Молодой мужчина стоял на коленях перед кроватью, сцепив перед собой руки, и шептал. В соседней комнате раздавались невнятные голоса, шуршала бумага, словно кто-то просматривал документы. Скрипнуло кресло.

Мужчина зажмурился, но тут же открыл глаза и затравленно оглядел комнату: слабый свет свечи не в силах разогнать тени в углах только больше сгущал их; пламя дрожало, и тьма шевелилась, как живая.

Хозяин комнаты побелевшими пальцами стиснул крест и снова принялся шептать, уже не позволяя себе склонить голову. В комнате за стеной кто-то прошёл к двери и остановился возле неё, тяжело дыша.

Молящийся зашептал быстрее. Крест, зажатый между пальцев, впился в их кожу. Дыхание превратилось в пар, словно мужчина оказался морозным вечером на улице. Хлопнули створки окна.

Хозяин комнаты резко обернулся, пытаясь не выпускать из вида ни окна, ни двери и ни на мгновение не прекращать молиться. Чем громче и отчётливее становились звуки, раздающиеся в соседней комнате, тем выше и отчаяннее звучал голос молящегося.

Он уже почти задыхался: мужчина не позволял себе сделать глубокого вдоха, который мог прервать чтение молитвы, и с ужасом осознавал, что этот момент настанет – в глазах начинало темнеть, грудь сдавило. Он покачнулся, прижавшись к мягкой, но холодной ткани покрывала.

Судорожный глубокий вдох.

Звуки в соседней комнате затихли. Мужчина медленно поднялся, с трудом удерживаясь на онемевших ногах, и пошёл к двери. Не дойдя полушага он замер, прислушиваясь. Тревожное ощущение не покидало его; беззвучие казалось насмешкой, затишьем перед новой чередой кошмара. Дыхание клубилось паром перед лицом испуганного человека. Тело его била дрожь.

А затем за спиной раздался странный звук: казалось, кто-то осторожно двигает стеклянный стакан по деревянной столешнице. Мужчина замер, отчаянно жалея, что не взял свечу, и не смел обернуться.

Пересохший язык отказался произносить слова. А затем кто-то задул свечу.

– Сэр Барлоу? – знакомый голос позвал его по имени. Мужчина с трудом открыл глаза.

Первым, что он увидел, был потолок, потом справа замаячил силуэт, постепенно принимающий очертания человека.

– Сэр Барлоу? – высокий плотный мужчина поднял лампу, чтобы увидеть лицо молодого господина.

– Чарльз, – просипел сэр Барлоу. – Воды.

Чарльз поднёс стакан к губам хозяина и поддержал его голову, пока тот жадно пил.

– Я нашёл вас на полу, сэр. Снова.

Сэр Барлоу откинулся на подушки и прикрыл глаза: теперь уже он мог себе это позволить – в присутствии верного дворецкого их семьи ничего не могло угрожать ни одному из её представителей.

– Я не смел бы навязываться, но случаи вашего недомогания участились, и посему я прошу вашего разрешения послать за врачом, – подчёркнуто вежливо произнёс Чарльз, снова наполняя стакан и поднося хозяину.

Молодой Барлоу поморщился, но вызвано это было не предложением, а звоном стекла. С этого всё началось: хрустальный бокал разлетелся вдребезги в его кабинете, упав со стола, хотя его никто не касался.

– Я приглашу мисс Фламел сам, – согласился молодой господин. – Отправлю письмо к ней с утра. Сейчас я устал, но чувствую себя не так уж плохо.

Дворецкий взглянул на бледные губы сэра Барлоу.

– Я распорядился подать вам горячий чай и успокоительное, что прописала мисс Фламел, – сообщил он.

– Спасибо, Чарльз, – молодой хозяин медленно глубоко вдохнул тёплый воздух, наполняющий комнату.

– Лиззи принесёт оставшееся после ужина холодное красное мясо и хлеб, – подняв лампу повыше, Чарльз сверился с записями. – Врач утверждает, что вам это полезно, сэр.

– Буду только рад, – сэр Барлоу посмотрел в окно: звёздная безоблачная ночь, вдалеке видны огни Каддингтона – кому-то тоже не спится сегодня. Возможно, слышно как на улице перекликаются констебли, лают собаки или из ближайшего паба раздаются пьяные весёлые крики. Такими были ночи в Лондоне. Но уже больше четырёх лет Джонатан Барлоу засыпал в жутковатой тишине родового поместья Оффорд, спрятавшегося в горах.

– Сэр, могу я предложить больше не обсуждать дела после вечернего чая? – снова заговорил дворецкий.

Сэр Барлоу с удивлением взглянул на него.

– Мисс Фламел рекомендовала вам как можно меньше поддаваться волнениям, – пояснил слуга.

– Ах, это, – молодой господин покачал головой. – Боюсь, это роскошь, которую мы не можем себе позволить, дорогой Чарльз. Исчезновения продолжаются, и скрывать их нет никакой возможности. Даже в нашем небольшом Каддингтоне есть газеты, а у людей есть и глаза, и уши.

В соседней комнате раздался стук.

– Сэр Барлоу? – послышался девичий голос: Лиззи, милая и добрая девушка, принесла хозяину самый поздний ужин.

– Оставь на столе и можешь отправляться спать, – приказал дворецкий, по единственному движению брови Джонатана Барлоу понимая, как следует поступить.

– Доброй ночи, сэр Барлоу. Доброй ночи, сэр Чарльз.

Дворецкий дождался, когда дверь кабинета закроется за горничной, и вышел из спальни, чтобы принести серебряный поднос, уставленный тарелками. Добавив пузырёк с лекарством, он опустил свою ношу на прикроватный столик.

– Ночной чай, сэр, – объявил Чарльз без тени улыбки. Он умел поддержать хозяина и при этом сохранить лицо, не превращаясь в придворного шута.

Сэр Барлоу вздохнул и потянулся к холодному мясу, но, подумав, поднял бутылочку с успокоительным и маленькую серебряную ложку.

– Я буду в кабинете, сэр, – дворецкий поклонился и вышел из спальни хозяина, не закрыв дверь, за что сэр Барлоу был ему безгранично благодарен.

сэр Джеймс Уоррэнцентральное полицейское управление г.Каддингтонсентябрь, 141 час 18 минут после полудня

Дверь кабинета приоткрылась, и внутрь заглянул констебль.

– Сэр Уоррэн, разрешите?

– Проходите.

Мужчина скрылся в коридоре, чтобы за ухо втащить в кабинет мальчишку. Взъерошенного, грязного, с очень пронырливым взглядом – прямо сейчас он, нисколько не стесняясь, осматривал кабинет, так и приглядывая, что бы утащить.

– Вот, значит, – констебль отпустил мальчишку и прикрыл дверь.

Юный правонарушитель, воровато оглянувшись, из-под растрёпанного грязного пиджака вынул заляпанное и помятое письмо.

– Ну чё я это… чё началось всё… – промямлил парнишка и тут же затараторил. – Да там придурок какой-то, он шёл сюда, а я откуда знал, зачем он сюда идёт? Весь такой ва-а-ажный, в тёмно-синем костюмчике, ни пылинки, на башке котелок новенький, с лентой блестючей, лошадку под уздцы ведёт, по сторонам не глядит. А, вдруг, он суперинтенданта убить хочет! А вот я-то у него и это… – констебль остановил рассказ воришки, опустив тяжёлую ладонь тому на плечо.

– Обчистил слугу семьи Барлоу, – спокойно пояснил мужчина.

Суперинтендант, хмыкнув и отложив на стол трубку, встал и протянул ладонь мальчишке. Тот вложил в неё письмо и тут же спрятал обе руки в карманы.

Суперинтендант ощупал конверт, действительно предназначавшийся сэру Джеймсу Уоррэну, – грубый, шершавый, с совершенно тонким листком бумаги внутри – скорее всего, информации там очень мало. А если учитывать отправителя, то самое большее, на что мог рассчитывать господин суперинтендант – дата и время. Конверт оказался вскрыт, печать с гербом в виде маленькой сойки надломлена. Сэр Уоррэн кинул взгляд на мальчишку, тот потупил глаза – сомнений не осталось, именно он сломал печать (под ноготь забился кусочек сургуча), надеясь, скорее всего, обнаружить в качестве содержимого пару банкнот, а никак не обычный лист бумаги. Конверт отдавал сыростью и грязью, и немного жиром – такой используют для выпечки, видимо, шустрые ручки мальца что-то прихватили в пекарне в квартале от полицейского управления. От листа, скрытого в конверте, исходил удушливый запах лекарства, в котором сэр Уоррэн почти сразу распознал болеутоляющее. Неровные, со скачущими буквами, написанные в явной спешке строчки очень коротко и по-деловому передали просьбу молодого господина, младшего сэра Барлоу, разобраться с исчезновениями (о них Джеймс был более, чем наслышан). Отрицать и бездействовать дальше не было смысла – люди действительно исчезают, скрывать это больше невозможно – и сэр Барлоу решился обратиться к представителю закона. В коротком послании нынешний хозяин поместья просил сэра Уоррэна прибыть в Оффорд как можно скорее, по возможности не навредив и без того спорной репутации гостевого дома.