Впоследствии, когда спустя целые года она пыталась найти объяснения случившемуся, Сидония думала, что ее визит в Шато-де-Сидрс был одним из поворотных моментов ее жизни. Ибо именно здесь, по ее мнению, она наконец-то научилась играть на клавикордах и именно за эти несколько дней постигла искусство самообмана. Но все же ей так и не удалось рассудить, чего было больше в этом кратком визите — хорошего или дурного. Как полагала Сидония, она бы пожертвовала почти всем, в том числе и здравым рассудком, чтобы улучшить свое музыкальное мастерство таким внезапным и сверхъестественным образом, как это сделала тогда.

Пробудившись от сна, она все еще слышала звуки — фразы, сыгранные графом Келли, эхом отдавались в ее голове. Не в силах спать, но и не в состоянии идти к клавикордам и боясь потревожить остальной дом, Сидония потеплее оделась и вышла в парк. Пробираясь по снегу, еще не будучи уверенной в том, что случилось с ней сегодня ночью — был ли это сон или другой род реальности, она чувствовала, что ей не удастся ускользнуть от предначертания судьбы. Она еще пребывала в нерешительности и смятении, когда чистый звук скрипки разорвал молчание пронзительно-холодного утра. Прислушавшись к тому, откуда доносился звук, Сидония направилась к группе хозяйственных построек позади шато.

Алексей стоял спиной к ней, разыгрывая сочинения Паганини с такой виртуозностью, что Сидония застыла в восхищении, не представляя себе, как можно играть так блистательно в такой ранний час. Совершенно не замечая ее присутствия, русский завершил игру торжествующим пассажем, и Сидония зааплодировала:

— Браво, прекрасно сыграно!

Он быстро обернулся:

— Сидония? Вы застали меня врасплох. Что вы здесь делаете? Я был уверен, что вы еще спите.

— Я рано проснулась и вышла подышать воздухом.

— Который теперь час?

— Думаю, около семи.

— Отлично. Я могу поупражняться еще час.

Она с любопытством взглянула на него:

— Я не знала, что вы такая ранняя пташка. Вам хорошо спалось?

Алексей глуповато усмехнулся:

— Нет, я бодрствовал почти всю ночь и думал о призраке в музыкальной гостиной. Знаете, могу поклясться — я слышал его.

— Что вы имеете в виду?

— Мне казалось, что я слышал, как посреди ночи кто-то заиграл на клавикордах. Это было бесподобно и так, как только может представить себе воображение в полной темноте.

Сидония нерешительно ответила:

— Мне тоже показалось, что я слышу клавикорды, но я не была уверена, что это не сон.

Алексей отложил скрипку на сваленное в углу сено и подошел к ней поближе:

— Вы выглядели так трогательно, когда произнесли это.

— Как именно?

— Вы были похожи на беспомощную девочку! Идите сюда, я успокою вас.

Он обхватил ее руками и крепко прижал к своей груди, погружая в глубины своего расстегнутого пальто, приникая к ней всем телом. Где-то в глубине своего сознания, не затронутого вихрем чувств, Сидония знала, что ее борьба с совестью окончена, что она не прочь заняться любовью с Алексеем Орловым, хотя понимала, как смешно и неудобно будет выглядеть, если она станет его любовницей не где-нибудь, а именно здесь, в сарае, где некогда была устроена конюшня.

Алексей склонил голову и поцеловал ее — не тем дружеским шутливым поцелуем, какими они обменивались прежде, а долгим и страстным. Под его губами ее рот приоткрылся, и у обоих захватило дух от восторга. Опустив руки на ее бедра, Алексей прижал ее еще ближе.

— Я хочу тебя, — произнес он странно напряженным голосом.

— Прямо здесь?

— Почему бы и нет? Ты замерзла?

— Нет.

Безумие обрушилось на них, подобно волне, и, не желая раздеваться, Алексей опустил Сидонию на сено, склонившись к ней. Она протяжно вздохнула, когда ее одежда оказалась расстегнутой, и он грубо вошел в нее, как будто всю жизнь ждал этого момента и теперь никак не мог насытиться им. Ритм его движений был чудесным, удивительным и мощным, Сидонии он казался Царем-варваром, а она сама — маленькой рабыней-наложницей.

Стыд и чувство вины исчезли без следа, и Сидония позволила себе погрузиться в поток желания неистового юноши. Все продолжалось восхитительно долго, они любили друг друга, подобно изголодавшимся животным, радуясь чувствам, которые им удавалось возбуждать друг у друга. Внезапно Алексей остановился.

— Не хочу кончать слишком быстро.

Она улыбнулась ему:

— Ты так и не успел снять пальто…

— Я ничего не успел снять, но это неважно. Так даже лучше.

— Знаю.

Он вновь стал двигаться — сначала медленно, постепенно ускоряя темп. Глубоко внутри Сидония испытывала ни с чем не сравнимое чувственное удовольствие, которое начало расти, увлекая ее к вершинам незабываемого наслаждения.

— Нет, не надо! — воскликнула она, когда взрыв острого эротического блаженства заполнил все ее тело. Но Алексей не мог ответить, он изливался в нее, переполненный ощущениями.

— Боже мой! — вздохнул он, падая на сено рядом с ней. — Лучше этого у меня еще никогда не бывало. Ты удивительна.

— И ты, — ответила Сидония, придвигаясь к нему и чувствуя, как после приятного расслабления воспоминания о Финнане вновь начинают терзать ее.

— Может быть, повторим?

— Сейчас?

— Нет, сегодня ночью в постели. Достойно, как и положено взрослым людям.

— Разве сейчас мы были не похожи на взрослых?

— Это было просто божественно, — простонал Алексей и закрыл глаза.

Когда через полчаса они рука об руку появились в шато, то обнаружили, что Шанталь уже встала, а завтрак подан в одной из гостиных.

— Вы гуляли? — спросила хозяйка, понимающе окидывая взглядом их сияющие лица.

— Мы оба слишком плохо спали, — поспешно ответила Сидония. — Алексею показалось, что он слышит ваше музыкальное привидение, да и мне, по правде говоря, тоже.

— Может быть, — ответила Шанталь, — хотя, должна признаться, я сплю чутко. Не хотите ли кофе?

Выпив кофе с круассаном, Сидония отправилась помыться, а потом, одетая в брюки и пушистый свитер, переступила порог музыкальной гостиной. Она почти ожидала увидеть там все того же музыканта, седоволосого и моложавого, с обращенным к ней в профиль лицом, но гостиная была совершенно пуста, и ее спокойствие не нарушал ни единый признак непонятных явлений. Подняв крышку инструмента, Сидония присела к нему и попыталась вспомнить свой сон.