— Так на пир, — пояснил воин. — Зачем же еще?

— Пир? — переспросил я. — Странно. Дядьку Мискува она звала, это помню. Нас — нет.

Кстати, шаман в нашей келье не наблюдался. Как видно, он уже на пиру пребывает, мед-пиво пьет, лебедушками жареными закусывает, косточки в рукава складывает. Потом ка-а-ак левой рученькой махнет…

Хотя нет, это из другой сказки, к уральским горам отношения не имеющей.

— Ты себя с ним не равняй, — посоветовал мне Глузд. — Ишь куда тебя заносит! Мискув старинушка уважаемый, его в наших горах всякий знает, почитает.

— Прямо всякий? — Я подошел к Светлане и потряс ее за плечо. — Метельская, подъем. Пора к руководству, оно нас ждет.

— У меня отчет не готов, — пробормотала та, не открывая глаз. — Скажи, что меня не нашел.

— Не всякий, — тем временем невозмутимо ответил на мой вопрос воин. — Есть те, кто его погубить желает. Но они обычно долго не живут. Не получается у них такое. Кого камнем накроет, кого змея кусит, а кто просто за водой к речке отойдет, да и не вернется никогда. Ищи его потом, не ищи — пустое.

Да? Как интересно. Ладно, запомним и это.

— Потому ему от госпожи моей всегда будет почет и уважение, — закончил свою мысль Глузд.

— А к нам, значит, нет? — продолжил логическую цепочку я.

— Экий ты недалекий, — приложил руку к лицу воин. — Мискув — гость, к нему особый почет и уважение проявить не грех. А ты и люди твои — трудники, по приказу госпожи жизнь свою сейчас строите. С чего ей вас особо чествовать?

— И тут социальная дифференциация, — посетовал я и снова начал тормошить Метельскую. — Светка, давай вставай. А то сейчас найдем на свою голову новые проблемы, со старыми не успев разобраться.

— Да проснулась, проснулась, — порадовала меня наконец-то оперативница. — Заканчивай трясти, Макс. Меня же сейчас укачает!

Потом мы вдвоем очень долго будили Белозерову, которая ни в какую не желала возвращаться в жестокий реальный мир из сладкого забытья, и Марго, которая, открыв глаза, сильно удивилась тому, что вообще уснула.

А вот Аркаша меня в очередной раз удивил, ибо с ним как раз вопросов никаких не возникло. Стоило мне только тронуть его за плечо, как он моментально распахнул глаза и спросил:

— Что случилось?

— На пир зовут, — немного удивленно ответил я. — Подъем!

Я-то думал, что придется его холодной водой поливать, а он вон, как стойкий оловянный солдатик, сразу готов в бой. Любопытно. Не сказать странно. Видал я пару раз такое раньше, и те люди, кто просыпался вот так же, после создали мне кое-какие проблемы. Надеюсь, в этот раз до подобного не дойдет.

Мероприятие, на которое нас в результате все же доставил Глузд, проходило в той самой палате, где у стены стояли статуи, вызвавшие у меня кое-какие подозрения. И да, это был именно что пир, со всеми атрибутами — стол горой, куча народа за ним, вино рекой, здравицы, которые, похоже, уже никто не слушал, и все такое прочее.

— А вот и новые гости пожаловали, — отсалютовала нам золотым кубком, изукрашенным зелеными каменьями, Хозяйка. — Думала уж, что не придете!

Меня, конечно, подмывало сказать: «Не гости, а трудники», но, само собой, я ничего такого делать не стал. Напротив, поклонился ей и поблагодарил от всех нас за проявленное радушие.

— Садитесь, — милостиво разрешила подземная владычица. — Ешьте, пейте на здоровье. А ты, Глузд, сходи-ка и приведи сюда еще парочку гостей. Пора уже решить, что с ними делать станем.

Лучше бы не звала, честное слово. Нет, снедь на столах глаза радовала, спору нет, но все вот эти игры уровня «а давайте их еще иголочкой потыкаем» начинали раздражать. Все понимаю — живет Хозяйка тут сильно давно, места дикие, электричества нет, интернета тоже, ни тебе турецкий сериал посмотреть, ни ток-шоу какое, но это же не повод, чтобы раз за разом над нами эксперименты ставить?

Я кивнул Мискуву, который, похоже, сразу понял, что именно затеяла подгорная госпожа, привстал и ободряюще похлопал меня по плечу, мол, держись, приятель. Ради правды, не сильно я и расстроился, скорее, немного разозлился, но ответил тем же, давая шаману понять, что оценил его поддержку. Полезный дед, нельзя его невниманием обижать. Чай опять-таки хороший заваривает, усталость и в самом деле как рукой сняло.

И аппетит, кстати, после него волчий просто.

— Здорово, папаша! — сказал я мерзкому старикашке Прову, который опять оказался у меня в соседях. — Ты свинку кушать будешь?

— А? — удивленно вытаращил глаза тот, как видно не ожидая, что к нему могут обратиться таким тоном. Как-никак подручный местной владычицы.

— Нет так нет, — по-своему расценил его реакцию я, подтянул к себе блюдо с зажаренным до хрустящей корочки молочным поросенком, вышиб ножом, что лежал рядом, из его рта редиску, отделил от тушки голову и вцепился зубами в пятачок.

— Во наглый! — наконец отмер Пров. — Куда мир катится?

— К прогрессу, дед, к прогрессу, — прочавкал я, попутно отделяя от поросячьей башки самую вкусняшку — уши. — Просто ты не в курсе. Ты вот здесь себе радикулит в сырости наживаешь, а твои ровесники, которые вне гор живут, на Бали ездят с молоденькими девками. Вроде вон той, что грустно пирог жует, видишь? У тебя же, поди, самоцветов ведер десять припасено в тайниках, не меньше?

Пров чуть не поперхнулся куском запеченной рыбы, который было отправил в рот, но при этом слушать меня стал внимательнее.

— Ты там, в большом мире, себе таких, как она, за пригоршню камней дюжину купишь, а то и больше, и никто тебе и слова не скажет. Причем беззубость твоя и хруст в коленках — они им без разницы, — прожевав одно ухо, продолжил я. — Хочешь — танцы для тебя танцевать станут, хочешь — пятки чесать перед сном. А пожелаешь, можешь их эдак рядком поставить…

— Экую похабель ты за столом несешь, парень! — возмутился Мискув. — Слушать противно!

— Хорошо, давай о другом, — покладисто согласился я, заметив, что Пров глянул на шамана с явным недовольством. — Эх, хороша хрюшка! Прожарена на славу!

— А Баля — это где? — вдруг спросил у меня кряжистый старикан, сидящий напротив. Оказывается, он тоже слушал, что я Прову говорю.

— В той стороне, — махнул я рукой. — Сильно далеко отсюда. Песок белый, море синее, пальмы зеленые, а текила золотая. Всегда тепло, всегда светло, и думать ни о чем не надо. Сиди, грейся на солнышке, думай о вечном.

— Почти ничего не понял, но, похоже, место славное, — сообщил дед, сидящий напротив, Прову, а после налил в кубок, стоящий напротив меня, вина. — Ты, парень, выпей да объясни нам, что, по твоему разумению, «сильно далеко»? Это дальше, чем Утос-Пэ?

Кубки брякнули, сталкиваясь краями, а после мы дружно выпили. Вино, к слову, оказалось очень и очень неплохим. Как и водилось в старые времена — крепким, градусов под двадцать с гаком, но приятным на вкус.

— А Утос-Пэ где? — в свою очередь уточнил я, а после впился зубами в поросячью ножку.

— В той стороне, — явно передразнивая меня, ответил Мискув. — Этой горой Урал заканчивается, потому и называется она «Последний камень». Да и места, где люди кучно обитают, там, почитай, тоже отсутствуют. Оттуда ж до Студеного моря рукой подать. Его еще Карским называют.

Карское море. Не то чтобы край географии, конечно, но все равно — длинны же руки у Хозяйки. Ой, длинны! И вот как с такой ссориться? Полстраны себе, считай, для посещения закроешь. А это тебе не санкции какие, эта штука реально работает.

— Бали подальше будут, — буркнул я и взялся за кувшин. — И теплее там.

— Хорошее, должно быть, место, — подытожил кряжистый дед, подставляя мне кубок. — И все же скажи, юнак, что есть текила? И с чего она золотая?

— Вот тебе, Пантелей, это такое знать? — наконец пришел в себя Пров, ошарашенный то ли моей наглостью, то ли до того невиданной развязностью. — Какой в том прок?

— Так любопытно, — пробасил его собеседник, зачерпывая прямо рукой из плошки, стоящей перед ним, квашеную капусту и отправляя ее в рот. — Всегда было интересно, как люди в дальних краях живут. А спросить-то не у кого. Нет, казаки, что от Кучумки уходили и к нам прибились, рассказывали разное о туретчине да о Персии, но то когда было? Сильно давно. А нынешние, что сюда попадают, все больше слезу льют или пол коленями трут, от них слова путного не дождешься.