На том и порешили.

Шли дни, а Пистос всё не звал.

Я счел, что фагр передумал, и выкинул его из головы. Чтобы привыкнуть к новой руне, по утрам и вечерам я дрался с Квигульвом и Рысью. Им тоже оно не помешает. Мы бились и голыми руками, и на мечах, и на топорах. Понятное дело, что я побеждал, все же у меня на руну больше, но стоило Квигульву взять любимое копье, как его силы удесятерялись. Мы с Леофсуном вставали против него вдвоем и то не всегда одолевали.

А в полуденную жару я пил холодное вино и пытался говорить с Лавром, выучил несколько слов на фагрском языке, да и раб понемногу запоминал нордскую речь. Пока среди ульверов, помимо Хальфсена, лучше всех знали фагрский Рысь и, как ни чудно, Трудюр, видать, ради баб расстарался.

Потому, когда Пистос всё же прислал весточку, я позвал с собой Леофсуна и Квигульва.

Хотя Феликс сказал, что нам нет нужды заботиться об одежде, мы всё же принарядились. Жаль, что я волосы не успел отбелить по старой памяти, зато надел красную рубаху с шелковыми вставками, лучшие штаны, желтые обмотки, чуток посомневался, но все же натянул сапоги, что купил в Альфарики. Да, туговаты, так не в поход же иду, а на пир, коли что, так сниму. Расчесался, волосы по бокам заплел в косы, надел несколько браслетов, колец и цепей, чтоб здешние богатеи не думали, что к ним нищий норд пришел. На поясе красовался мой топорик, там же болтался кошель с монетами, поясной нож, мешочек с огнивом и трутом, конечно же. Пригладил скудную бороду, что уже полностью закрывала подбородок, и счел, что выгляжу ну никак не хуже других.

Правда, я не понимал, как можно устраивать пиры в бане. Там же тесно, мокро и жарко! Вся одежда вымокнет. Милий, посланный Пистосом, уверял, что ничего не перепутал, и что здешние бани не похожи на наши. Но я что, бань никогда не видел?

А оказалось, что таких и впрямь не видел.

Когда мы подошли к высокой стене с резными деревянными воротами, я решил, что это чье-то поместье, во дворе которого находятся та самая терма, годрландская баня. И поначалу всё к тому и шло, ведь внутри я и впрямь увидел широкий двор, огромный каменный дом с колоннами и статуями у входа, а по сторонам раскинулись сады с цветами, ровными дорожками и скамьями. Пистос повел нас прямиком в дом, наверное, поздороваться с хозяином. А внутри было еще богаче, чем снаружи: мраморные полы, на стенах мелкими камешками выложено целое полотно с людьми, зверями, деревьями и птицами. Повсюду вырезанные из камня статуи голых мужиков и баб, хотя сразу так и не поймешь, кто живой, а кто нет, так они походили на настоящих.

Мы прошли в просторную комнату, где нас окружили рабыни и начали снимать с нас одежду. Я отбился от двоих и спросил, когда же мы пойдем в баню и почему тут такие наглые песчанки. Милий с улыбкой ответил, что весь этот дом и есть баня, и здесь полагается ходить в особой одежде, а свою надо оставить здесь. Всю мою красоту пришлось снимать и заматываться в непонятные тряпки.

Потом мы прошли в следующий зал, и я просто остолбенел. Посередине дома крыши не было, только стены, пол, а прямо в полу — пруд, в пруду плавают голые мужи, мимо ходят рабыни, разносят вино, помогают вытереться и одеться тем, кто уже наплавался. Пистос, не останавливаясь, провел нас дальше, в один из боковых залов, которых там было не меньше десятка.

— Тут есть разные купальни, — пояснил Милий. — Есть с горячей водой, с теплой и с ледяной. Есть комнаты, где умелые рабыни разомнут твое тело и натрут его целебными травами и ароматными маслами. Есть пиршественный зал. Но самое главное — здесь есть небольшая арена для развлечения.

Я спросил у Пистоса:

— Так зачем мы сюда пришли? Помыться захотелось?

— Сегодня все здание выкупил один из благородных мужей. Его сын должен получить первую руну, и в честь этого он устраивает пиршество. Отец не захотел пойти, потому послал меня от нашего рода. Ты пока отдыхай, сходи искупайся, а я поздравлю хозяина и вручу подарок. Сам праздник начнется позже.

И ушел!

Ну а мы решили осмотреть всю баню: зашли в каждую комнату, окунулись в каждую купальню от самой жаркой до ледяной, полежали под руками крепких рабынь, пока те натирали нас всяким разным, выпили немало вина и поели жареного мяса. Где-то посередине наших помывок вернулся Феликс, но его то и дело дергали разные люди, всё спрашивали чего-то, косились на нас. Милий пояснил, что молодой господин после возвращения впервые посетил чей-то прием, и его старые знакомые интересовались, где он пропадал так долго и почему так сильно изменился.

— А еще он всем говорит, что вступил в иноземный хирд, и что ты его хёвдинг. Потому на тебя так смотрят. Думают, что это за норд такой, к которому сын Пистоса пошел? Вспоминают, выступал ли такой на арене.

Хорошо, что к нам с разговорами не лезли. Только один раз подошел незнакомый фагрский юнец, пролепетал что-то и всучил мне в руки не чашку, а самый настоящий рог, украшенный на нордский манер серебром.

— Он хочет выпить с тобой, — еле слышно проговорил за плечом Милий. — Только это не обычное вино, а непентес. Помни, оно дурманит иначе, многие от нескольких глотков теряли голову.

Я посмотрел на прозрачный напиток, пахнущий молоком и сладостью, потом на Феликса. У того от одного запаха взгляд переменился, поглупел и застыл, точно у полоумного, только слюны изо рта не хватает.

— Скажи, я не буду это пить, — сказал я и пихнул рог юнцу обратно.

Тот удивился, воскликнул что-то и снова протянул дурное вино мне.

— Говорит, что представлял себе северных воинов иначе. Что те не трусы, которые избегают выпивки.

— Пусть возьмет меч, и тогда поглядим, кто из нас трус.

— Не стоит с ним драться. Он ведь нарочно к тебе подошел.

Тогда я выхватил рог, выплеснул питье в ближайшую купальню, подошел к ближайшей рабыне с кувшином, всё вино перелил в рог и в несколько глотков выпил.

— Скажи, что я не пью сладкую воду. Норды пьют только вино и пиво!

Юнец быстро увял и скрылся из виду. Но не успел я спросить у Милия, что это вообще было и зачем, как вдруг оглушительно зазвенело, словно меч о меч ударился, только звонче. Звук эхом прокатился по всем каменным залам.

— Пойдем! Пришло время для главного события! — сказал Милий.

Вслед за остальными мы втянулись в один из самых просторных залов, где вдоль стен стояли широкие скамьи с подушками, а все остальное место занимала ровная площадка, посыпанная песком. С тварями тут явно никто не сражался, ведь ничто не отделяло зрителей от арены.

Когда все расселись, в центр площадки вышел довольный краснощекий фагр в длинной накидке и заговорил. Милий шепотом пересказывал его речь, но я особо не вслушивался. Там было что-то про славный фагрский род, про его корни, листья и прочие части, и вот его сын с дурацким фагрским именем ступает на тот же путь. Потом вышел мальчишка, крупноватый и рыхловатый, как по мне, без единой руны. Он явно гордился и собой, и своим первым мечом, и блестящим нагрудником, и железными наручами, и шлемом с серебряными узорами, и ярко-выкрашенным щитом.

Мне аж стало любопытно, что за зверь такой, против которого нужно столько брони. Ну явно же не коза и не свинья. К тому же свинью замучаешься мечом рубить, и все гости ее кровью умоются.

Малец, красуясь, прошелся перед гостями, сделал несколько взмахов мечом. А после этого на арену вывели его жертву.

Я переглянулся с Квигульвом и Рысью. Скорее всего, получение первой руны задумывалось в виде поединка, причем, на первый взгляд, поединка между равными, потому что соперником богатого юнца был безрунный парень примерно тех же зим или чуть старше. Ему также всучили меч со щитом и отправили на бой. Только вот сразу было видно, что он впервые держит оружие, настолько неловко рукоять меча лежала в его руке — стоит лишь слегка ударить, как он выронит его. Но на всякий случай его еще чем-то опоили, потому как парень явно не соображал, где находится и что надо делать.