На высадки они ходили впятером-вшестером. За прошедшие двадцать дней успели перешерстить и гору, и долину, и близлежащие леса. Провели полный комплекс сейсмических, гравиметрических, магнитометрических исследований, начали составлять рельефную, геологическую и климатическую карты, собрали три контейнера образцов. В любой другой экспедиции это расценивалось бы как неплохой результат. Но Шакх нельзя было посчитать обычной планетой, здесь их целью являлась не столько разведка, сколько Контакт. А Контакта не получалось. Всё, что они узнали о кхирах, было лишь рассказами Арояна. Сами же аборигены прятались в хижины, как только шлюпка опускалась на землю, и не показывали оттуда носа до самого отлёта чужаков. Разведчики даже не могли проверить работу переводчика, потому что разговаривать было не с кем.

— Свен, тебе не кажется, что он водит нас за нос? — бортинженер начал обычный свой разговор, едва космошлюпка вошла в верхние слои атмосферы.

— У тебя есть какой-то конструктивный план действий?

Гилден не ответил. Конструктивного плана у него не было, он и на высадку в этот раз шёл под честное слово. Три дня назад бортинженер на собственный страх и риск забрался в сарай, где жили рабы, попытался разговорить их. Так увлёкся, что начал подстрекать их сбежать от хозяев, обещая собственное покровительство. И чтобы не быть голословным, продемонстрировал возможности бластера.

Рабы не сказали в ответ ни слова. Только забились в угол и испуганно таращились на пришельца. Лишь когда сухое дерево вспыхнуло под лучом, заверещали как резаные. Пожар затушили быстро, а затем Дилларду пришлось выслушать от росса упрёки за нарушенное обещание. В той вылазке Эвелин не участвовала. Но Вонда заметила, как злым огнём вспыхивали глаза командира, когда он оправдывался и приносил извинения, и потом «по секрету» рассказала об этом половине экипажа. Проклятый росс начинал раздражать всех.

— У меня есть конструктивный план, — неожиданно для себя самой выпалила Эвелин.

Тотчас пятеро спутников уставились на неё, даже Вонда оглянулась из пилотского кресла. Кто-то смотрел недоверчиво, кто-то снисходительно. Но в глазах командира явно был интерес.

— И какой же? — спросил он.

— Мы не можем и дальше рассчитывать, что Ароян будет с нами до конца откровенен.

— А я ему никогда и не доверял! — тут же ввернул Гилден.

— Мы должны узнать о нём больше, чем он рассказывает, — соглашаясь с бортинженером, кивнула Эвелин.

Вардеман скептически усмехнулся.

— Каким образом? Вколешь ему «сыворотку правды»?

— Зачем так радикально? Можем установить датчики наблюдения в его комнатах. Так, чтобы он об этом не догадался.

На минуту все замолчали, переваривая предложение. Первой нарушила тишину Маккейн, громко фыркнув.

— А я-то думала, что подглядывать одной мне нравится!

— Эва, ты серьёзно? Это, мягко говоря, неэтично… — начал было Коган. Но бортинженер тут же его оборвал:

— Успокойся, Микки! Биолог хорошую идею предлагает, я тоже не откажусь за этим козлом проследить. Что у него там за фобии.

— Тогда и у меня есть предложение. Нам следует попробовать договориться с правителями острова в обход Арояна, — добавил Вардеман. — Лично я сомневаюсь, что он достаточно значим в иерархии здешней власти. Это, во-первых. А во-вторых, вполне может вести собственную игру.

Внизу из-за горизонта выплывала долина с сияющей на вершине горы звёздочкой. Диллард молчал, сосредоточенно уставившись в эту точку. Взвешивал все «за» и «против»? Ответственность за любой ошибочный поступок, способный привести к срыву контакта, ложился на него.

Гилден не выдержал:

— Командир, так что? Активизируем процесс?

«Да, да», — четверо из пяти спутников наверняка сейчас мысленно подталкивали Дилларда к положительному ответу. Один только Коган сомневался.

Вообще-то химик нравился Эвелин. Они шли вместе во вторую экспедицию, и Кэри задумывалась, не сделать ли отношения с парнем «более близкими». Разумеется, ничего серьёзного и взаимообязывающего! Она ведь всего лишь «латино» из провинциального городка, а Майкл — отпрыск старой финансовой аристократии. Его предки свой первый банк основали ещё в начале тысячелетия, до введения Консорциума. На Остине для Эвелин и Когана не то, что переспать, улыбнуться друг другу было бы неприлично. Но в Дальнем Космосе сословные различия отодвигаются на задний план. В Дальнем Космосе играют роль исключительно личные качества. Эвелин Кэри была талантливым биологом и сексуальной женщиной. А Майкл Коган — посредственным химиком и слабаком. Вдобавок, Дальний Космос не место для аристократического чистоплюйства!

Диллард наконец оторвал взгляд от приближающейся башенки золотого дворца. Посмотрел на свою команду, произнёс:

— Я дам Арояну ещё один шанс.

Давиду приснился Гданьск, первый раз за долгие годы. Родной город дремал в холодных объятиях северной зимы. Замёрзшие фьорды, покрытые снегом скалы, — он думал, что успел позабыть, как это выглядит. Но картина, возникшая во сне, оказалась необыкновенно яркой. И ещё — ощущение дома, своей маленькой родины, такое же острое, каким было в детстве. Ароян понимал, из-за чего этот сон пришёл именно сегодня. Накануне они долго обсуждали с Диллардом вопросы, связанные с возвращением Давида. Шакх не нанёс его организму непоправимого урона, недолгий карантин, и «робинзон» сможет жить среди людей. Не страдать, не мучиться, не бороться за выживание — жить полнокровной жизнью.

Конечно, это будет не совсем возвращение на родину — Остин не Новая Европа. Диллард был откровенен. Власти Империи постараются удержать спасённого астронавта под своей юрисдикцией. Государственные интересы превыше всего — ничего не поделаешь! Но если Ароян согласится сменить гражданство, то получит полную свободу в пределах Империи: семнадцать обжитых планет, на любой вкус. Славу «космического робинзона» легко перелить в звонкую монету. За право опубликовать дневники или поставить психофильмы на основе его воспоминаний будут соперничать самые маститые издательства. Диллард сулил сладкую спокойную жизнь без забот и печалей. А через несколько лет, когда юридические коллизии вокруг Шакха утрясутся, и кхиры станут лишь объектом научных наблюдений, Давид сможет купить билет и отправиться в путешествие на родину предков, лечить ностальгию, если такая возникнет.

Всё, что говорил Диллард, звучало убедительно и логично. Робинзонада Давида заканчивалась, приближалось время возвращения в цивилизованные миры. И требовалось для этого только одно — захотеть вновь стать человеком.

Разведчики улетели, когда солнце задело верхушки деревьев западного леса. А Давид долго потом сидел на пороге дома, мысленно продолжал разговор. Несколько раз тихонько подходила Тассит, но не стала нарушать тишину, боялась помешать. Чувствовала: решается что-то важное. Давид так и не смог поставить в мысленном разговоре точку. «Захотеть вновь стать человеком», — но разве он хоть на секунду забывал о том, кем родился? Нет. Просто учился ощущать себя одновременно и кхиром. Это было правильно, это позволило выжить. Однако теперь две цивилизации готовились к противостоянию, и ему следовало определиться: какой из них он принадлежит.

А ночью пришёл сон о городе детства. Оказывается ниточки, связывающие с прошлой жизнью, вовсе не оборвались. На какое-то время Давид мог забыть о ней, не думать, не вспоминать. Но лишь до тех пор, пока считал, что возвращение невозможно. Теперь всё изменилось. Казавшееся полузабытым сном опять стало реальностью.

Ароян лежал, ощущая влагу кожей щеки. Слёзы. Он плакал во сне. Хоть и привык к Шакху за четырнадцать лет, этот мир не стал родным для него. Разумеется, он улетит с разведчиками «Серебряного Ястреба», не о чем тут и размышлять. Осядет где-нибудь в тихом местечке, будет сочинять сценарии для психофильмов. Станет богатым и знаменитым. Далёкие чужие планеты постепенно отойдут в прошлое, и Шакх превратится в воспоминание…