В очертаниях знакомых предметов постоянно проступали иные контуры. Поваринск превращался в Верховию, я как будто попадала в кино и бродила в знакомо-незнакомых декорациях. Иногда пугала маму странными верховенскими словами, случайными фразами, слетавшими с языка. Мама стала задумчиво на меня поглядывать, втягивать в разговоры и домашние дела, отправлять на дачу с бабушкой. Моя любимая мама всячески пыталась меня расшевелить, но апатия не отступала.

Ночи совершенно выматывали меня. Каждый раз, просыпаясь в слезах, я не могла вспомнить, что мне снилось. Я стала бояться ночей, терзая себя пустым бдением в компьютере, просмотром лент новостей и сериалов. Прогрессировало раздвоение. Глаза передавали мозгу одну информацию, а он обрабатывал и выдавал другую. Сопротивляться становилось всё трудней. Совершенно измученная, я сдалась.

***

В одну из таких мучительных ночей приснилась ведьма, я четко увидела её. Она стояла, полуобернувшись ко мне, молча напряженно смотрела в мою сторону. Ведьмы не снятся к плохой погоде. Ведьмы снятся к плохому настроению. Маета, которую навеял приход ведьмы, только усилилась.

На следующую ночь приснился Зарх. Он уходил по лесной тропинке, а я кинулась его догонять. Проснулась от того, что свалилась с кровати. Было утро, в комнату сквозь шторы проникал свет. Летом рано светает. Я смотрела на свет, а видела тропинку, по которой шагал Зарх. Раз он позвал, а то, что позвал, я не сомневалась, значит, пора принимать решение.

Правда не есть то, что видишь глазами. Логика, за которую я держалась, не помогла. В Верховии я смогла подняться по лестнице над пропастью, потому что Зарх сказал, что это возможно. В тот момент я перестала держаться за конструкцию, созданную умом.

Пытаясь представить лицо Зарха, я потянулась к нему, желая увидеть в выцветших глазах ответ. Если ты перестанешь верить тому, что видишь, ты создашь любую форму. Когда-то я почувствовала себя всемогущей. И в тот момент ею стала. Я снова смогу найти ответ и сделаю это. Воспоминания вернули меня в то место и в то время на краю пропасти. Мой танец на каменных ступенях, ветер, взметнувший волосы, восторг от того, что могу взбираться в пустоте над ущельем. Для кого-то это была пустота, для меня совершенно реальная лестнице. Почему я забыла об этом?

Не затем я узнала Верховию, не для того она поделилась со мной силой и мудростью, чтобы я страдала от бессилия и жалости к себе. В родном мире я определила себя слабой и стала такой. Неужели, для того, чтобы понять, что моя сила всегда со мной, требуется попасть в другой мир.

В Поваринске я чувствовала себя никчемной букашкой, которую ветром носит туда-сюда. Я трусливо спряталась от собственной жизни, ограничила себя, подрезала крылья, воздвигла неприступные стены и посадила в заточение. Но ведь я не изменилась! В Верховии я привыкла совсем к другим скоростям, мне ли бояться аварий. Моя сила осталась со мной.

Я сложила в рюкзачок немного вещей, на прощание погладила Барсика, и сделала шаг навстречу себе.

В сумерках я приблизилась к лачуге ведьмы. Она сидела у еле тлеющего костра, помешивая в котелке деревянной ложкой с длинной ручкой очередную отраву, судя по запаху. Из котелка валил густой пар. Ступая неслышно, я подошла и села напротив. Убежав в родной мир, я стала слаба и уязвима, лишила себя права жить так, как хочу. Тогда, но не сейчас.

— Явилась, — проворчала Мара, — бродяжка.

Она бросила горсть серого порошка в котелок, и пар приобрёл фиолетовый оттенок.

— Звала?

Мой голос не вибрировал, не дрожал, я не заикалась и не заискивала. Я вернула себе уверенность, и теперь разговаривала с ведьмой, как равной себе. Она оценила это, растянув губы в кривоватой усмешке.

— Тебя выбрал цветок, — ведьма ответила после недолгого молчания так, словно, снизошла до меня ведьма,

— Кругляши в безопасности, я выполнила свою миссию, — буркнула я.

— Ничего не закончилось. Не смей уходить!

Кажется, мы дошли до того места, где слова не имели значения. Ведьма вцепилась в меня взглядом паучихи, потянула из головы нить-мыслеформу. Она препарировала, вскрывала черепную коробку, но пронзительный взгляд старухи не пугал меня, как и её жесткий поводок.

— Я готова. Что надо сделать?

Замолкал лес, тихо потрескивали догорающие поленья, широкая полоса тёмного дыма тянулась ко мне, как живая. Незнакомый запах не смущал, я полностью расслабилась, сидя с прямой спиной, закрыла глаза. Снаружи, как и внутри, становилось всё тише. Накрыло безмятежное спокойствие. Через меня струились потоки видений, текло время, тело превратилось в энергетический сгусток, маленькие разряды короткими иголочками бегали по ногам, рукам, скапливались на спине. Концентрация внимания ушла вглубь. В этот момент ведьма нарушила молчание.

—Ты пойдёшь во Мглу. У Мглы много кошмаров. Но все они твои. Твои собственные. Открой свой разум и очисти его от всех мыслей, которые могут тебя обмануть.

Короткое напутствие ведьмы. Она нянчиться не будет. Бросит в холодную воду как утюг и прикажет, плыви, если хочешь жить.

— Не дай себя обмануть, — то ли послышалось, то ли почудилось, когда темнота окутала со всех сторон.

Показалось, что голос из мрака произнес, вбрасывая меня на игровое поле: «На объекте в квадрате шестьдесят пять — двенадцать произошли структурные изменения пространства».

Всё преобразилось, хотя я с места не сошла.

Исчезла лачуга, костер, дубовая колода, лес отодвинулся метров за триста от меня. Я стояла на краю поля, очертания которого терялись вдали. Низко над самой головой светила в дымке луна, освещая пустырь. Про какую мглу толковала ведьма? Воздух прозрачен и чист, вокруг никого, тихо и безмятежно. Оглядевшись, я решила идти к лесу. Найду тропинку, надо же куда-то двигаться, и неторопливо зашагала в выбранном направлении, издалека ощущая призывный аромат хвои.

Несколько шагов дались легко. А потом, сумерки, туман, мгла, неизвестно откуда взявшаяся на пути, заволокла поле. Я не видела ничего даже на уровне вытянутой руки. В любом случае, ориентир выбран, я шла к нему. Почему-то это казалось правильным. Трава была невысокой, идти было легко. Стараясь освободить сознание от мыслей, я шла и шла, туман стал слегка редеть, а потом обзор и вовсе улучшился. Шаги, послышавшиеся невдалеке, заставили меня остановиться. Кто-то приближался ко мне.

Из тумана показалась мама в темном платье в черном платке, закрывавшим волосы. Мама прямиком двинулась ко мне, застывшей в оцепенении.

— Бабушка умерла, у неё случился сердечный приступ.

***

Мама смотрела на меня глазами полными боли.

— Почему ты не пришла?

В голове роем взвились мысли. Прошло всего несколько часов, как я покинула родной дом. Бабушка осталась в полном здравии, мама не могла очутиться в Верховии. Но мама стояла рядом, её скорбное лицо говорило больше, чем слова.

— Бабушка звала тебя, — с горьким укором произнесла мама, и у меня кольнуло сердце. Чувство вины взвыло сиреной, когда я шагнула к ней.

— И Барсик пропал, — добавила она, — ты ушла, и он исчез. Выпрыгнул погулять и не вернулся.

Барсик? Не может быть! Он никогда не прыгал из окна, просто лежал на форточке или на подоконнике у открытой створки.

— Он тосковал. Как ты могла бросить нас? Сбежала! — интонация мамы была неестественной. Казалось, еще минута и она начнёт заламывать руки и подвывать, как это принято делать в деревне на похоронах у родни. Похороны — это так страшно.

Я, действительно, всегда боялась смерти бабушки, иногда днём, когда она засыпала на диване, прислушивалась к её глубокому старческому дыханию, замирая в страхе, что следующий вдох может не случится. Всегда боялась, что когда-нибудь придётся стоять у гроба, смотреть на желтое восковое лицо родного человека, прикасаться в прощальном поцелуе к повязке на лбу и думала, как бы этого избежать.

Да, я боялась этого!