— Наверное, это лучше, чем умереть? — поинтересовался я ледяным тоном. — По-моему, вполне приемлемое наказание за шпионаж. Впрочем, кому не нравится, могу освободить.

— Надо полагать, освобождение — это смерть?

— Именно так.

Они мрачно молчали, никто из них не поднялся с колен, выбрав рабство.

— Вот и хорошо, зато теперь никаких договоров и бюрократии, — я усмехнулся.

А потом заметил двадцатого кобольда, по имени Ноткер, просунувшегося в уже разблокированную мною дверь. Он ошалелым взглядом оглядел своих собратьев, перевел взгляд на меня. И решив, что сбежать у него тоже не выйдет, направился ко мне.

— Ваша Светлость, прошу прощения, что вызову в вас очередной приступ нелюбви в бюрократии, но все же… Прошу вас подписать.

Он протянул мне стопку бумаги. Я взял, глянул на договор, в котором точно было листов пятьдесят, снова посмотрел на кобольда. Судя по его лицу, он ожидал, что я его испепелю после такого на месте. Но я расхохотался. Потом бросил листы в воздух. Черканул в воздухе заклинание. Все листы повисли в воздухе. Возникшие крошечные молнии пробежались по листам, сжигая лишние абзацы, и перемещая оставшиеся на другие листы. Опустевшие листы рассыпались в воздухе золотыми искрами. В тоге от в итоге от договора осталось только три листа.

— Совсем запамятовал о таком прекрасном заклинании, как «Краткость», — заметил я.

Потом, пробежав быстро по трем страницам, согласно кивнул. Кобольд создал еще одну копию договора и я поставил на обоих экземплярах свои подписи — тем же золотым росчерком.

Увидел, как сами собой, уже без моего вмешательства оборвались серебристые нити, связывающие кобольда по имени Ноткер с Хайдельбергской Гильдией и Ульрихом Адельманом.

Кобольды с завистью на своего собрата, который не был уличен в шпионаже и остался свободным. Я собрал листы и передал один экземпляр договора Ноткеру.

— Ну что ж, поздравляю, — произнес я, вручив ему договор. — Назначаю тебя также главным над этой толпой.

— О, — только и вымолвил Ноткер, то ли ужаснувшись, то ли обрадовавшись — тон был совершенно неоднозначный.

— Вы пока мне не нужны, — сказал я и все девятнадцать кобольдов исчезли. — А ты иди сюда.

Я вывел его в алхимическую. Нашел по названию нужный ящичек. Достал оттуда пакетик с семенами.

— Растение, точнее тот сорняк, искусственно выведенный с помощью черной магии, гибрид. Семена выглядят так. Запомнил?

— Да, Ваша Светлость.

— Осмотри всю капеллу, что примыкает к оранжерее, там было много банок семенами. Найдешь — уничтожь. И еще. Прочешите, на всякий случай замковый холм и округу, вдруг за столько лет семена все-таки ветром разнесло. Не хочу получить весной внезапный сюрприз от этой разросшейся повсюду мерзости.

— Я все понял, Ваша Светлость, будет исполнено, — Ноткер поклонился и исчез.

Я сжег семена и, закрыв дверь в подземелье, направился наверх.

У края колодца обнаружились тетя и кузен. И Цецилия и Финбарр взглянули на меня с тревогой, но на моем лице не осталось и следа от вспышки гнева, и это их сразу успокоило.

— Что с пожарными? — спросил я.

— Кто-то из долины увидел дым и вызвал. Йеске всё уладил, — сообщила Цецилия.

Я кивнул.

— Думаю, вы мне сегодня уже не понадобитесь.

— Хорошего вечера, Эгихард, — Цецилия кивнула и, поднявшись по сброшенной уже кем-то к бассейну лесенке, ушла.

Финбарр чуть помедлил.

— Ты в порядке, Харди? — все-таки озвучил он.

— Да. Надо кое-что обдумать. Желательно в одиночестве.

— Ты ведь себе так комнату и не подобрал, — заметил кузен.

— Для решения проблем лучше всего подходит кабинет.

— Ну, как понадоблюсь — зови.

— Спасибо, Барри.

Мы выбрались из оранжерейного бассейна и разошлись. Я вернулся в кабинет, глянул на лежавший там еще один дневник Теодериха и убрал его в ящик стола — подальше. Тут внезапно зазвонил телефон. Я от неожиданности несколько секунд смотрел на трезвонящий аппарат, не думая поднимать трубку, но потом, опомнившись, ответил.

— Господин Райнер-Наэр? Добрый вечер. Как я удачно сразу на вас попал, — услышал я голос Ульриха Адельмана.

Правда, радости в его голосе не было абсолютно. Зато я различил напряжение и тревогу.

— Добрый вечер, господин Адельман, — заметил я. — Хотя, для вас он, наверное, не такой добрый, не так ли?

Он смешался и не ответил. Потом я услышал, как он прокашлялся.

— Идея насчет кобольдов принадлежит Прегилю, — решил не тянуть он.

— Мне уже рассказали. Но вы какого черта пошли у Базилиуса на поводу? Вам мало было всего, что произошло в Хайдельберге за последние дни? И ведь мы заключили этот чертов договор. «Хорошо» вы его начали соблюдать, начав нечестную игру.

— Будем откровенны, Эгихард… — начал он.

— Ваша Светлость, — поправил я. — Если вы вдруг пропустили новости.

— Нам госпожа Халевейн уже сообщила, — мрачно обронил Адельман. — Ваша Светлость… Готов поклясться, вас новый титул забавляет.

— Чертовски забавляет.

— Так вот, все же я надеюсь на ваше понимание. Даже несмотря на заключенный между нами договор, вы, в силу вашего происхождения…

Он замялся, словно пытался сформулировать как можно более корректно.

— Не вызываю доверия, — подсказал я. — И вам придется за это заплатить.

Адельман молчал, обдумывая услышанное.

— Думаю, я к вам уже послезавтра приеду. Так что ждите и готовьтесь.

— К чему? — совсем убитым голосом произнес Ульрих.

— К шоу. До встречи, — ответил я и повесил трубку, решив больше не утруждать себя объяснениями, а через миг позвал кобольда. — Эй, Ноткер, мне нужна вся пресса за последний месяц, начиная от серьезных новостных газет и бизнес-журналов до бульварной прессы.

— Какого региона, Ваша Светлость? — спросил появившийся кобольд.

— Всех. Но только крупные печатные издания, мелкие газетенки не нужны.

— Понял. Куда сложить?

Я показал на один из пустых книжных стеллажей.

Уже через миг он был весь заставлен пачками газет и журналов.

— Заклинание «Краткость» сработает? Или помочь вам разобрать? — спросил кобольд и мне послышались в его голосе ехидные нотки.

— Тоже захотел ошейник? — поинтересовался я.

— Я бы не отказался. Он ведь из чистого золота! Это даже как-то несправедливо, что провинившиеся мои собратья имеют золото.

— Хм, — я вывел пальцем заклинание и протянул ему разомкнутый золотой обруч. — Без заклятия рабства. И это, если что, не оплата твоего труда.

— Спасибо, Ваша Светлость.

Ноткер нацепил себе украшение на шею и, шагнув к зеркалу, полюбовался своим отражением. А потом вдруг испуганно отшатнулся. В отражении я, как и кобольд, увидел белый прозрачный силуэт женщины. Похоже, в Хоэцоллерне имелось свое приведение. И я тут же припомнил, какое.

Появляющийся дух белой госпожи всегда предвещал болезни или смерть кому-то из рода Хоэнцоллерн.

Снова резко зазвонил телефон. И на этот раз я также знал, кому я понадобился.

— Добрый вечер, господин Прегиль, — произнес я, взяв трубку и наблюдая, как испаряется в зеркале призрак. — Дайте угадаю — что-то не так с вашим королем?

Я секунды три слушал тишину, потом Базилиус Прегиль заговорил. Голос у него был усталый и тревожный.

— Добрый вечер, господин Райнер-Наэр. Судя по вашей реплике, вам стало известно что-то еще о проклятьях черного мага?

— Вообще-то нет. Только что в зеркале увидел призрак белой госпожи — фамильного призрака Хоэцоллернов, появление которого сулит или болезни, или смерть. Это не обязательно связано с проклятиями. Так что у вас стряслось?

— Вы видели призрак? Плохая новость… Что касается монарха, это всего лишь мои предположения. Пока ни король, ни я, ни кто-либо другой из прусских магов не получали черный конверт с проклятием. Однако с королем определено что-то происходит. Он стал часто запираться в одиночестве и у него появился отсутствующий взгляд, словно он о чем-то думает, что уносит его из реальности, поэтому он часто переспрашивает, не услышав как к нему обратились.