Ночь запорошила окно угольной пылью. Город спит, и дом спит. Только мне неймется…

Дверь слегка приоткрылась. Вестри! Не удастся мне уйти незамеченным.

– Хельга?!

– А ты думал, лунный волк за тобой явился? – ворчит сестра, плотно притворяя за собой дверь. – Ухватит и утащит? Спать по ночам надо! – Хельга усаживается на кровать. – Гудрун тоже все никак не угомонится. Подождем немного, потом пойдем.

Хельга тоже снарядилась, как в поход. Бригантина поверх куртки, шпага. И знак главного прознатчика Гехта. С кем бы ни пришлось нам столкнуться этой ночью, все будет по закону.

Сидим молча. Хельга задумчиво выщипывает нитки из покрывала. А ведь меня за такие дела она неизменно хлопает по рукам… Девять Драконов, как же сестре не хочется никуда идти! А еще больше не хочется, чтобы шел я. Но знает, что если попросит или прикажет остаться, то смертельно обидит. И я оскорблю сестру, если предложу остаться ей.

– Ты сказала Оле?

– Нет.

Ясно.

Дверная ручка задребезжала, как если бы по ней со всей силы ударили рукой или лапами. Дверь распахнулась, и в комнату вошел Вестри. Уселся напротив нас и, закатив глаза, принялся раскачиваться. Все понятно: «Я умираю спать хочу, а вы тут невесть зачем сидите, нет бы кто-нибудь улегся, чтобы песику расположиться у него в ногах, выдохнуть через нос и наконец-то сегодня успокоиться! Идемте спать, а?»

Не дождавшись ответа и разочаровавшись в хозяевах и этом мире, Вестри мрачно убрел в комнату Хельги. Судя по звукам, забрался на кровать сестры. Наверняка улегся посередине и вытянулся во всю длину поперек. Хорошо ему.

Сколько времени прошло, прежде чем по изменившимся звукам дома мы поняли, что Гудрун и Вестри наконец уснули?

– Пора.

Тихо-тихо спускаемся по лестнице. Смазанная дверь не скрипит, не хлопает.

Достаю припрятанный у крыльца фонарь. Хельга одобрительно кивает.

Выйдя за калитку, мы разом оборачиваемся. Кто знает, быть может, сейчас мы видим наш дом в последний раз.

Идти недалеко, и улица знакома. Мы не стали зажигать огонь, чтобы не привлекать к себе ничье внимание. И потому заметили поджидающего нас, только когда он открыл потайной фонарь, осветив лицо.

– Куда без меня собрались?

На постаменте вместо каменной горгульи сидел Оле Сван.

– Странно, да, Къоли? Я тоже чуть не свихнулся, когда увидел, что чудища нет на месте.

– Давно это было? – до чего же растерянно и обиженно звучит мой голос!

– Это было меньше часа назад! А до того я с самого вечера каждые пятнадцать минут высовывался в окно, пытаясь понять, что же задумали мои друзья и почему они не хотят рассказать об этом мне.

– Догадался, что ночью надо прийти сюда? – Хельга холодна и спокойна.

– Ну, Къоли, многого ожидал от вас, но не думал, что вы считаете меня законченным идиотом. Сначала Ларс крутился вокруг статуи, как горностай возле птичника. Потом ты, Хельга, смотрела на нее с умным лицом. Откуда вдруг такой интерес к чудищу? Что вы задумали? Хотя рассказывать наверняка долго, а отговаривать бесполезно. Вот запереть бы вас обоих… Но навечно не замуруешь, и вы все равно полезете куда не просят. И что мне тогда, каждую ночь вас караулить? Рядом с этой горгульей навечно усесться? Понимаю еще, почему Ларс по ночам носится по городу, будто дня мало, и сует нос куда не следует. Хронист, ему неймется. Но ты, Хельга… Эх, Къоли, Къоли. Думаете, Торгрим ушел туда? Или его утащили? В колодец? А крышка?

Это напоминало сон. Мутный и странный, в котором тебе, вопреки логике, удается все. Крышка люка поднялась на удивление легко, стоило сунуть в паз на крае древко алебарды. Оле развернул обмотанную вокруг пояса веревочную лестницу.

Почему опытнейший капитан стражи и отнюдь не глупая хесса главный прознатчик не позвали никого, кто остался бы караулить у постамента-колодца? Я не знаю и думаю, что если бы спросил у Хельги и Оле, они не смогли бы ответить. Что-то странное было в этой ночи, когда люди боятся выходить из домов и выглядывать в окна и даже луна словно робко прячется за черной занавеской. Как будто перед нами, пригласив по отдельности, но к одному времени, наконец решили открыть некую дверь, но подойти к ней могут только званые.

Еще одна странность: Оле и Хельга допустили, чтобы в открывшийся колодец спустились все трое. Сван первый, я за ним, сестра замыкающей. Как только ее сапог коснулся пола, наверху, на фоне черного неба мелькнула еще более темная крылатая тень и крышка захлопнулась.

Оле опомнился первый. Словно преследуемый огнем, взлетел он вверх по лестнице, сильно ударил в крышку люка. Поминая злобных тиллов, потряс ушибленной рукой, повторил попытку. Безрезультатно.

– Поделом разиням! – проворчал капитан Сван, спускаясь. – Фунсова горгулья не только закрыла люк, но и, похоже, уселась на него сверху. Ну ничего. Сейчас рваться бесполезно, а днем я поднимусь и устрою такой шум и стукотню, что кто-нибудь точно услышит. Сковырнут статую. Ларс, у тебя пистолеты заряжены? Ну! Еще и пальнем пару раз. Услышат. Да и алебарда моя у колодца осталась. Если никто не заметит и не заинтересуется, так на плацу загоняю, стражнички! А пока пойдем, поглядим на чудеса подземные да разузнаем, что к чему. Чего ради лезли-то…

Чудес, на которые стоило посмотреть, не наблюдалось. Мы стояли на дне колодца, просторного, но неглубокого. Узкая – широкоплечий Оле недоверчиво измерил ее руками – и невысокая, едва в рост человека арка вела в темный коридор. Другого пути не было.

В полого уходящем вниз коридоре распрямиться в рост мог только коротышка Оле. Мы с Хельгой шли то наклонившись, то, когда совсем уже затекала шея, согнув колени. А бедняге Свану приходилось двигаться плечом вперед. Фонари давали достаточно света, но разглядывать в узком уходящем вниз коридоре было решительно нечего.

– Ларс, а Ларс, – позвал вдруг идущий впереди Оле. – Бери Хельгу и двигайте назад, пока еще можно. Она сейчас ругаться будет, упираться, может, драться. Но ты ничего, тащи ее. Вы худые, выберетесь. А вот мне, похоже, уже не развернуться.

Белая рука Хельги, мелькнув из-за моего плеча, огрела капитана по затылку. Слов сестрица предпочла не тратить. Сван тяжело вздохнул и замер на пути непреодолимой преградой. Похоже, он решил любым способом выгнать нас из тоннеля.

– Оле, – протянул я скучным голосом, – а что, если лестницы уже нет?

– Как нет?

– Если горгулья или еще кто-то оборвал ее? Втроем с тобой мы можем попытаться, встав на плечи друг другу, достать до крышки. А вдвоем точно не дотянемся. Два выстрела – это слишком мало, их могут не услышать или не обратить внимания.

– Акробаты на ярмарке! – буркнул Сван. – И что предлагаешь?

– Пойдем вперед, может быть, там будет место попросторней. Развернешься, и тогда назад все вместе.

– А если сами застрянете? Дайте слово, что как только шкуродер хоть на ноготь сузится, пойдете обратно.

Фунсова капитана не переупрямить. Но, Оле, мы вытащим тебя отсюда, даже если действительно придется ободрать о стены тоннеля всю твою шкуру.

– Слово вурда.

– Хельга, не слышу.

– Да, слово, – отвечает сестра деревянным голосом.

– Лезем прямо к тиллам в жаровню, – ворчит Оле, снова устремляясь вперед. – Вон, даже теплом навстречу тянет.

Мы все-таки добрались до места, где было просторно. Оле, вдруг громко помянув Драконов, сделал шаг в сторону (в сторону?!) и пропал. Рванувшись вслед за ним, я оказался в большом подземном зале. Центр его был свободен, а по краям возвышались голубоватые прозрачные колонны. Они казались высеченными изо льда, но в зале было жарко, как возле натопленной печки. Было светло, но от колонн ли исходил этот свет, от другого ли источника – непонятно.