В непонимании трясу головой. Вот она — Алиева. Привычная. Красивая, ухоженная и прекрасно знающая, как доставить мне удовольствие.

Уже сейчас её цепкие ноготки пробираются к ремню, распахнув полы куртки.

Я не люблю её. Эта категория — любовь — вообще удалена из списка моих потребностей, но Саба мне нравится. Определённо нравится, иначе мы не были вместе и не считались бы парой.

Условной, со своими оговорками, но парой.

И да, это моё желание — быть ей верным. Другие не вставляют.

Не вставляли.

Странный образ девочки с большими грустными глазами меня пугает. Я не собираюсь и не хочу очаровываться временным проектом, но уже загоняюсь мыслями о её жизни и способами ей помочь. Это неправильно!

Мы разбежимся, когда необходимость союза отпадёт, и я получу свою финансовую независимость.

Проект. Надо помнить об этом и не забываться.

Именно для этого я здесь, хоть сам же и ставил ряд условий.

Однако сейчас готов их нарушать, так как пока сдвиги минимальные и никто не свяжет меня с Елизаветой. Никто. До тех пор, пока сам не выведу её в общество. А это случится не сегодня.

— Хочу тебя, — шепчу Сабине, и, шлёпнув её по аппетитной заднице, разворачиваю на сто восемьдесят градусов.

Она понятливо упирается ладонями в стену, давая мне доступ к телу.

Брюки уже расстёгнуты и приспущены, остаётся избавиться от боксёров, чтобы войти и ощутить кайф женского тела.

Тороплюсь, оттягивая вниз резинку. Сразу же распускаю пояс халата, позволяя шёлковой ткани стечь к нашим ногам. Отодвигаю в сторону микроскопические трусики, к моему удивлению оказавшиеся на Сабе, и резко вхожу.

Быстрые движения приближают разрядку. Сцепив зубы, выхожу и заливаю светлый пол горячими каплями, лаская нежную кожу Сабины. Она не успела, я слишком торопился. Даю ей то, чего не хватает, и шумно выдыхаю, когда женские бёдра сжимают мою руку, требовательно ища продолжения.

Вытираю ладонь поднятой тряпкой и наконец-то скидываю верхнюю одежду.

— Есть перекусить?

— А что, там не кормят? — всё ещё ловя отголоски оргазма, Алиева включает режим ехидной стервы, к которому я тоже привык.

Бл#дь! Я реально настолько выучил её привычки, что могу предугадать развитие вечера.

Сейчас она прокачает мои нервы ещё на пару уровней, потом закажет поздний ужин, расставит на столике контейнеры и включит очередной видос с очередного своего показа.

Мы перекусим и пойдём на второй заход, оставшись на диване или перебравшись в спальню.

Предсказуемо. Обычно. Но не ради этого ли я приехал?

Мои предположения оказываются сто процентным попаданием: пока я ополаскиваюсь в гостевом душе, Саба делает заказ в ближайшем ресторане с быстрой доставкой.

Ждём в кухонной зоне, перебрасываясь ничего не значащими фразами. Она рассказывает о ближайшем фотосете, я стараюсь вникать в детали и кивать в паузах, когда от меня требуется одобрение.

Привезённый заказ быстро сервируем на журнальном столике. На паузе уже стоит бэкстейдж с последних съёмок Сабины. Она нажимает play, комментируя выход моделей из их команды. В каждой находит недостатки, сравнивая с собой.

Я рассеянно смотрю сквозь экран. К счастью, моё участие ограничивается сейчас только поглощением ужина и присутствием: Сабина прекрасно справляется с ролью критика.

— А я говорила ей, говорила! — от возбуждения подскакивает и начинает демонстрировать, что именно она предлагала и какие движения, по её мнению, выглядели бы выигрышными.

— Ну да, так значительно лучше, — даю свою оценку, провожая глазами изящную фигурку.

О ней думаю? Нет.

Сложно признаваться в этом, но находясь в метре от красивой женщины, с которой у меня только что был секс, я думаю о девушке со странным поведением и пугливыми жестами.

Не хочу ведь думать, но возвращаюсь к моменту нашей встречи и анализирую весь разговор, гоняя его туда и обратно, пытаясь выделить то, что меня тревожит. Слово-то какое…

Повторяю его про себя, пробуя на вкус. Впечатления не менее странные, чем всё происходящее.

Не успеваю нащупать нить, которая приведёт меня к правильному направлению. Сабина, уставшая бегать и возмущаться, седлает мои бёдра и приникает ртом к шее, перебирая пальцами волосы на затылке. Убираю её руки, перехватив одной ладонью. Завожу ей за спину, заставляя прогнуться так, как мне нужно.

— Не сегодня, — бросаю в призывно открытые губы и аккуратно ссаживаю с себя.

Физически — готов. Морально же меня выбивает, качая в разные стороны.

Я вроде и сбросил напряжение. Провёл время в компании своей девушки. Но есть какое-то чувство… досады… непонимания… неприятия…

Перебираю варианты, а нужный найти не получается. Всё не то и не так.

— Извини, Сабин, реально устал, — объясняюсь, чтобы не обидеть, и кликаю по иконке приложения такси, вбивая адрес.

Только сев в машину, понимаю, какой именно адрес вбил, но не меняю его.

POV Лиза Суворова.

Вбегаю в парадную, переводя сбившееся дыхание. Сердце щекочет своими ударами горло, воруя необходимый кислород.

От обуревающих эмоций задыхаюсь: хочу плакать, смеяться, снова плакать. Но приходится взять себя в руки и перевести дыхание, успокаивая разыгравшуюся фантазию. В стенах лестничной площадки я больше не обычная студентка: тусклая лампочка подъезда вместо ударов часов превратила меня в меня настоящую. А перспектива получить наказание от мамы подгоняет сбросить всё очарование незнакомца и забыть о нём.

Делаю глубокий вдох и отпираю дверь.

В прихожей горит свет, а мама, поджав губы и скрестив руки на груди, сверлит сердитым взглядом.

Бросаю испуганный взгляд на часы и внутри падает весь мой восторг от совместной поездки со спасителем. Я опоздала больше, чем на полчаса!

Это катастрофа!

Для правил, преследующих меня, такое опоздание возможно если… если… наверное, если планета сойдёт с орбиты или настанет апокалипсис.

Замерев, жду, что скажет Елена Радоевна. Сейчас передо мной не просто мама. Сейчас напротив стоит строгая учительница, которую боятся. Уважают, слушаются, но опасаются, потому что она умеет убеждать молча, одними глазами.

Крылья её носа раздуваются, а губы становятся похожими на тончайшую линию. Это делает лицо матери некрасивым и немного старым, пугающим. Она об этом знает и специально носит такую маску, заставляя робеть и дрожать.

— Ты опоздала, — чеканит ледяным голосом, а у меня из рук падает рюкзак с вещами. — Каков был уговор, Елизавета?

— Знаю, — шепчу, послушно наклоняясь и поднимая свою вещь.

Сразу же расстёгиваю сапожки, снимаю их и аккуратно ставлю на полку.

Избавляюсь от куртки и когда несу её к вешалке, в нос проникает запах одеколона парня. Он оставил его на мне, сидя рядом и позже, помогая выйти на остановке.

Если мама заметит… Ой нет! Лучше о таком не думать!

Аргументы, что в автобусе было тесно, могут не подействовать, ведь я действительно опоздала. А мама не хуже меня знает расписание транспорта.

— Делай, Елизавета. И думай над своим поведением! В следующий раз я такого не потерплю.

Родительница разворачивается и скрывается в своей комнате, а я проглатываю горький комок, ставший на место бьющегося от радости сердца. Вместо приятного послевкусия — горькое разочарование в себе самой.

Я ведь давала слово и держала его, а сама поддалась примитивным желаниям, позволила себе расслабиться, чуть не остановившись на пути к цели.

Сначала переезд и самостоятельная жизнь, потом всё остальное. Это самое главное и единственное правило, моё личное.

Удивлена ли я, что мама не спросила, где я была? Нет. Я радуюсь такому исходу и почти с благодарностью принимаю заслуженное наказание.

Это всего лишь плата за беспечность.

Руки выполняют привычные действия: набирают воду, моют пол, до блеска начищают плитку в уборной и ванной. Следующей по плану кухня, по которой витают соблазнительные ароматы ужина. Но мне он не положен, и это тоже часть наказания.