Эрвин говорит, а у меня сердце с ритма сбивается.

— То, что найти не могу? Бывает.

— У тебя глаза грустные, улыбаешься, а внутри, словно печаль застыла. Я прав, в душе ты… плачешь?

Мне трудно дышать, спазм сдавил горло, стараюсь сдержать слёзы, поэтому дышу поверхностно и часто, жду, когда приступ пройдёт, и я смогу говорить.

— Однажды происходят события, которые сбивают тебя с ног, как ураган, и даже не меняют жизнь, а ломают её полностью и бесповоротно. И в той точке невозврата ты оказываешься один, абсолютно один. И никто в целом мире не может помочь тебе. Ты стоишь в пустоте и отчаянии, потеряв все ориентиры. Нет плана, нет дороги, нет понимания, что делать и зачем вообще жить. Есть только маленькая искорка — надежда. Она даёт силы идти, просто идти, двигаться в неизвестном направлении.

— Ты смогла выйти из точки невозврата?

— Да. Сейчас я здесь, в этом прекрасном месте. И мне хорошо… рядом с тобой.

Я поднимаюсь. Эрвин делает шаг, и ещё шаг, и ещё по направлению ко мне, замирает так близко, что я вижу капельку пота, которая катится по его виску. Он нервничает, не решаясь сделать последний шаг и сократить дистанцию.

— Я хотел признаться, но не смог сразу, ты меня опередила. Это какая-то магия, но рядом с тобой мне легче, я вижу смысл, чувствую, что можно быть самим собой, ты поймёшь и не осудишь, — дыхание Эрвина сбивается с ритма. — Можно обнять тебя?

— Обними.

Эрвин бережно закутывает меня в свои руки, моя голова опускается на его плечо. Мы стоим долго, долго, пока тишина и спокойствие не заполняют наши сердца.

— Соня, твоё имя звучит как разговор листвы с ветром, — Эрвин касается моих прядей.

— А твоё, — напоминает мне капель с крыши. Эр-вин, Эр-вин, — пробую слово на вкус, перекатываю на языке, смакую его. — И… капельку мёда на губах.

— Это ты снилась мне ночами. И я... всё время шел к тебе, протягивал руки, беззвучно звал тебя, потому что не знал имени, а ты исчезала. Четыре месяца я жил как в дурмане, потому что не мог приблизиться к тебе.

С этими словами Эрвин наклоняется, медленно приближает своё лицо и дарит самый прекрасный поцелуй в моей жизни. Капля мёда тает у меня на языке, и я замираю, потому что в этот миг всё синхронизируется в идеальном равновесии, ощущение глобальной гармонии мира накрывает с головой, а на горизонте появляется маленькая точка, которую я вижу с закрытыми глазами.

Горыныч, мощно работая крыльями, летел прямиком к нам. Я разорвала объятия и заплакала. От счастья. Мой дракон, который выбрал меня своей истинной наездницей, чувствовал меня на уровне рефлексов, понимал, слышал и любил. Он научил меня безоговорочно доверять ему, потому что не мог ошибиться, когда нёс меня на спине, его всегда вела любовь и забота обо мне. Слёзы не позволяли четко видеть, размывали контур Горыныча, я не могла сдерживаться и зашмыгала носом, когда он приземлился рядом с нами.

Я протянула руку, захотелось почесать за ухом, провести ладонью по серебристой чешуе, которая блестела на солнце. Горыныч шагнул навстречу, наклонив голову, ожидая ласки.

— Стой!

Взволнованный голос Эрвина.

— Не подходи к нему. Ты не знаешь дракона.

У Горыныча долгий рокочущий рык при закрытой пасти. Для тех, кто не знал дракона, это могло означать, что он готовиться к нападению. Эрвин одним прыжком оказался передо мной, закрыв спиной от Горыныча.

— Назад! Пошёл вон! Уйди!

Дракон вытянул шею к Эрвину, скрипнул зубами и рявкнул во всю мощь глотки в лицо Вышневу.

— С-ц-о-на! С-ц-о-на!

Поднял рык до неимоверной высоты.

— Р-р-д-а! Р-р-д-а!

Воздушная струя из пасти дракона — мощный толчок Вселенной, сбивает Эрвина с ног, он валится прямо на меня и роняет, как кеглю. В первое мгновение мне кажется, что Вышнев потерял сознание, я заглядываю ему в лицо, он дышит прерывисто, словно перед смертью хватает воздух ртом, а глаза закрыты.

Горыныч замолкает, явно довольный результатом, вглядывается в наш эффект домино, и, склонив голову к парню, проводит шершавым языком от подбородка до лба. У меня приступ смеха, Эрвин открывает глаза, отталкивает наглую морду дракона, и смотрит на меня снизу вверх.

— Соня, — шепчет. — Я вспомнил.

Над нами грохочут крылья. Гром как смерч пролетает над нами.

— Да! — кричит Добромир. — Да!

Гром ракетой взмывает в небо. На нас падают с высоты Яго и Дюк. Идепиусы что-то орут, размахивая руками, проносятся мимо.

— Что с ними? — Эрвин смотрит, выпучив глаза, — что случилось?

— То же, что с тобой после спуска с Великой Вершины.

— Озеро освободило их от боли?

— Озеро лишь подтолкнуло к осознанию. Они сами освободили себя.

Ледяное озеро смыло все ограничения у первых испытателей — моих друзей, а потом последовал фейерверк знаний других верховенцев. Истина оказалась проста и доступна. Ничего нет извне. Источник внутри каждого из нас. Сила тысячи молний заключена в нашем сознании, в наших мыслях и наших сердцах. Вся надуманная боль, тысячелетиями держащая людей в темноте, растворяется в свете Источника, и никто, кроме нас не властен над нашей свободной волей. За один взмах ресниц многие и многие верховенцы справились с эффектом снижения. Некоторым пришлось идти не так быстро к результату, но пример тех, кто справился, вдохновлял и заставлял вставать на путь свободы.

Я подумывала открыть походы во Мглу для тех, кто хочет разобраться со своими страхами. Только собственные тревоги, беспокойства и душевные смятения перед опасностью, бедой, боязнь не произошедшего, но предполагаемого, могут своим шумом заглушить чистый голос Источника.

Высотомер теперь не предсказывал границы страданий, как я это называю. Он главный лекарь и утешитель, чему всегда и был предназначен.

Карательный орган — Совет Меры распустили за ненадобностью. Ильза Раструб, Верг Хоржак и их соратники затерялись на просторах Верховии. Тирольду Активному пришлось уйти со своего поста, и теперь Совет старейшин Верховии возглавляет Бажен Светозаров, иногда доводя до белого каления старейшин своей вьедливостью.

Эрвин разобрался ещё с одной тайной, которую я не захотела озвучивать на Высотомере. Прямое обращение к себе, привело к правильному ответу. Добромир Светозаров был ему братом по отцу. Никто не захотел нарушать установленное негласное равновесие, озвучить то, что было известно всем причастным к этому событию.

Отношение Эрвина к Добромиру изменилось. Я удивлялась тому, что Вышнев раньше не замечал, терпеливого, по-братски снисходительного отношения чемпиона к нему. У братьев имелись серьёзные причины для молчания, потому что в том, что случилось, были замешаны их родители.

Мечислав официально расторг брак с Ритой и женился на Авивии. Мы часто навещаем их в Дроме или Башне Ветров. Мы живём в лесной избушке, в которой по-настоящему началась наша история. Наверное, купим дом в Межгорье, поближе к нашей команде. Асанна разрывается между тренировками на Яго, бока которого иногда охаживает каюром, и целительством. Ларри тоже до конца не определился. Он то гонщик, то путешественник, то философ, погруженный в думы, которые по ночам выплёскивает на бумагу.

Я примерно раз в неделю посещаю ведьму. Мара у меня под бдительным контролем, хотя сама она считает это блажью. Кругляши до сих пор не часто наведываются к Маре, боясь, скорей по привычке сглаза — приступов острого поноса, за криво изложенную просьбу или неуважительный взгляд. Сегодня у меня есть одно незавершенное дело, и одна невысказанная благодарность.

Около костра я появляюсь внезапно. Таиться от Мары нет смысла. Ведьма сидит так, словно ждёт меня.

— Привет, бабушка.

Ведьма не была бы сама собой, если бы язвительно не хмыкнула.

— Здравствуй, внученька.

Я ставлю на землю корзину с припасами — гостинцы, которые мы обычно собираем вместе с Эрвином.