чтобы наверняка.

Не спрашивая, он наливает виски в два квадратных бокала, бросает туда же кубики льда и ставит один передо мной.

— Два года назад Лерке нахамили в автомойке, куда она сунулась просто потому что та была ближайшей, а машину ей обгадили птицы.

Молча жду продолжения, обхватывая бокал обеими ладонями.

— Этой же ночью автомойку подожгли.

Мозг протестует, подкидывая новые и новые аргументы, что такое в нашем городе случается. Не каждый день, но и не настолько редко, чтобы сваливать всё на эгоистичную, но всё-таки девушку.

Открываю рот, что заявить об этом и натыкаюсь на его ироничный взгляд. Он ждёт, что я это скажу, и готов разнести все мои аргументы.

Ок, пусть так.

— Но почему тогда она ничего за это не получила?

— Так и ничего, — поднимает бровь Тигр. — Достоверных сведений нет, но Лерка наверняка блистала на собственном выпускном. И лишний раз обновила машину, раз уж эту ей плохо обслужили.

— Я имею в виду…

— Красивая, прекращай быть такой наивной. Иначе даже Остовин не спасёт тебя от этой жизни.

— Да не надо меня спасать! — вскакиваю с барного стула чуть резче, чем стоило. — Я прожила как-то двадцать три года и дальше проживу.

— С мудаком, — довольно подсказывает Тигр.

— Да, с му…

Прервавшись, сверлю его раздражённым взглядом.

Открываю рот, чтобы огрызнуться. Закрываю. Снова открываю.

— Между прочим, я…

И давлюсь вздохом, когда одним слитным движением Тигр стягивает поло.

Чёрт.

Поджимаю губы, чтобы скрыть смущение, хотя идиотский румянец наверняка всё говорит за меня.

— Как твоя нога?

Вопрос смущает ещё больше. Стоит только вспомнить его горячие пальцы на коже, шипение перекиси и учащённые удары сердца под широкой грудной клеткой, которые я чувствовала всей стопой.

— Нормально, — бурчу. Прикусив губу, оглядываюсь. — Раз уж я здесь, чтобы ты хотел на ужин?

Мысли о готовке вполовину успокаивают взбудораженный организм. Сейчас я возьму в руки венчик, или вилку, или мерный стакан, или ещё что-нибудь. И успокоюсь. Тем более, не будет же Тигр наблюдать за скучным процессом, наверняка уйдёт наверх или на улицу.

И даст мне покомандовать на собственной кухне.

— Если ты, конечно, не против, — спохватываюсь, когда он продолжает молчать.

— На твой вкус, я всеядный, — усмехается Тигр.

А на мужественное лицо снова наползает тень. Мрачный, он подхватывает бокал и идёт к лестнице на второй этаж.

Да что не так-то! Я ведь не сказала ничего такого. Или Тигру настолько не понравился прошлый ужин, но сказать он стесняется?

Ага. Тигр и стесняется. Похохотать.

Он бы не постеснялся встать и выбросить невкусное блюдо прямо посреди ужина. Так что пора прекращать бредить и занять уже руки.

Так и не притронувшись к бокалу, обхожу остров, чтобы зацепиться за лежащую на краю поло.

Прикусываю губу, но всё же вороватым движением хватаю футболку, подношу её на несколько мгновений к носу, глубоко вдыхаю, прикрыв глаза.