— Да, — с жаром сказал я, — только где она может быть? У нас в архиве нет. Я думаю, логично, что тетрадь должна находиться в библиотеке.

— Да, логично, но… — Агнесса Карловна развела руками. — Скорее всего, ее здесь нет. Где-то полтора года назад мы делали ревизию фонда, и я бы знала…

Видя, что я расстроился, она поспешила поддержать мой интерес:

— Но мы посмотрим обязательно. Еще раз внимательно поищем.

— Ее же не могли выбросить? — спросил я.

Агнесса Карловна пожала плечами и поджала губы:

— Надеюсь, что нет… Остались же его железяки, почему бы и не сохраниться тетрадке? Дело в том, что, когда он погиб, все его вещи из съемной квартиры перенесли во Дворец. Какие-то вещи забрала его бывшая жена, когда приезжала на отдых в Ялту. Но она не взяла всего, и я точно помню, что тетрадь оставалась здесь после ее отъезда. Я даже помню, что какое-то время она лежала в нашем книгохранилище. А потом я ее вдруг перестала видеть.

— Но где же она может быть? — спросил я — так, больше для формальности, не надеясь услышать подсказку.

Агнесса Карловна задумалась.

— Да у кого угодно. В свое время она так была популярна, что, наверное, перебывала в руках каждого, кто здесь давно работает. Вам стоит пораспрашивать Тамару и Виталия Семеновича.

— Мм… У вас отличное инжирное варенье, — сказал я.

Маленькая жизнерадостная женщина явно симпатизировала мне и теперь была довольна, что могла мне хоть как-то помочь. Я посидел еще немного, больше для приличия, не упустив, однако, возможность запускать ложку за ложкой в креманку.

Однажды методотдел заставило серьезно поволноваться одно событие, причиной которого стала Рита.

Рита всегда опаздывала по утрам, каждое утро, и ничего с ней нельзя было поделать. Бесполезно. Ну и что? В конце концов, всякий человек имеет свои слабости, и я закрывал глаза на ее опоздания, тем более что часто всем нам приходилось задерживаться на работе. И на этот раз, спустя полчаса после начала рабочего дня, все уже принялись подшучивать над Ритой, вернее, над тем, что она придумает в оправдание и с каким видом будет заходить в кабинет. Обычно в таких случаях Рита старалась заходить тихонько, «по стеночке», осторожно кивая всем, улыбаясь и прося прощения. Это давно превратилось в такую игру. Предвкушая появление Риты, Максим Петрович любил имитировать ее голос, а Таня громко смеялась. Так было и в то утро. Когда же опоздание Риты перевалило за час, все начали немного беспокоиться.

Не дожидаясь моих действий, ей решила позвонить Таня.

— Выключен телефон, — сказала она.

Через два часа ситуация не изменилась, что совсем не было похоже на Риту. Да, она опаздывала, но ее задержки никогда не превышали более сорока минут. А если случалось что-то особенное, она всегда меня предупреждала.

Уходя на обед, Таня, жившая неподалеку от Риты, обещала зайти к ней и выяснить, что произошло.

— У нее дома никого нет, — сказала она растерянно, вернувшись с обеда.

Почему-то все подумали, что Ритино отсутствие непременно связано с тем симферопольским парнем, с которым она недавно познакомилась. Мы знали, что сейчас у нее очередной бурный роман, но верили в разумность нашей коллеги, а потому не спешили с выводами.

— Что будем делать? — спросил Максим Петрович.

— Как минимум, подождем до завтра, ничего не предпринимая, — ответил я. — Очень надеюсь, что она завтра объявится.

Все мы не на шутку обеспокоились, особенно Таня, которая дружила с Ритой много лет, и Агарев, относившийся к этим двум девушкам по-отечески нежно. Заведя руки за спину, он ходил по кабинету из стороны в сторону и о чем-то думал, уставившись в пол. Я раньше никогда не видел его таким взволнованным, хотя оснований уж так сильно переживать еще не было: ну, куда-нибудь уехали далеко на побережье в выходные, там сломалась машина, потерялся телефон, ведь такое же могло быть, в конце концов? Могло. Чтобы немного успокоить всех, я даже озвучил ход своих мыслей. Но оказалось, что кроме Пети и Вари ни на кого больше это не оказало успокаивающего эффекта.

Нервов в этот день добавила Ванда. Как всегда в своей манере, она стремительно ворвалась в наш кабинет, да еще с новой прической, что не сулило ничего хорошего. Она всегда красилась в блондинку и обычно волосы собирала в пучок назад, как учительница из старого советского кино. Она вообще всем походила на среднестатистическую советскую учительницу — не очень успешную, выгоревшую, которую не любят ни дети, ни коллеги. Сегодня Ванда сделала себе химическую завивку и, довольная своей воздушностью, пришла показаться в отдел. Я был уверен, что настоящей причиной ее появления была именно прическа.

— Здравствуйте, коллеги! Как дела? Проведем небольшое совещание. У меня очень мало времени. Присаживайтесь, пожалуйста, все к столу… — сказала она, вытаскивая на ходу из сумки свой блокнот.

Она указала на наш стол переговоров. Уже сидя за столом, окинув всех взором, Ванда задала вопрос, который я боялся услышать:

— Так, а где Кайсина?

Мы все молчали; каждый понимал, зная неприязнь Ванды к Рите, что новость о ее невыходе на работу вызовет настоящую бурю. Ситуацию решил спасти Агарев.

— Кайсина проводит занятие, — быстро сказал он, будто надеясь, что от скорости произнесенной фразы зависит ее правдоподобность.

Ванда сразу же прочитала это.

— Дайте мне взглянуть на расписание занятий ваших сотрудников, — обратилась она ко мне.

Мне ничего не оставалось, как протянуть ей эту бумагу, но я не стал ждать уличения в обмане и сразу сказал:

— У Риты сегодня нет занятий. У нее что-то случилось, и она не вышла на работу.

— Что же именно?

— Я не знаю, мы не можем с ней связаться.

Капралова тотчас вспыхнула:

— Ну, знаете ли…

Мы вышли на наш балкон. Ванда закурила сигарету.

— Вы понимаете, нельзя, нельзя спускать им такое. Вы с ними чересчур демократичны. После этого меня не удивляет, почему такого некачественного уровня документы в отделе и такие скучные занятия с детьми. Это все из-за ужасной дисциплины.

Я уже ругал себя за то, что не соврал, будто Рита сделалась больна и я сам разрешил ей не приходить сегодня.

— Вам следовало бы составить акт о невыходе на работу! Почему вы этого не сделали? Эту поганку давно надо проучить. Мало того что она всегда опаздывает, так теперь она еще приходит на работу лишь тогда, когда посчитает нужным. Ходит вечно в платьях чуть ниже пупка, глазки строит всяким проходимцам. Я совсем не удивлюсь, если ее сегодняшнее отсутствие связано с мужчиной.

— Ну а что, если даже и так? Разве она не может налаживать свою личную жизнь? — не выдержал я, но, свернув на тему личной жизни, тут же понял, по какому шаткому пути пошел.

Пунцовая от бешенства Капралова теряла слова на лету и как рыба глотала воздух, смешанный с табачным дымом.

— Дорогой мой, — сказала она, неожиданно чуть сбавив тон и решив не развивать тему личной жизни Риты, — не стоит с ними миндальничать. Они же вас с говном сожрут, если вы расслабитесь. Я, только я, здесь единственная ваша союзница.

Я увидел, как ее глаза увлажнились от слез. Отвечать на эти упреки с позиций здравого смысла было очень сложно.

— Да у нас все нормально. Я ничего не миндальничаю.

— А я говорю, миндальничаете. Я все вижу. Но самое главное, об этом говорит качество работы отдела.

Теперь уже я стал терять терпение.

— Качество? Такой поток бумаг, странные вводные, которые постоянно меняются, бесконечные переделки…

— А вы думали, что будет легко? — перебила она меня. — Кто вам сказал, что вы приехали в санаторий? Друг мой, чтобы получить хороший результат, нужно усиленно работать.

Совещание было действительно скоротечным. Капралова рассказала о том, что в конце недели наш Дворец творчества посетят гости из Средней Азии и что нужно достойно показать нашу работу и «задружиться с этими узбеками, которые, возможно, попросят нас, не за бесплатно, конечно, поделиться образовательными программами». Я подумал: «И все-таки она приходила к нам, чтобы показать свою прическу, которую никто не оценил вслух».