Энни поддержала голову подруги, вглядываясь в полуприкрытые голубые глаза. Лошадь шла медленно, но всё же шла. Спасение где-то там. Нужно всего лишь преодолеть этот чёртов туман.

– Главное не останавливаться. Мы уже рядом, слышишь? Милая, только больше не засыпай.

Мисс Вуд думала обо всех балах, которые они ещё не посетили с Агнесс, о поездке в Брайтон, которую им обещали родители, о платье, которое нужно будет сшить к свадьбе и об уточках. В голове всплывали детские игры и шалости. А потом мысли стали совсем мрачными: вспомнился самый страшный день.

Энни была капризным и избалованным ребёнком. Нередко, когда к её отцу приезжал знакомый, сэр Уайлд, и привозил с собой дочь, ровесницу юной леди, – Агнесс, – они вдвоём подшучивали над прислугой. Чаще всего целью их шалостей становились молодые горничные, часто сменяющиеся в доме семьи Вуд.

В 1851 году, когда Энни исполнилось двенадцать лет, на работу приняли Жозефину, невысокую рыженькую девушку со множеством веснушек на лице. В свои семнадцать лет юная горничная хоть и отличалась живым умом, тем не менее была довольно неуклюжей. Юной мисс Вуд доставляло особое удовольствие не просто наблюдать за оплошностями горничной, но и устраивать разные шалости, не всегда безобидные.

Спустя несколько месяцев работы, когда в очередной ничем не примечательный вечер Жозефина собиралась позвать на ужин юную леди и её подругу, горничная обошла почти весь дом, стараясь найти их. И когда она поднималась по крутой лестнице на второй этаж, девочки выпрыгнули из тёмного угла и напугали её. Череда опасных подлых шалостей от молодой мисс, постоянные наказания за разбитую посуду и излишний шум во время уборки дома – всё это ярко пронеслось перед глазами Жозефины, и самообладание её покинуло. Совсем забыв про своё положение и уж тем более про статус подружек, с которыми она разговаривала, девушка высказала им всё, что мучило её эти месяцы. Тяжело дыша, Энни лишь гордо вскинула голову, выслушивая претензии прислуги. А когда горничная, нервно расправив фартук, всё же позвала их на ужин и развернулась, чтобы направиться в столовую, юная мисс Вуд шагнула к ней.

– Знай своё место, Жоззи, – и Энни толкнула её, прямо в спину.

Пока хрупкое девичье тело летело по лестнице вниз, девчушка мельком подумала: «Что такого может случиться, если всего лишь упасть с лестницы? Подумаешь, ногу подвернёт, так будет ещё смешнее наблюдать, как она пытается аккуратно пронести поднос с вечно покачивающимися тарелками и чашками».

– Я не хотела, я просто была глупой, – задыхаясь от боли и ужаса, бормотала мисс Вуд. – Глупой и испорченной девчонкой. Ты так испугалась.

Странно вывернутая шея горничной.

Удивлённо распахнутые навсегда замершие серые глаза.

– Не плачь, Энни. Прошлого не изменить. Это была ошибка, и ты за неё уже расплатилась сполна. Не прошло и дня, чтобы ты её не вспомнила, – голос Агнесс звучал глухо и бесцветно. – Всё оплачено. Отпусти прошлое.

Испуганная Агнесс, побелевшими пальцами вцепившаясь в перила.

И чужой высокий крик. Крик мисс Энни Вуд.

– Нет!

Энни остановилась, прижимая тело подруги. По щекам катились крупные обжигающие капли, и она ощущала себя сейчас той маленькой испуганной девочкой.

– Я так виню себя, Агнесс, – девушка отчаянно зашептала, гладя рыжеватые кудри. – За то, что сделала. За то, что ты это видела. И после всего оставалась рядом. Ты всегда была рядом. На моём первом балу, когда только ты знала, как сильно у меня тряслись колени. Когда мы с замиранием сердца ждали ответа от редакции о публикации моей первой книги под именем Генри Вуда. Когда Франк сделал мне предложение. Всегда…

Слова потонули в тумане. Агнесс не ответила.

– Пожалуйста… – она зажмурилась. Так сильно, чтобы когда откроет глаза, это всё осталось лишь страшным сном. Но ощущение холодеющего на руках тела не проходило, под ней всё также фыркала лошадь, и нестерпимо противно было от всей этой влажности вокруг.

А потом на её плечо осторожно легла чья-то ладонь.

Стараясь унять слёзы, Энни усиленно моргала. И вот – или ей только так казалось? – вдалеке проступили очертания знакомых домиков Каддингтона.

– Мисс Фламел, туман… – девушка ладонью смахнула оставшиеся слезинки, не веря, вглядываясь вдаль.

– Он расступился, – раздался голос врача. Энни обернулась, чтобы увидеть радость на лице мисс Фламел.

Рядом никого не было, лишь в отдалении затихали строчки, которые она слышала в гостиной:

– Семь красивых цветочков на ленте у меня… – пропел голос Джорджианы и угас, затерявшись в стене тумана, отрезавшей мисс Вуд от поместья Оффорд.

миссис Энни БессантЛондон, Ноттинг-Хилл, Вестборн-Грин, 5июль, 221873 год

«Итак, я должна изложить перед вами события середины сентября 1863 года; судить же будете вы, а не я» – миссис Бессант оторвала ручку от первого листа книги, которую она многие годы не решалась начать.

Те самые записи покинули планшетку и хранились в шкатулке на зеркальном столике в спальне большого дома по улице Вестборн-Грин. Миссис Бессант перечитывала их, когда приходило странное ощущение, что она забывает события, случившиеся в поместье Оффорд почти десять лет назад.

Через несколько месяцев миссис Бессант планировала нанести визит родителям, проживающим в Каддингтоне – в этом году семья Вуд решила оставить свой дом и перебраться в столицу, поближе к старшей дочери, и помощь во время сборов будет крайне необходима. Для этой поездки были и более весомые причины: каждый год с тяжёлым сердцем она несла белоснежные хризантемы, чтобы оставить их на выточенных из камня последних подтверждениях существования пяти людей, о потери которых она сожалела и не могла не думать каждый день. Навещала она и ныне пустующее поместье Оффорд, оставляя два букета – кипельно-белый, как одежда врача, и невероятно-алый, как дорогой атлас, – в память о людях, которых словно вывели из страниц истории: мисс Джорджиана Фламел и мисс Иоланда Парсен (которую миссис Бессант, а тогда и весь Каддингтон знали под именем леди Макабр) исчезли, словно их не было.

Детский смех оторвал писательницу от мрачных размышлений. Агнесс и Николет, её дочери, радостно кружили по саду, играя с няней в жмурки: девушка хитрила, приподнимая повязку, и быстро находила одну из девочек, чтобы потом, вытянув руки, кинуться за той. Всё это приводило в дикий восторг всех участников игры и вызывало новую волну смеха и визга.

Загадка поместья Оффорд терзала разум Энни: став свидетельницей событий мистической природы, она не могла понять, что послужило причиной такой суровой расправы над всеми, кому, по своей воле или нет, случилось оказаться в особняке, прячущемся в горах. Лишь благодаря своему ангелу с медно-рыжими волосами, Агнесс, писательница поняла, что страшный туман, да и сам Оффорд удерживал тех, чью душу тяготило преступление, не повлекшее наказание. Даже если в сердце своём ты смирился и лишь хранишь боль воспоминаний, оно оставалось преступлением до тех пор, пока ты не искупишь его и кто-то не признает его искуплённым.

Несчастный случай с горничной многие годы был её, тогда ещё Энни Вуд, страшнейшим ночным кошмаром. Как и ужас в глазах милой Агнесс, ставшей невольной свидетельницей её отвратительного и непоправимого поступка. Ежедневно мисс Энни с того вечера воспитывала себя, учась уважать и ценить тех, кто работает на её семью; эту же важную истину она прививала своим детям и распространяла среди знакомых – ценность и значимость жизни любого человека.

Тогда, на горной дороге, бредущая в тумане, она впервые снова заговорила об этом с Агнесс – и милая подруга простила её, завершив скитания их обеих; свои, к сожалению, навечно.

Стараясь найти подтверждение своей теории, миссис Энни Бессант провела настоящее расследование. Она посетила полицейское управление, прибегла к помощи сэра Абрахама Барлоу, чтобы он разузнал о женщинах-врачах и рассказал ей о лорде Уильяме Хаттоне; подкупила всех мальчишек Каддингтона, чтобы они тайком обыскали Грейстоун-Лодж.