— Вам чего? — с недоумением вопросил мужик в ярко-красном, каком-то женском халате.

Мы смерили его взглядами. Мужик, как-то явно напрягаясь, изучал взглядом нас.

— Человечка одного проклясть хотим, — сказал я. — Посоветовали к вам обратиться.

— Проклясть? — Мужик изумился вполне натурально. — Это как же, простите…

— А надоел он нам, — подключилась Земляна. — Корова у него лучше всех в деревне доится. А уж какая картошка растёт!

— Ага, точно, — кивнул Захар. — Со свету его, негодяя, сжить хотим. Можно на него домовика или там кикимору какую напустить? Чтоб знал, собака, как честных людей гневить.

— Да идите вы! — крикнул мужик и попытался закрыть дверь.

Наивный.

Земляна пинком распахнула дверь настежь. Попутно зарядила мужику по носу. Тот отшатнулся в глубину квартиры. Мы, расценив это как приглашение, вошли.

Я огляделся. Прихожей, по сути, не было. Сразу после двери начиналась большая комната. По обстановке — как будто ничего особенного, наводящего на мысли о колдовстве и тварях. Стол, стулья, оттоманка, красный ковёр на полу. Обивка на стульях, к слову, тоже красная. И — да, жилище определённо классом повыше, чем у Андрея Михайловича.

Не обнаружив ничего подозрительного в первой комнате, я пошёл ко второй.

— Да кто вы такие? — заверещал мужик. — Я знать не знаю ни о каких проклятиях!

— Следите за ним, — бросил я через плечо.

И толкнул дверь. Остановился на пороге и сказал:

— Ага.

Жизнь, конечно, всегда найдёт, чем удивить. Например, висящим вниз головой голым мужиком. Руки у него были связаны за спиной, ноги тоже связаны. Висел он на крюке, вбитом в потолок. Может, для люстры, а может, для чего-то ещё. Рот мужику затыкала плотно свёрнутая тряпка.

Увидев меня, мужик вытаращил глаза и замычал.

— Чего там? — крикнула Земляна.

— Да не пойму пока. То ли насилие над личностью, то ли прогрессивные европейские веяния.

— Чего⁈

— Держите этого мудака, говорю! Разбираюсь.

Голый мужик начал выразительно раскачиваться. Он отчаянно пытался домычать до меня какую-то мысль, даже прослезился.

Рядом с ним стоял журнальный столик, на котором в безупречном порядке расположились скальпели, какие-то пилки, прочий хирургический скарб. На теле мужика уже виднелось несколько порезов.

Я подошёл и выдернул кляп.

— Здравствуйте.

— А? Спасите меня!

— Ну конечно, я ради того сюда и пришёл.

— Он сумасшедший! Он убить меня хочет!

— Знакомый?

— А? Нет! Впервые его увидел! Постучался, вошёл и… По голове меня огрел, когда я отвернулся.

— Экий негодяй. А проклятия вы накладываете?

— А? К… Какие проклятия?

— Ну, мне проклясть нужно кое-кого. Категорически необходимо.

— А… Я, это… Договоримся. Скидку сделаю. Нет — бесплатно всё сделаю! Только спасите меня от этого… Этого…

— Сам делаешь?

— А?

— Да чего ты всё «акаешь»? Глухой, что ли? Проклятья, говорю, сам накладываешь?

— А, да. Сам, всё сам. Обладаю магической силою.

— А чего ж ты своей магической силою спастись не можешь?

— Н-н-не могу. Сила не та.

— Только под проклятия расчитана?

— А? Н-нет, ещё порчу могу.

— Портить я и сам могу. Троекурову как отчитываешься?

— А⁈ — совершенно обалдел пленник.

— Бэ. Повторяю вопрос: как отчитываешься Троекурову?

Вот теперь до него дошло, что он ухитрился попасть из огня да в полымя.

— Ка-а-акому Троекурову?

— А их много, что ли, разных в твоей жизни? Ну, начни с какого-нибудь одного. Там, дальше, посмотрим, как пойдёт.

— Я ничего не знаю!

— Ну, я пошёл тогда.

— Нет!

— На вопрос отвечай.

— Он сам меня находит!

Опять двадцать пять. Осторожный сукин сын… Как же мне под тебя подкопаться-то? Не, я помню, что по плану ты у меня после чёрта. Но с чёртом-то уже скоро разберёмся, надо наперёд думать потихоньку.

— Где находит?

— Да где захочет — там и находит. На улице. В кабаке. Иногда я дома, а он под окном зовёт.

— Прям под окном?

— А? Да!

— С гитарой? Серенаду поёт?

— Нет! Он не голосом зовёт. Вернее, голосом, но голос как бы в голове.

Н-да. Если уж мужика до такой степени заморочили, что он голоса в голове слышит, значит, тут уже реально бороться не за что. В качестве двойного агента не используешь. Ну и ладно. У меня уже есть один двойной агент. После чёрта — с него и начну.

— Оправдываешь-то себя чем? — задал я ещё один вопрос для проформы.

— А⁈

— Ну, ты людям жизнь портишь, у кого-то вообще отбираешь. Чем себя оправдываешь?

— Я не виноват!

— Это понятно. А почему?

— Он меня заставил!

— Троекуров?

— А? Да! Я тогда пьяный под Рождество на улице уснул. Обморозился. В больничке хотели ноги отнять. А тут — он. Вылечил. Взамен ему служу.

— Ну, ты же сам так выбрал?

— А кто б не выбрал⁈

— Ладно. Силу он тебе как передал? Как это вообще выглядело?

— А?.. Н-не знаю, появилась вдруг сила…

Как-то он неуверенно это сказал. Да к тому же и посмотрел куда-то в сторону. Коротко и почти незаметно. Но я-то внимательный.

Повернул голову, увидел шкаф наподобие книжного, без дверец, только с полками. На полках вместо книг прозябала всякая ерунда — какие-то фигурки, вазочки, плетёные салфеточки. Красоту себе наводил.

Среди всего этого выделялась только одна чего-то стоящая вещь — золотые часы на цепочке. Я подошёл и взял их.

— Это просто часы! — запротестовал повешенный.

— Угу.

— Они… Они мне от дедушки достались.

— Дедушку, случаем, не Троекуровым кличут?

— А? Нет!

В голосе подонка слышалась уже настоящая истерика.

Я открыл часы и улыбнулся.

Не часы это были. Вместо циферблата я увидел ровную золотую поверхность, испещрённую Знаками. Амулет.

Тут из большой комнаты донеслась какая-то возня.

— Погоди, не уходи никуда, — попросил я висящего хозяина квартиры.

Сунул кляп ему обратно в протестующий рот и вышел, пряча в карман находку. В крайнем случае — на переплавку пойдёт, если другого применения не отыщется.

— Ну чего тут у вас?

Мужик в красном халате лежал мордой вниз. Сверху на нём, удерживая руки, сидел Захар. А Земляна держала сзади отчаянно брыкающуюся брюнетку лет тридцати. Роста они были практически одинакового, но мышцы у Земляны явно были покрепче.

— Да уймись ты, пока по башке не приложила!

— Пусти! Пусти меня, негодяйка! Я всё равно ему кишки выпущу!

Я хлопнул в ладоши, привлекая к себе внимание. Брюнетка замерла, уставившись на меня, и вдруг заплакала. Обмякла. Не ожидавшая этого Земляна позволила ей стечь на пол.

— Что тут за комедия? Зрительская масса требует объяснений.

— Пустите! — прогудел мужик в халате. — Объясню всё.

— Захар, слезай. Не имей привычки на мужиках сидеть, некрасиво это, неэстетично.

Захар, что-то буркнув, поднялся. Следом встал мужик. Поправил халат — я успел заметить, что под халатом у него вполне обычная одежда.

— Эта сволочь, — мужик показал пальцем на вторую комнату, — Николая Семёныча Трубецкого извела.

— Кто такой?

— Хирург. Светило! Величайший человек, да на него все молились в больнице. Кроме одного… бездаря завистливого. Вот он и пришёл к этому. Тот и наложил какое-то проклятие, что за неделю человек в могилу сошёл. Понимаете?

— Понимаю. А вы в этой истории кто?

— Я — коллега Николая Семёныча и друг. А Дарья Дмитриевна — вдова его.

Мы все с сочувствием посмотрели на рыдающую на полу брюнетку.

— Самосуд, значит, устроили?

— А какой ещё суд? Ну какой⁈

— Охотничий!

— Ах, да не смешите вы меня! Что тем охотникам эта гнида? Он же не тварь, костей в нём золотых нет. Отмахиваются только.

Я выразительно посмотрел на Земляну — вот, мол, о чём только что говорили, помнишь? Земляна насупилась и отвернулась.