Это было настоящим откровением, подобным сну, ставшему явью: весенний Париж, несомненно, был самым прекрасным городом на земле. Для Сары, которая никогда прежде не бывала в столице Франции, упоительными казались сами уличные ароматы. Корзины цветов на площадях, запах теплого хлеба из булочных, влажные улицы — все создавало неповторимый аромат, который казался ей самой сущностью французской метрополии. И этот фамильный визит — ибо жена Банбери находилась в Париже вместе с сестрами Кэролайн и Луизой и своими двумя старшими племянниками Сте и Чарльзом Джеймсом, а также неугомонным другом последнего — был и приятным, и забавным. Ни одно из времяпрепровождений не казалось Саре лучшим, нежели прогулки в саду Тиволи, меньшем по размеру, чем Вокс-Холл, но куда более интересном, где можно было просидеть целый день, наблюдая, как мимо проходят элегантные мужчины, прекрасные дамы, уличные потаскушки и прачки, хлыщи и сплетники, беспокойно выставляя плечо вперед и пробиваясь через обычное дневное шествие.

— Разве это не прелесть? — обратилась Сара к Сте, и тот с энтузиазмом кивнул в ответ.

Теперь ему было уже двадцать лет, ибо Сте родился на пять дней раньше Сары, но, к сожалению, он не унаследовал ни одной фамильной черты со стороны своей тети. Сте выглядел поразительно похожим на мистера Фокса — грузным и широколицым. Однако в отличие от своего отца он был слегка глуховат и поэтому сторонился незнакомого общества, а в его характере уже в этом возрасте было заметно проявление некоторых слабостей.

По правде говоря, он родился азартным игроком, и уже в пятнадцать лет имел крупные долги. Но даже после того, как Сте великими усилиями удалось излечиться от привязанности к игорным столам, его любовь к хорошей одежде и лошадям продолжала разорять его и опять-таки вводить в долги. Сара бледнела при мысли о том, что могло случиться с ее старшим племянником, если бы не потворствующий ему во всем отец, до сих пор оплачивающий счета юноши. И тем не менее в характере Сте не было дурных черт — он был просто слаб. Он не мог устоять перед искушением, и это радовало его современников, которые могли видеть в его неудачах отражение своих собственных.

С другой стороны, Чарльз Джеймс развивался не по годам. В четырнадцать лет он был рабом моды, произведя однажды фурор, когда явился в театр с напудренными волосами, причесанными «в стиле голубиного крыла», как называли такую прическу французы. Он увлекался драматическими постановками в Холленд-Хаусе, в которых он ухитрялся играть свою роль и одновременно руководить другими актерами. Сейчас он испытывал муки ревности, поскольку Сара больше времени уделяла беседам со Сте, нежели с ним, и демонстрировал это, выказывая признаки дурного настроения, пока семейная группа сидела в саду Тиволи, ожидая начала фейерверка. Зная капризы племянника, Сара не обращала на него внимания, повернувшись к своим сестрам.

— Вероятно, по моему поведению трудно судить об этом, но я так скучаю по Сьюзен.

Лицо Кэролайн омрачилось — искусством мимики она владела с годами все лучше.

— По правде сказать, я тоже скучаю, хотя в жизни не осмелилась бы сказать это в присутствии ее отца.

— Ты считаешь, лорд Илчестер был бы в ужасе?

— Несомненно.

В жизни семьи Фоксов произошли великие перемены. Незадолго до брака Сары с Чарльзом Данбери Кэролайн была удостоена титула пэрессы и баронессы Холленд — это случилось в апреле 1762 года. Годом позже Генри Фокс также стал пэром: 16 апреля 1763 года ему был пожалован титул барона Холленда Фокели, Уилтшир, и его неистребимое тщеславие было наконец-то удовлетворено. Вспоминая о своем тайном браке с леди Кэролайн Леннокс и последующем скандале, новоиспеченный барон понимал, что свет в конце концов простил его. Но история обладает отвратительным обыкновением повторяться, и едва старый лис успел успокоиться, как неладное начало твориться с его племянницей.

Во время празднования Рождества 1763 года был устроен большой семейный сбор. К общему веселью присоединились приехавшие из Суффолка Сара и Чарльз Банбери, а также Сьюзен, покинувшая Сомерсетшир. Любительские спектакли в этот год устраивал Чарльз Джеймс, которому удалось нанять актера-профессионала на главную мужскую роль. Сара, которая многому успела научиться в браке, предоставила своему супругу свободу с его друзьями, а сама наслаждалась светской жизнью, флиртуя со всеми привлекательными мужчинами подряд и обнаруживая, как приятно вернуться вновь в Холленд-Хаус, хотя вначале она не ждала от этой поездки ничего хорошего. Ее супруг, достигший к тому времени двадцатитрехлетнего возраста и ставший еще более утонченным щеголем, первым обратил, внимание своей жены на странные события.

— Этот актер-ирландец весьма привлекателен.

— Уильям О’Брайен? Разумеется, с его-то влажными глазами и сияющей улыбкой!

Чарльз кивнул:

— Похоже, ваша подруга Сьюзен тоже так считает.

— Неужели?

— Да. И он, бедный глупец, тоже увлечен ею.

— Почему вы так говорите? Почему называете его глупцом за увлечение Сьюзен? Если вы предпочитаете компанию мужчин обществу своей жены, это не значит, что каждый должен следовать вашему примеру.

Тонкий и высокий Чарльз горделиво выпрямился:

— На что вы намекаете, Сара?

— Ни на что, — ответила она. — Ровным счетом ни на что.

Ибо, хотя она и впрямь была предоставлена самой себе, пока Чарльз развлекался с закадычными приятелями — любителями скачек, какая жена могла бы пожаловаться на это? Брак превратился для нее в скучную повинность, чего Сара никак не могла ожидать, но в остальном жизнь ее устраивала.

Однако Чарльз Банбери был прав. Наблюдая за Сьюзен и Уильямом О’Брайеном, каждый мог бы признать, что они сильно увлечены друг другом. Кэролайн и Генри Фокс замечали очевидную влюбленность своей племянницы и равным образом вспыхнувшие чувства О’Брайена, но, утешались мыслью, что после окончания Двенадцатой ночи красавец-ирландец уедет. Однако они, сами некогда довольно умно вводившие в заблуждение родителей Кэролайн, на этот раз просчитались. Наступил новый, 1764 год, а влюбленные продолжали встречаться — совершенно тайно, но тем не менее постоянно.