Закипающий гнев ударил огненной лавой в голову, Кирилл покачнулся. Если бы можно было выораться раненым лосем, как у Беловых! Но на отца это не действует, прошлый раз, когда сломалась гитара, стало только хуже. А руки сами собой сжались в кулаки, стало трудно дышать. Не помогло то, что галстук был снят ещё в машине. Впервые за два года Кирилл позволил себе это сделать такую вольность в присутствии отца, который даже дома носил костюм, правда, галстуки тоже снимал.

«Кир, послушай, пообещай мне не ссориться с отцом, — вспомнилась Настина просьба. — Если будет совсем плохо, расскажи, что ты чувствуешь, но не обвиняй, пожалуйста, не ссорься. Не бойся показаться смешным: это твои родители. Если не сразу, то позже они тебя поймут. Пожалуйста, Кир!» И он не мог не дать слово. Но сейчас плохо управляемая проклятая лава, словно в закрытом контейнере, бесновалась, требуя выхода. Или через гнев, или слёзы. Ни того, ни другого он себе позволить не мог: отец наблюдал за ним.

Откашлялся от першения, взглянул на часы — девятый. Ещё можно успеть до темноты к Беловым.

— Спасибо, но обойдусь как-нибудь, — он положил красную папку на столик, засунул руки в карманы, с хорошо разыгрываемым равнодушием прошёлся по комнате, потрогал картину с изображением римского цезаря. — У Насти очень хорошие родители… Настоящие… Живые… Есть два брата, Сашка и Мишка. Близнецы. Им четырнадцать… Забавные…

Кирилл повернулся — отец его внимательно слушал, не перебивая, но и не вставляя реплики, которые сейчас должны были бы логично прозвучать: «Когда познакомишь? Где живут? Чем занимаются?» Отец молчал.

Кирилл двумя пальцами коснулся переносицы, снимая предательские две капли в углу глаз — лава просилась наружу. Бежать надо было, пока не наговорил лишнего, он обещал Насте!

— Ладно. Спасибо.

— Где собрался дом строить? Проект уже составил или только придумал? — спросил вдруг Дмитрий Иванович.

Никаких эмоций от происходящего, только деловой подход. «Как не русский», — почему-то вспомнились слова Белова дяди Гены.

— На Урале. Хочу выкупить там деревню и построить небольшой отель для начала. С губернатором ещё не говорил, поеду завтра.

У Карамзина-старшего отвисла челюсть, на секунду, а затем он рявкнул, от чего Кирилл невольно вздрогнул:

— Совсем крыша поехала⁈ Ты куда собрался деньги вбухать — в мёртвую зону? Это тебе твоя Настя подсказала? — запыхтел, резко встал, от чего кресло со скрежетом проехалось по паркету и упёрлось в стоящий позади книжный шкаф. Карамзин стремительно, не так размеренно, как до этого, преодолел расстояние, разделяющего его и сына, и ткнул ему пальцем в голову. — Что у тебя здесь происходит⁈ Музыка? Будешь развлекать поселковых медведей своей брынчалкой? А потом прибежишь ко мне: «Папа, я опять облажался, дай мне новую фирму!» — так?

Горячая изжога плеснулась под грудь, бухнула в голове и откатила назад, оставляя опоясывающую боль в желудке. Кривя губы, Кирилл с трудом сказал:

— Не прибегу. Вообще никогда. Спасибо, что всегда «верил» в меня. И… — дойдя до двери, он остановился, не удержался, выпустил то, что кипело на душе долгие годы. — Мать права: мне не стоило рождаться, я вам все планы вечно путаю. Поэтому, да — Урал. Подальше от вас, чтобы не позорить фа-ми-лию Карамзиных.

С усилием открыл тяжёлую дверь и на прощание заставил себя спокойно кивнуть:

— Матери позвоню. Когда она захочет. Спокойной ночи.

Закрыл за собой дверь в коридоре, постоял секунду и метнулся в свою комнату, в уборную, мимо Нины, укладывающей его вещи в большой чемодан. Его вывернуло непонятно чем, какой-то тёмной желчью — съеденное с Настей за обедом давно переварилось. К нему, оставляя чемодан открытым, бросилась домработница:

— Кирюш, что случилось⁈ Опять с отцом поругался?

А потом она закрыла дверь в комнату изнутри на ключ и минут десять сидела рядом на кровати, поглаживая голову взрослого мужчины, опущенную ей на колени, и отвлекая незатейливыми прикосновениями от приступа.

— Я тебе сделаю чай с травой. Твоя Белоснежка знает про язву? Когда ты последний раз обследовался?

— Полгода назад. Нормально всё было. Настя не знает, — пробормотал он, морщась. — Сейчас выпью таблетки и отпустит.

— Кирюш, надо рассказать родителям. Это очень опасно, ты же знаешь.

— Ты обещала! — он поднялся, выдыхая болезненные ощущения в подреберье. Ко всему прочему, болела голова. — Не надо им ничего говорить. Поеду к Ольге завтра, полечит… Думал, всё прошло.

— Кирилл!

Он выпрямился, и вдруг кровь струйкой брызнула из носа на белую ткань:

— Твою мать! — зажимая нос одной рукой, второй достал носовой платок из кармана и прижал его к лицу. — Нина, не надо! Всё нормально, я просто перепсиховал. Сейчас всё пройдёт.

Домработница сердито, но решаясь ругать его, и испуганно наблюдала, как Кирилл уходит в уборную, возвращается оттуда через минуту, и ищет футболку в сложенных вещах до сих пор не закрытого чемодана.

— Давай я помогу! Что тебе достать ещё? Джинсы?

Рубашку она забрала и ушла, пообещав принести лекарственный чай. Кирилл посидел на кровати, прислушиваясь к ощущениям и звукам за дверью. Отец не пошёл его искать, а кровь, кажется, остановилась. Убедившись в этом, Кирилл переоделся, застегнул чемодан, прихватил телефон и вышел из своей комнаты. Больше здесь его ничего не держало.

Нина догнала его во дворе, у машины:

— Так и знала, что не будешь ждать. Покушал бы, легче стало.

— Заеду в аптеку, потом в кафешку какую-нибудь заверну, — Кирилл принял бокал с травяным отваром, отпил половину, не морщась на горечь, и вернул. — Спасибо, Нина. Давно бы без тебя загнулся.

Чемодан был убран в багажник. Кирилл чувствовал взгляд, сверху, из окна второго этажа, прожигающий спину, но не обернулся и не посмотрел в ответ. Уже сев на водительское кресло, подумал и высунулся из окна. Вздыхая, рядом стояла домработница, убившая на верную службу Карамзиным несколько лет.

— Держи, это на память. Только выброси мою симку, пожалуйста.

Нина ахнула, отступая и мотая головой — сувенир был слишком дорогим:

— Ты сошёл с ума, не надо Кирюш!

— У меня новый есть, не переживай. А этот можешь отдать своему сыну. Видишь его по выходным, без тебя растёт, так хоть будете чаще разговаривать… Давай, я сам, — Кирилл вскрыл крышку на айфоне, вытащил сим-карту и закинул её назад, в салон. Протянул аппарат снова. — Коробка у меня в шкафу где-то, забери — пригодится. Запасная зарядка на кровати… Не переживай, номера телефонов я переписал ещё до поездки, они в новом телефоне есть. Бери, я сказал!

Домработница приняла подарок, и слезы навернулись ей на глаза, но не от щедрости сына нанимателя, а его слишком спокойного вида человека, кажется, навсегда покидающего родительский дом.

— Ты ещё приедешь, Кирюш?

— Посмотрим, может, ненадолго как-нибудь, — он повернул ключ в замке зажигания. Сразу ворота откликнулись, медленно поехали в разные стороны, открывая дорогу на волю. — У отца в ноябре день рождения, может, тогда. Если, конечно, здесь будут праздновать, а не в ресторане. С полезными людьми.

Нина наклонилась, чтобы поцеловать потянувшегося к ней Карамзина, хныкнула ему в плечо и отстранилась:

— Береги себя, Кирюш. Не забывай про лекарства.

— Ты тоже. Пока, Нина!

Колёса повернулись и с лёгким шипением шин по гладкой плитке укатились с территории особняка Карамзиных. Нина смотрела вслед, пока не закрылись ворота, снова отрезая этот мир от внешнего, и медленно пошла назад.

Дмитрий Иванович попросил принести ему кофе в кабинет, Нина выполнила поручение, ожидая расспросов и хотя бы короткого диалога о непутёвом младшем сыне. Но хозяин молчал, делая вид, будто занят важными документами, и Нина уточнила, нужна ли она ещё.

— Маргарита приедет, позови меня, — бизнесмен почувствовал на себе взгляд. — Ты что-то хотела?

— Да. Поговорить о Кире.

— Не лезь не в своё дело, — только и бросил раздражённо Дмитрий Иванович. — А впрочем, позвони Артуру, попроси мне перезвонить, если этот балбес к нему приедет… Это всё, Нина!