Герцог де Лозан оказался верным своему слову. Выполнив свой долг при дворе, расставшись с маленькой содержанкой, он отплыл в Англию в середине февраля и по прибытии в Лондон представился французскому послу графу де Герши. Однако бомонд ему не удалось обмануть. Мадам де Деффан вместе с Горацием Уолполом, которые поддерживали постоянную переписку друг с другом, уже оповестили весь город о том, что причиной приезда герцога явилась его любовь к леди Саре Банбери и что приемы у посла и церемонии представления задуманы только для того, чтобы замаскировать настоящие намерения Лозана. И действительно, когда официальная часть визита герцога наконец окончилась, он пропал в Суффолке в качестве гостя сэра Чарльза Банбери и его жены.
— Что за дьявольскую, игру ведет ее муж? — удивлялась леди Диана Спенсер, которая вышла замуж за виконта Болинброка в 1757 году, а теперь, десять лет спустя, приступила к длительному процессу развода с ним.
— Кто знает! — отвечала ей леди Мэри Коук, считающаяся в свете осой с самым большим жалом.
— Он производит впечатление туповатого человека. Кажется, он даже не понимает, что такая прелестная женщина, как Сара, может привлекать поклонников.
— Не понимает или не хочет понимать? Я убеждена, что такое положение на руку ему.
— Но почему?
— Вероятно, развлечения миледи отвлекают внимание от его собственных похождений, — многозначительно прищурившись, пояснила леди Мэри.
— А, так вот в чем дело!
— Да, но кто знает? Доказательств нет. Если же все обстоит иначе, значит, он просто глупец или надеется когда-нибудь отомстить за все амурные развлечения жены.
— Неплохой поворот!
Но, пока плясали досужие языки и приподнимались брови, сэр Чарльз Банбери продолжал пребывать в загадочном спокойствии. Проведя несколько дней в своем поместье, Бартоне, он объявил, что пресытился сельской жизнью и собирается вернуться в Лондон. Изумленно воззрившись на него, Сара не могла решить, что это — его полное равнодушие или ее случайная удача.
— Но тогда я останусь одна с герцогом, — протестующе напомнила она, почти надеясь, что Чарльз заметил отношение к ней Лозана и теперь что-нибудь предпримет.
— Я уверен, вы сможете развлечь его, дорогая, — отсутствующим тоном ответил ее супруг.
— Но на какое время вы собираетесь уехать?
— Точно еще не знаю, может быть, на две-три недели. Все будет зависеть от того, как пройдут мои встречи, — неопределенно пояснил Чарльз, и Саре пришлось удовлетвориться этим туманным намеком.
Однако любовное похождение в доме, полном преданных хозяину слуг, было не таким легким делом, каким могло показаться. В течение нескольких ночей необходимость скрываться и прятаться изводила хозяйку дома и ее будущего любовника.
— Почему бы мне не пройти в вашу комнату, когда все уснут? — наконец предложил герцог, понижая голос, несмотря на то что они гуляли в саду.
— Попробуйте. Но вы должны быть очень осторожны. Если нас разоблачат, все погибло.
— В самом деле? — иронически переспросил герцог. — Ваш муж не мог не заметить, как я жажду вас. Неужели он надеется, что мы устоим перед подобным искушением?
— Не знаю, не знаю, — в смущении пробормотала Сара. — Признаюсь, все это кажется мне очень странным.
— Действительно, его поведение необъяснимо. Но, какими бы ни были замыслы Банбери, я не могу больше ждать. Сегодня я буду у вас.
Как это все удивительно, думала Сара, лежа в постели и глядя в окно на луну, она пылает чувствами к Арману, но все еще пугается плотской связи с ним. Почему бы ее чувственной натуре просто не позволить ей пасть в объятия любимого мужчины и не терзаться сомнениями? Но что-то продолжало удерживать ее от решительного шага.
«О Боже, — встрепенулась она, услышав осторожные шаги в коридоре и видя, как медленно приоткрывается дверь ее спальни. — Позволь мне сегодня быть смелой, хотя бы раз позабыть о своей щепетильности!»
Но ее мольба так и не была услышана.
Сидя в саду под бледным февральским солнцем, Сидония читала опубликованную автобиографию Лозана и не могла сдержать улыбку при эпизоде, в котором рассказывалось, как Сара Банбери попыталась забыть о своих тревогах.
«Наконец, однажды вечером она сказала мне, что я могу прийти к ней в комнату, когда все слуги уже будут спать, Я предвкушал этот долгожданный момент с совершенным нетерпением. Я нашел ее лежащей в постели и предположил, что могу позволить себе маленькие вольности. Но она казалась такой оскорбленной и возмущенной этим, что я не стал настаивать. Однако она позволила мне лечь рядом, потребовав вести себя сдержанно и пристойно — меня едва не убили эти слова. Эта очаровательная пытка продолжалась несколько ночей. Я уже потерял всякую надежду, когда однажды, со всем пылом юности обняв меня, она удовлетворила все мои желания».
— Бедный старый Лозан! — сказала Сидония коту, который следил за птицей, нервно подрагивая хвостом. — Она играла с ним! Но он так напутал меня в Париже, что я не испытываю ни малейшей жалости.
Шрам на ее лбу — там, где наложили шов, — постепенно зарастал, но воспоминания о невероятном обмороке в старинном доме еще жили в ней. Все подробности этого путешествия, странные события в Шато-де-Сидре и экзотическое любовное приключение, которое началось в морозное январское утро, со временем становились все более отчетливыми.
Однако Сидония еще ухитрялась находить в себе силы прогонять мысли о том, что вызвало, судя по статьям французских газет, такой удивительный интерес к ее исполнению. Пока она была за границей, Род оставил на ее автоответчике шестнадцать сообщений — все они были бурными и переполненными энтузиазмом.
«Жду тебя на ленч», — повторялось в нескольких из сообщений.
Сидония позвонила Роду в понедельник утром, после отъезда Алексея.
— Я только что вернулась, — солгала она. — Когда мы можем увидеться?
— Сейчас, немедленно. Прими поздравления, крошка Сид! На этот раз ты была просто молодцом. Что такое с тобой стряслось?
— Расскажу при встрече. Как насчет завтрашнего дня?
