– Бьерн Къоль! Я обвиняю тебя и твою семью в гибели моего единственного сына. Этой ночью Торстейн был убит, и вы в том повинны. Будь ты проклят, Бьерн Къоль, и род твой вместе с тобой. Кровь да искупится кровью.

Эйнунд Родъер вытащил кинжал из ножен, странно, левой рукой поднял его острием вверх, будто показывал оружие всем, а потом быстро полоснул себя по правой ладони крест-накрест. Вскинул руку. Темная капля крови, словно спелая ягода, сорвалась вниз.

– Блокхейн!

Отец поднялся с престола и, приблизившись к соседу, встал напротив него, как раз там, где кровь запятнала пол церемониального зала.

– Эйнунд Родъер, Драконы и люди свидетели, я не знаю вины никого из клана Къоль перед твоей семьей. Люди, стоящие здесь, слышавшие все, может ли кто-нибудь из вас подтвердить или опровергнуть слова благородного хеска?

Молчание.

– Эйнунд Родъер, мы не хотим зла ни тебе, ни роду твоему. Но ты сам объявил блокхейн, и тому есть свидетели. Если за три дня ты не откажешься от своих слов и рана твоя заживет так, что ты сможешь держать оружие, то, значит, сами Драконы признали за тобой право кровной мести, и свершится она, как должно, и ни люди, ни закон не смогут встать между нами.

– Да свершится, – эхом отозвался Эйнунд Родъер.

– Собравшиеся здесь, вы слышали.

Люди клана Къоль по-прежнему молчали.

Я читал про блокхейн в книжках, но никогда не сталкивался в реальности. Это что-то из прошлого, сродни двуручным мечам, почтительно сберегаемым в оружейных кладовых замков. О них помнят, ими гордятся, о них упоминают, когда говорят о славных предках и клинках, коими те владели, но редко кому сейчас приходит в голову взять фламберг или бастард сворд и отправиться с ним на битву.

Блокхейн – это не война, а бойня, где действует лишь одно правило: каждый член вражеской семьи, способный поднять оружие, должен быть уничтожен. Только кровью искупится кровь убитого родича, только полностью истребив род противника, можно защитить собственную семью.

Страшное наследие наступивших после Смуты времен хаоса и безвластия, гордости и отчаяния, когда закон писал меч победителя, а защитой была только собственная сила.

Никто не давал кланам права кровной мести, они объявили его сами.

Если блокхейн начинается, остановить его не может уже никто. Даже воля короля – кровники предпочтут отправиться на плаху, но не отказаться от отмщения. Монарх присылает для усмирения солдат, но мятежные семьи уходят в Белое Поле, продолжая истреблять друг друга и огрызаясь на воинов государя. А в Гербовнике еще один выморочный герб перечеркивают багряный крестом. «Род истреблен в результате блокхейна».

– Народ по набату поднимать будешь? – спросил отца Турольв Хлекк.

– Нет. Блокхейн касается лишь членов семьи.

Начальник замкового гарнизона только хмыкнул многозначительно.

Согласно древнему закону, убивать и умирать во имя мести действительно должны только те, кто связан с предводителями кланов кровным родством. Потому, например, Герда и Оле в безопасности. Но это единственное правило, которое нарушается постоянно.

Иногда верность вассалов превосходит чувства кровных родичей.

Я вспомнил, как семь лет назад собрались люди клана, чтобы, если понадобится, силой отбить меня у жреца Дода. Их нельзя было назвать моими родичами, просто несколько веков назад наши предки дали друг другу клятву. Одни, простолюдины – верно служить роду Къолей. Другие, первые вурды – защищать доверившихся им от всяческих притеснений, все равно, будут ли творить их местные разбойники, вылезшие из Белого Поля чудовища, или хоть неправые королевские чиновники. Издавна вурды и простолюдины, обитающие близ Барсова перевала, вместе ходили в пещеры, добывать горючие кристаллы и честно делили вырученные за них деньги. Жители окрестных селений поручали главе рода Къолей разбирать их тяжбы и споры, а когда случался очередной набег, приводили семьи в Къольхейм и вместе с его обитателями поднимались на стены цитадели. Там было все равно, кого ты закрыл щитом от вражеской стрелы и чьи руки перевязывают твои раны.

Мы всегда были кланом. В Къольхейме не забыли, что это значит.

– Ларс, – окликнула меня Хельга, – пойдем, нужно поговорить.

Я вдруг понял, что стою столбом у стены, а все наши или уже ушли, или, деловито беседуя, покидают церемониальный зал. Люди готовились к блокхейну.

– Что ты об этом думаешь? – Хельга оттолкнулась ногой от пола и недовольно поморщилась – здесь, в отличие от нашего дома в Гехте, кресло было обычное, не качалка.

– Дикость какая-то. В наше время…

– Именно, что дикость, – по-своему поняла сестра. – Ларс, что написано в хрониках? Как часто в наших краях случался блокхейн?

– За последние сто пятьдесят лет ни разу. Были крупные обиды, драки, поединки один на один, судились, как проклятые, но до войны на истребление никогда не доходило. Несколько раз кровную месть пытались объявить младшие члены кланов, но старшие это моментально пресекали. Один раз на рожон полез глава семьи, но его скрутили собственные родичи, объявили умалишенным. Раньше бывало, что блокхейн использовали для захвата чужих земель.

– Но тут Родъерам надеяться не на что. Ларс, ты хорошо запомнил, что сказал Эйнунд?

– Вы повинны в гибели моего сына.

– Точно не «вы убили»?

– Точно. Как с театральной сцены вещал.

– А ведь в таком состоянии человек не подбирает слова, говорит то, что действительно думает.

Хельга потянулась к затылку, словно хотела по-простецки почесать, но вместо этого выдернула из затейливо скрученной прически конец толстой золотистой косы и принялась наматывать его на палец.

– Моди обещал оторвать Торстейну голову, но он ни при чем. Брат так разозлился, что до самого утра носился по замку, рассказывая всем, кто не спал, что он сделает с Родъером, если тот еще раз сунется в Къольхейм. На сторожевую башню поднимался раз пять, обе смены караула его видели. Ребята сознались, что уже бились об заклад, сколько раз он еще примчится. Ларс, я должна знать, как умер Торстейн Родъер. Это можно понять, взглянув на тело. Времени мало. Видел у Эйнунда на рукаве ленту Дода? Такую повязывают за день до прощания, дальше траур. Пойдешь в замок Баг.

– Я?!

– Больше некому. Меня помнят, узнают. Любого из наших тем более. Тебя же Родъеры в последний раз видели ребенком. Если и запомнили, ты с тех пор вырос, здорово изменился. На похороны собирается много разного народа, затеряешься в толпе. Я понимаю, как это неприятно…

Она говорила что-то еще, объясняла и увещевала, но я хоть и слышал, не понимал ни слова. Пойти в дом кровника на похороны его сына – неприятно? Силы небесные, сестра, о чем ты?!

– Ларс, – Хельга, поднявшись из кресла, положила руки мне на плечи и смотрела в глаза. – Через три дня начнут погибать люди. Для кровной мести нет хороших и плохих. Замок Баг входит в клин Гехта. Я, как главный прознатчик, могу потребовать официального расследования причин гибели Родъера. Но это займет больше трех дней. И, я почти уверена, мы ничего не узнаем. Мешать начнут все, и самыми немыслимыми способами. Умереть готовы за обычай в буквальном смысле слова! Наш клан больше, мы можем попросту взять замок Баг приступом. И, скорее всего, найдем там только тех из клана Родъер, кто не способен держать оружие. Остальные уйдут, скроются, затеряются по городам и хуторам. И станут выслеживать и убивать Къолей. А мы будем охотиться на них. Во время блокхейна перестают действовать не только законы королевства, но и человеческие, законы совести. Убивают женщин, потому что те могут родить будущих мстителей, убивают детей, которые вырастут с ненавистью в сердцах. Останутся только младенцы и дряхлые старики, которые все равно не смогут выжить сами. Одна семья будет уничтожена полностью, но и другой не стоит ждать ничего хорошего. Если выживших в блокхейне людей окажется недостаточно, чтобы охранять перевал, король пришлет сюда гарнизон. Къольхейм превратится в казарму. Брат, только узнав, что случилось с Торстейном Родъером, доказав, что Къоли неповинны в его смерти, сможем мы остановить этот дурацкий блокхейн. До его начала отец будет иметь право отказаться.