Его тело совсем не испортилось, в отличие от мёртвых фенеков, которые попадались мне. Значит, столько времени уделял духовным практикам он не зря.

Когда мы с мамой выехали к ней из дедушкиного дома, я не хотел ничего, даже смотреть на унылый, особенно после привычной мне зелени, пейзаж, так был убит смертью Рафы. Я ещё никогда не видел окружающий наш оазис мир и подозревал, что он таит много опасностей.

Дом Рафы находился на границе Марсилии, рядом были только горы и пустыня. Оттуда до города, как мне и пришлось убедиться, было полдня на верблюде. По дороге мама поила меня из фляжки водой с вином, отчего я в основном дремал. Лишь бы у меня не началась пустынная болезнь!

В Европейском квартале маме взбрело в голову заглянуть в трактир со странным названием «Воющий гусь», хотя до её заведения, как я вскоре узнал, оставалось минут пятнадцать.

Наверное, ей хотелось выпить именно здесь за упокой отца и начало своей новой жизни – со мной. Трактир был расположен на таком расстоянии от порта, что матросня сюда не доходила, а богатые иностранцы легко могли добраться. Здесь пили и за встречу, и перед расставанием.

Мы подошли к барной стойке. Мариэтта откинула капюшон, и все обернулись. С восхищением посмотрели на её серебристые волосы, синие глаза, светлую кожу, белизну которой подчёркивало чёрное платье… Я глядел на людей вокруг. Столько сразу я никогда не видел и не понимал, как себя вести, поэтому жался к маме.

Она заказала у поспешившего на её сияние Роберта – хозяина заведения – кофе, вина и воды. Разбавлять алкоголь она не собиралась, вода предназначалась мне. Пока мы ждали лучшую, по словам мужчины, бутылку, мама пыталась пить кофе. Я смотрел на Мари, чтобы не видеть ничего вокруг: всё казалось таким огромным, непонятным, угрожающим.

Губы её чуть дрожали. Я позвал её. «Не смей мамкать! – с беспокойством оглядевшись, прошептала она. – Считай, что ты мой паж. Дед совсем тебя разбаловал!» Она прикрыла глаза, и в чашку скатилось несколько слезинок. «Ма… Мариэтта». – я хотел обнять её колени, но понимал, что для пажа это была бы непростительная дерзость.

Сквозь слёзы она улыбнулась себе в зеркальце, быстро поправила макияж, сделала глоток кофе, поморщилась: «Остыл». Достала мундштук, и сразу несколько клиентов устремились к печальной красавице. Я пытался схватиться за мамину юбку, но меня оттеснили, а Мариэтта вручила мне недопитый кофе с её слезинками. Несмотря на них или благодаря им кофе, который я пробовал впервые, показался мне напитком богов.

Я устроился у очага, ночью в пустыне бывает ещё тот перепад температуры. От усталости и вина, разморенный в тепле, задремал. Меня разбудил скрипучий голос:

– Твоя мамаша северянка?

Оказалось, что принадлежал он мощному загорелому старику с огромными руками.

– Н-не знаю, – пробормотал я.

– Как так-то? – он неодобрительно покачал головой. – И у тебя синие глаза – редкость здесь, – обвёл он взглядом, будто всё княжество, а не только таверну. Радужка у него самого была голубоватой. – Что ты так смотришь, будто людей не видел ни разу?

– Видел! И не по одному!.. – заявил я. – А с полсотни. И вот сейчас наблюдаю.

– М-м, – но дед не засмеялся, – тяжело тебе здесь придётся, малец, раз ты народ не знаешь, – он отхлебнул вонючий напиток из чаши, больше похожей на ведро. – У вас здесь людишки хитрые, коварные… Никому лучше не доверять! Сколько тут живу, никак не привыкну! А вот у нас в олиферской стороне бывало…

И, повеселев от выпитого, он начал рассказывать мне свою жизнь, историю за историей. Я не всё понимал, но представлял сказочную страну, добрых и честных, смелых людей.

Группа поклонников вокруг Мариэтты тем временем увеличивалась. На меня мама взглянула лишь раз, когда я уронил чашку и та покатилась – еле успел поймать. Я сжался, ожидая от старика строгого замечания, но в его выцветших глазах увидел добрую усмешку.

Устав говорить, закашлявшись, рассказчик допил из «ведра», засобирался. «Малец, я с тобой так на корабль опоздаю, – он пробормотал себе под нос: – Могу трущобами срезать, – обернулся ко мне, выудил из рюкзака, больше напоминающего палатку, свёрток. – А тебе на вот. Пока сложно придётся, но разберёшься со временем».

Пока я удивлённо развернул потрёпанную книгу «Приключения в олиферской стороне», старика и след простыл – точно, спешил. Перелистнув страницы, я убедился – картинок было мало, многие вырваны, язык непонятный… но я присмотрелся и разобрал несколько символов.

Наконец-то мама подошла ко мне с тем самым хозяином и выхватила у меня подарок.

– О, северный язык. Понимаешь его – дед тебя учил? Я почти забыла! – Мари покрутила в руках книгу. – А откуда это у тебя? Ты один сидел весь вечер!

– Нашёл у камина, – соврал я.

– О, собирались сжечь! Это книга нашего завсегдатая – столетнего викинга, малыш, – Роберт не отставал от мамы ни на шаг. – Представляешь, Мари, он собирался на старости лет в свою страну, так откинул копыта у нас на пороге неделю назад. Выпил на дорожку, называется! Знаешь, а я думаю сам вести караван.

– Роб, ладно… После расскажешь. Выкини эту рухлядь, Влад!

– А я могу взять её себе? – спросил на всякий случай у обоих.

– Конечно, Владик! – Роберт на меня странно… нехорошо посмотрел, облизнулся, то есть улыбнулся так, что у меня по телу прошла неприятная дрожь. И как ни в чём не бывало обернулся к Мари. – Так я загляну на днях?

– Да-да. Пойдём, ВладИслав! – и мы отправились в нашу новую жизнь.

В своём новом доме я проснулся, укрытый полупрозрачной накидкой, на диване. Мама, скептически посмотрев на меня в зеркало, завершила утренний макияж. Побрызгала волосы старлайтексом и начала их неспешно расчёсывать. Тапочки у неё оказались, конечно, на шпильках.

– Доброе утро, мамочка…

– Не называй меня так! Я ведь говорила. – Среди косметики перед ней стояла чашка кофе с шоколадкой.

– Есть хочу. Напечёшь мне лепёшек?

Я вспомнил, какими вкусными они получались у дедушки. Рафа всегда будил меня свежеприготовленным завтраком.

– Печь?! – рассмеялась она, закашлялась и махнула в сторону столика с остатками пиршества. – Поищи там съестного.

Я нашёл засохший кусок сыра, пару пустых бутылок и надкушенное яблоко со следами помады. Есть расхотелось.

– Малыш, – вздохнув, мама поманила меня остатками шоколада, позволила допить свой кофе, – мамочке надо готовиться к выступлению. Это очень-очень важно для всех. Пока прибери тут, всё равно тебе заняться нечем. Кстати, дед не научил тебя готовить?.. Жаль. Я тоже не умею. Ничего – пришлю после обеда одну из моих девчонок, пусть что-нибудь сварганит. А после мы с тобой погуляем.

Но вечером она праздновала успех новой программы. В кабинете-будуаре, как будто поклонники, теснились букеты.

Песок. Вода. Пена… Море?

Демона с два! Доски, тряпка, ведро… Целых десять лет, что твой юнга, я мою полы в борделе. Ещё, конечно, «подай-принеси» со всех сторон.

Вот такую «важную» работу доверила мне мамочка. Первые годы я ещё надеялся, после иллюзии мои размылись. Я уже и не злюсь, наоборот, впадаю в медитативное состояние за этой нехитрой работой день ото дня… Будто становлюсь невидимкой: все об меня спотыкаются, никто и не обернётся. Сам всех вижу, а меня никто не замечает. Зато я научился мастерски подслушивать – просто от скуки.

О, вот постоянный клиент прошёл – песка принёс. Тоже мне, многодетный отец! Хвастался, что на отпрысков лишней монеты не потратит, лишь бы у нас развлекаться. Вот такое развлечение мне будет не нужно, я создам крепкую семью. У нас с моей любимой обязательно родятся дети, и я сделаю всё, чтобы они стали счастливыми!

– Владька, прохлаждаешься? Пойдём работать! Поможешь мне на собеседовании с одной… – Мариэтта чуть за ухо не потащила меня за собой, но вдруг, критически оглядев мой простенький костюм, отправила переодеваться. Из тайника в моей незакрывающейся комнате я, чтобы чувствовать себя уверенней и выглядеть внушительней, повязал на пояс мешочек с серебром – мои сбережения. Никогда не крал, Мариэтта соврать не даст! За годы накопилось: то девчонки поделятся, то клиенты чаевые оставят, то найду на полу пару монет.