Нарушителя спокойствия выволокли из подсобки, связали и позвали управляющего.

— П-почему Григорий в таком в-виде? — ошалело произнес Сергей, глядя на синеющую скулу.

— Дык драку устроил, — с вызовом ответил Виталик, держась за бок. — Погром устроил, вещи раскидал.

— Г-григорий, — управляющий присел возле сверкающего глазами работника, — в-вы действительно это с-сделали?

Нехотя кивнул, Гришка отвел взгляд.

— А с ч-чем связана ваша вспышка?

— Сказал, что мы у него комбез украли! Да это ерунда все! — влез Виталик, за что получил строгий взгляд от Сергея.

— Г-григорий, р-расскажите, пожалуйста.

— Так украли! Два дня как ищу. Сегодня вот пришлось в парадной рубахе идти. А эти гады мне ее порвали! — он сплюнул в сторону Виталика.

— Р-развяжите его, — попросил управляющий. — Г-григорий, пойдемте за мной.

Гришка со злорадством наблюдал, как Виталик осторожно освободил его от веревок и сразу же отскочил, опасаясь удара.

Сергей зорко наблюдал, как его подчиненный с гордо поднятой головой встает с земли и идет к нему.

Когда они зашли в кабинет, управляющий повторил свой вопрос:

— Р-расскажите, что с-случилось.

— Дык украли! Комбез мой! — снова вспыхнул Гришка, но Сергей остановил его взмахом руки.

— Н-начните сначала.

— Второго дня я пришел на винодельню, — вздохнул он, — а рабочей формы нет. А я ведь точно помню, что вешал ее на крючок. Значит, украли. Вот я и подумал, что для смеху. А ведь мне жена все мозги съела, мол, к бабам… простите, к другим женщинам ходил, там и оставил. Но я же не ходил! Как она такое могла подумать! А я ведь ей сковородку с кастрюлями купил…

К концу фразы Гришка совсем поник, скрючившись на стуле в три погибели и тяжело вздыхая.

— Г-григорий, — строго сказал Сергей. — Д-даже, если в-вашу рабочую ф-форму украли, у нас есть н-на такой случай регламент. Я с-сейчас в-выдам вам новый к-комбинезон и небольшую в-выплату за порванную р-рубашку. В-вас это устроит?

Гришка вскинулся, недоверчиво глянул на управляющего и медленно кивнул.

— В-вот и с-славно. И п-просьба у меня к в-вам будет.

— Слушаю внимательно, господин управляющий!

— И-извинитесь п-перед остальными. Т-так будет правильно.

— Всенепременно!

Сергей кивнул и занялся отчетами. Гришка бесшумно поднялся со стула, выскользнул за дверь, не переставая гладить карман, в котором лежали деньги.

Выйдя на улицу, он обвел всех тяжелым взглядом и выдал:

— Ребята, сегодня я проставляюсь.

Ответом ему был дружный рев нескольких глоток.

С Никитой Александровичем я встретился у кривой линии свежеуложенной брусчатки во дворе.

— Откуда хотите начать, ваше высочество?

— Да вот прямо отсюда. Они привезли сюда бочки на телеге. Где она? — спросил я и огляделся.

— Может, взрывом разнесло?

— Я вчера попросил все подозрительные обломки сложить отдельно. Надо глянуть, что нашли.

Я махнул на укрытую кучу и подошел к ней. Сдернув брезент, мы уставились на горку деревяшек: куски колес, гнутые доски от бочек, ось… Да много чего!

— Вот и телега нашлась, — потянул я. — Вопрос. Как они могли взорвать бомбы и при этом не пострадать?

— Думаю, тут дело в длинном запале, — почесал затылок Окунев. — Отошли подальше, кнопку нажали, искра пошла.

— Фитиль? — удивленно спросил я.

— Нет, электрический запал.

Я снова осмотрелся и отошел на несколько шагов. Если тут действительно использовался такой метод, то подрывники должны были где-то прятаться. Эту мысль я высказал и Никите Александровичу.

Он кивнул и полез в заросли кустов с другой стороны ограды. Там почти не было следов от взрыва. Если не считать многочисленных лунок от воткнувшихся в траву вишен. Но основная ударная волна прошла поверху, задев лишь краем. Я отбросил мыском сапога пару булыжников и заметил помятую траву под ветками сирени.

— Здесь, — коротко сказал я.

— Сидели долго, — опытный глаз Окунева скользил по согнутым стебелькам. — Двое. Один крупнее второго.

Он провел ладонью над четким отпечатком ботинка.

— Высокий, худой, — продолжил Окунев. — Крутились здесь минут эдак двадцать, а то и двадцать пять.

— Этого должно хватить и, чтобы поджечь запал и скрыться. И они могли переодеться. Надо понять, куда они ушли.

Никита Александрович кивнул и двинулся по едва видимым глазу следам, прямо в сторону деревни.

Других путей тут все равно не было.

Я припомнил, как мы в потемках искали Лерчика. Сейчас же совсем другое дело. Солнце припекало макушку, и мне приходилось прикрывать глаза ладонями.

Окунев же не нуждался в таком. Мы быстро пересекли поле. К сожалению, кроме отпечатков ботинок, мы ничего не нашли.

Очень скоро мы спустились в саму деревню. Обычные домики, обычный рабочий день, обычные люди.

— Предлагаю проведать конюха, — сказал я.

— Хорошая идея. Думаю, Толик имел в виду Афанасия. Он тут главный по животинкам. Всегда на улице: то воду наливает, то навоз выбрасывает, то вычесывает лошадей. Хотя есть еще трое, помощники его.

— Начнем с Афанасия, а там уже видно будет. Ведите.

Мы углубились в переплетение узких улочек. Судя по всему, тут никто не задумывался о строгом плане — дома построены вразнобой. И даже с учетом номеров, криво приколоченных к заборам, запутаться было легко. Ведь за седьмым домом шел, почему-то одиннадцатый.

Когда я спросил об этом Окунева, он пожал плечами.

— Они тут скорее порядковые. Когда какой дом построили.

— И как найти нужный?

— Мы пользуемся фамилиями владельцев. Вот тут, — он указал на зелено-красную крышу, — дом Гавриловых. Их все знают, потому что только у они додумались вырастить мох между черепицей. Говорят, это помогает защитить дом от сглаза.

Я присмотрелся и кивнул. Выглядело интересно, я бы даже сказал, фактурно.

— А вот тут, — он махнул на старенькую хибару, которая едва выглядывала из-за кривого забора, — бывшая усадьба старшей в деревне, Кабановой Лизаветы Семеновны. Но мы говорим просто — дом Кабанихи.

— Как я понимаю, она давно почила?

— Да примут ее душу святые наместники, — кивнул Окунев. — уже несколько лет стоит заброшенный.

— А наследники?

— Живут на другом конце. Дом с желтыми ставнями. Они ни продавать, ни сносить не хотят. Говорят, ради исторической ценности.

Я пожал плечами. Сомнительная ценность при таком-то виде! Бревна сгнили, просели на один бок, крыша едва держалась.

— А вот и конюшни, — он махнул рукой, — Афанасий, ты где там?

Из-под навеса показался крупный мужчина с носом картошкой и жиденькой бороденкой. Прав был Толик про траву-то.

— Саныч! Рад тебя видеть, — пробасил он. — А кто это с тобой?

Он недобро глянул на меня и упер руки в бока.

— Ваше высочество, знакомьтесь. Афанасий Ларин, местный конюх.

— Прошу прощения, ваше высочество! Не признал, — Афанасий неловко поклонился. — Чем заслужил ваше внимание?

— Владимир Иванович хочет уточнить несколько моментов твоей встречи с усатым, — взял слово Окунев. — Ты правда его видел?

— Усатого? А то! Усищи, что щетка для сапог! Мне бы такие!

Я с трудом сдержал усмешку.

— Когда видели? Он был один? — вмешался я.

— Дайте-ка подумать. Эти усы меня совсем с толку сбили! Да еще и этот грохот! Лошадки перепугались, пришлось долго успокаивать, — он задумчиво постучал пальцем по подбородку. — Ваше высочество, двое их было. Видел их, как вас сейчас.

— Описать сможете?

— С трудом. Были б конями, точно бы запомнил. А тут. Вроде усатый высоким был. Да, точно. Я еще подумал про каланчу пожарную. А второй…

Конюх снова задумался. Мне даже показалось, что я слышу, как скрипят в его голове шестеренки.

— Признаться честно, не помню. Точно ниже усача был.

— А одеты как были? — я продолжал задавать вопросы.

— О, это я запомнил. Модно! Костюмчики чистые, рубашечки, будто и не по деревне шли. А вот сапоги грязные, в траве и пыли. Непорядок. Конь должен быть весь ухоженным.