— Со бдой всё хорошо, — отвечает сильно побледневший Андраник. Он наконец делает усилие, принуждая себя не смотреть на обгоревшую кисть, и переключает внимание на шарф, сматывая его и попутно отряхивая от снега.

— Вот, возьми, — возвращает он вещь Тилли. — И я хотел попросить... после всего, что мы пережили, не нужно говорить мне «вы, принц Андраник»...

— Кстати о том, что мы пережили, — вклинивается Гилберт в эту трогательную беседу и протягивает Андранику свободную руку ладонью вверх. — Талисман!

Прикусив губы, Андраник шарит в кармане, вынимает оттуда талисман и с виноватым видом кладёт его на ладонь Гилберта.

— Теперь рассказывай, — строго говорит тот.

— Мне не спалось из-за пдостуды, — шмыгает Андраник, — и я подумал, чдо могу расчищать путь, пока вы спите. Я тихонько вынул талисман, отошёл, разжёг факел — апчхи! — и увидед, что впереди всё заросло корнями. Я хотел пдиподнять потолок, взялся за корни, сделал усилие, а вместо эдого пдовалился пол.

— Какая замечательная мысль — приподнять потолок! — едко замечает Гилберт. — Учитывая, что над корнями, что очевидно, растут старые деревья. Какой ты умница, а ещё и про камни мне наврал.

Андраник съёживается от стыда. Тилли кладёт руку ему на спину, выражая поддержку, и гневно сводит брови, но не решается возражать Гилберту. И впрямь, возразить-то нечего.

— Ну что ж, — в порыве великодушия заявляю я, стуча зубами от холода. — Все мы совершаем ошибки.

На этом запас моего великодушия иссякает, и я прибавляю:

— Но только Андраник — такие идиотские!

— Я бы поспорил, — хмыкает Гилберт, — однако время для беседы сейчас не самое удачное. Нам нужно двигаться.

В этом он прав. Хотя сам он, похоже, не особенно мёрзнет, но я ужасно страдаю, и мои зубы выбивают дробь. Тилли с Андраником повезло больше — у них остались и плащи, и шарфы.

— Что ж, идём туда, — решительно говорит Гилберт, указывая направление рукой Рэналфа.

— Почему туда? — с сомнением в голосе спрашивает Тилли.

— Заметил там что-то похожее на дым, — поясняет мой друг.

Зажав талисман в ладони, он бредёт вперёд, прокладывая нам путь. Дрожа всем телом, я иду за ним следом, пытаясь увидеть дым в той стороне, однако ничего подобного так и не наблюдаю.

— Сильвер, возьми мой шарф!

Тилли останавливает меня и старательно укутывает, хотя помогает это не очень-то.

— И мой, — нехотя говорит Андраник.

Он накидывает свой шарф мне на шею и крепко затягивает, будто пытается задушить. Наверняка он и не собирался быть таким добрым, но после того, что сделала Тилли, ему было бы неловко остаться в стороне.

— Спасибо, — громко говорю я, а затем шепчу так, чтобы слышал один Андраник:

— Не очень-то мне нужен твой сопливый шарф!

Он вспыхивает и отходит. Тилли к этому моменту уже ушла вперёд, потому я теперь плетусь в самом конце и не сразу понимаю, что происходит, когда идущие передо мной вдруг останавливаются.

— Что там такое? — любопытствует Тилли. — Ты чего застыл, увидел что-то?

— Увидел, — странным голосом отвечает ей Гилберт. — Отойдите-ка назад на всякий случай, но без резких движений.

— Ой, — говорит Андраник.

— Д-да что там т-такое? — спрашиваю я, потирая ладони друг о друга и дуя на них в безуспешной попытке согреть.

— Я т-точно не соб-бираюсь д-делать н-ни шагу назад, ин-наче околею от холода!

И я заглядываю вперёд через плечо Андраника, что сделать несложно, поскольку он ниже меня.

Сперва я замечаю какие-то тёмные пятна на снегу впереди, затем вижу, что пятна эти чуть пошевелились. Наконец я понимаю, что перед нами стоит крупный зверь, подобных которому мне встречать не доводилось.

Он размером с большую собаку, но это не волк и не пёс. Морда напоминает кошачью, но глаза необычного для кошек цвета, серебристо-белые. Густая шерсть то ли светлая, то ли зверь извалялся в снегу, лишь кое-где сквозь белое проступают тёмные пятна.

Кончик длинного пушистого хвоста подрагивает. Зверь пристально глядит на нас, припав на передние лапы, и, кажется, собирается прыгнуть.

— Мне кто-то скажет, в чём дело? — возмущается Тилли. — Ничего не вижу!

Она стягивает с носа очки, разглядывает стёкла, дышит на них и протирает краем плаща. Затем водружает очки на нос.

Зверь негромко рычит и ещё сильнее прижимается грудью к земле, но пока не двигается с места.

— Почему вы ещё тут? — шипит Гилберт, оглядываясь на нас. — Отступайте назад! С этим я легко справлюсь, но вы будете только мешать.

— С чем справишься? — всё так же не понимает Тилли. — Если бы только ты знал, до чего меня раздражает, когда все говорят о чём-то, чего я не вижу! Ещё из-за этой белизны какие-то пятна стоят перед глазами! Что там — обвал, разбойничья засада, призраки, ожившие снежные бабы? Наши злые двойники? Вражеский флот? Что?

Она краснеет от возмущения и размахивает руками так сильно, что едва не попадает в лицо Андранику, некстати решившему оттянуть её в сторону.

Зверь настораживается при громких звуках голоса, прижимает маленькие круглые уши, а затем одним изящным прыжком поворачивает назад и скрывается из виду.

— Т-там был какой-то зверь, — поясняет Андраник. — Кажедся, ты его спугнула.

Затем он пытается вытереть нос шарфом и понимает, что его шарф теперь у меня. Несколько мгновений мы с Андраником недовольно глядим друг на друга.

— Что за зверь-то? — всё ещё сердито спрашивает Тилли. — Горный козёл?

— Похож на хищника, — отвечает ей Гилберт, оглядывая окрестности из-под руки. — Я раньше не то что не видел — даже не читал о подобных. Нам стоит проявить осторожность и двигаться тихо, чтобы не пропустить нападение. Этот зверь был почти незаметен в сугробе, я мог подойти вплотную и ничего не сообразить, если бы только он не шевельнулся.

— Н-надеюсь, с королевой Нелой всё в порядке в таком опасном месте, — дрожащим голосом произносит Андраник. — Что-то бде не по себе, а-апчхи!

А вот я, в отличие от остальных, уже не могу думать ни о чём кроме того, как же мне ужасно холодно. Ноги до колена превратились в бесчувственные куски льда, пальцы прежде болели, а сейчас я не ощущаю и их. Даже глаза у меня, кажется, замёрзли, а когда моргаю, перед ними встаёт красная пелена.

— Думаю, опасность миновала, — говорит Гилберт, но в голосе его мне слышится тревога. — Давайте-ка пошевеливаться.

Мы проходим шагов двадцать, может, тридцать, и вдруг неожиданно поднимается ветер, а с неба начинает сыпать снег. Становится хуже, чем в густом тумане, и я не вижу кончиков пальцев, когда вытягиваю руку перед собой.

— Нужно остановиться! — звучит голос Гилберта так глухо, будто сквозь подушку. — Иначе собьёмся с пути и замёрзнем!

Был бы ещё он здесь, этот путь.

Мы опускаемся в снег плечом к плечу. Гилберт тянет с меня одеревеневший шарф и растягивает его над нашими головами, чтобы хоть немного защититься от залетающих в нос и бьющих в лицо острых, точно булавки, снежинок.

— Самое время что-нибудь наколдовать! — заявляет Тилли, роясь в своём саквояже. — Глядите, я нашла варежку. Нужна кому-нибудь одинокая варежка?

Желающих не находится, и Тилли надевает её себе на левую руку, а затем пытается поместить туда же и правую.

— Я могу попробовать превратить вас в каких-нибудь зверей, — предлагает Гилберт. — В кого-то, кто не боится холода и хищников. Может быть, в волков?