Когда-то у нас были хорошие отношения. Потом все резко изменилось, и он отвернулся от меня. Я никогда не забуду, как Ксандер бросил на меня злой взгляд, прежде чем резко уйти со свадьбы своего отца. На его лице было необъяснимое выражение предательства, от которого я не могла избавиться даже спустя годы. Яростный. Полный ненависти. Холодный. Я представляла, что для некоторых игроков, с которыми он сталкивался, этот взгляд был последним, что они видели, прежде чем он впечатывал их в лед.

— О, – сказала я нарочито бодрым тоном, пытаясь выкинуть из головы жестокие образы и дрожь беспокойства. — Что ж, это чудесно. Когда он приезжает?

— Завтра, – резко ответил Генри. — Так что проконтролируй Дженну. Здесь полный бардак.

Меня охватило раздражение, но я подавила это чувство. Я предпочла бы сберечь энергию, чтобы подготовиться морально. Это был первый визит Ксандера после того, как он вычеркнул меня из своей жизни. Было бы ложью не признать, что его болезненное решение оставило зияющую дыру в моем сердце, которую я так и не смогла залечить. После того, как он ушел, все уже никогда не было как прежде.

— Завтра, – решительно повторила я, мысленно перечисляя пункты, которые мне нужно было выполнить до его приезда. Попросить персонал проветрить старую комнату Ксандера. Заполнить наш большой промышленный холодильник тем, что он может съесть. Организовать приветственный ужин по случаю возвращения домой.

— Глаза его фан-клуба будут прикованы к нам во время визита. Не делай ничего, что могло бы смутить меня, пока он здесь, – были прощальные слова Генри.

Усмехнувшись напоследок, он захлопнул дверь кабинета с оглушительным стуком, который эхом отозвался в моем сердце.

В течение следующих двадцати четырех часов я превратилась во встречающий комитет, состоящий из одной женщины. Ксандер любил виски, поэтому я заказала ящик Каберне Совиньон с профилем из структурированного танина. Наверняка, ноты вишни и кожи пришлись бы по вкусу любому любителю виски. Я доплатила, чтобы его привезли пораньше, и сказала нашему шеф-повару, что завтра на ужин у нас будет филе миньон, а также стручковая фасоль с миндалем и глазированная морковь. Десертом будет персиковый коблер в паре с ледяным вином Vidal из Ниагары. Я нашла в погребе пыльную бутылку, возможно, подарок одного из инвесторов Генри. Сладкое, крепкое вино поможет снять предполагаемое напряжение. По крайней мере, я на это надеялась.

В течение дня я то и дело гуглила Ксандера. Он не проявлял активности в социальных сетях, кроме видео и фотографий с его игр. Там было всего несколько его фото: обязательное селфи в спортзале без рубашки, демонстрирующее подтянутое телосложение, крафтовое пиво на пляже и еще одно, где он застегивает дизайнерский костюм, который выглядел так, словно едва мог вместить его массивную фигуру. На фотографиях заметно не хватало женщин. Генри не сказал, приведет ли Ксандер домой девушку. Судя по его профилю, не похоже.

Я гадала, не попросить ли Дженну поставить дополнительный стул, на всякий случай.

В промежутке между организацией ужина и контролем за тщательной уборкой дома я занималась еще одним своим клиентом. Это был комик, который очень плохо отреагировал на насмешки своей аудитории.

Под «очень плохо» я подразумеваю, что он швырнул микрофон в голову одному из зрителей.

— Я комик, – продолжал он повторять. — Быть провокативным – это часть моей профессии.

— Швырнуть микрофон кому-то в голову – это провокативность?

— Это авангард, – сказал он, не отступая. — Как у Галлахера.

— Парень, который разбивал арбузы?

Это вывело его из себя. В отличие от предыдущей актрисы, он не хотел извиняться или тратить время на самоанализ в дорогом оздоровительном центре. Честно говоря, я не знала, чего он ожидал от меня как от своего пресс-агента. Я была способна на многое, но не могла хлопнуть в ладоши и устранить сотрясение мозга.

Я увидела приближающуюся Дженну и переложила телефон в другую руку. Этот звонок и так продолжался намного дольше, чем следовало. Но если бы все, кто совершал ошибки, просто извинялись и шли дальше, у меня бы не было работы.

— Хорошо, – сказала я, обращаясь как к Дженне, так и к клиенту. — Возможно, мы можем сказать, что Вы хотели аккуратно бросить микрофон кому-нибудь из зрителей, чтобы поставить их на место. В шутку. Но сценический свет был сильно ярким, и Вы сбились...

Он издал сердитый вопль, который я проигнорировала.

— Почему бы Вам не набросать свою версию событий, и мы могли бы отправить ее в одну из газет с просьбой изложить Вашу версию произошедшего?

Мне придется изучить всю прессу и выяснить, какое из изданий наименее нелестно отозвалось о его поведении. Оно с наименьшей вероятностью станет приукрашать действительность в невыгодную для него сторону.

— Я позвоню Вам вечером. Да, Дженна? – спросила я, с облегчением вешая трубку.

— Миссис Максвелл, я закончила со спальнями и прихожей, а также только что доставили продукты. Все уже убрано в холодильник и кладовую.

— Замечательно. Отличная работа. – На ее лице появилось странное выражение. — Что-нибудь еще?

Она заколебалась.

— Мистер Максвелл несколько лет назад упаковал большинство старых вещей Ксандера и убрал их на чердак. Его комната, хм, пуста.

— О. – Я нахмурилась. Насколько нетронутой могла выглядеть его комната? — А как насчет фотографий? Или у него наверняка есть постеры на стенах.

Она покачала головой.

— Там нет ничего, кроме кровати и тумбочки. Мистер Максвелл велел мне снять постеры и убрать все фотографии Ксандера.

Я вдруг поняла, что не видела ни одной фотографии Ксандера в этом доме. Странно.

— Зачем ему делать это?

Дженна пожала плечами.

— Принеси с чердака коробку с его вещами, – неуверенно пробормотала я. Ксандер, возможно, больше расстроится из-за того, что мы копались в его вещах во второй раз. Он был скрытным, когда мы познакомились и, казалось, очень удивился тому, что я изучила такую простую вещь, как его выбор в еде. Я не могла представить себе ярость Ксандера из-за того, что кто-то рылся в его личных вещах.

Хотя, если подумать, то могла.

Когда я впервые встретила его, Ксандер учился в колледже и был слишком взрослым для обычных основных правил, устанавливаемых родителями. Так что я попыталась подружиться с ним. Это было несложно сделать, поскольку я восхищалась его бесконечной преданностью хоккею, тем, как он заботился о своем младшем брате, и его непоколебимой заботой о здоровье матери.

Зрелость Ксандера была настолько очевидна, что мне никогда не приходило в голову относиться к нему иначе, как к равному, и я была на седьмом небе от счастья, когда он заявил, что я – одна из его самых близких друзей. Наше общение не было фарсом с моей стороны: Ксандер был единственным человеком, на которого я рассчитывала в том, чтобы помочь мне разобраться в сложных моментах жизни Генри.

Все рухнуло ни с того ни с сего. Ксандер начал сомневаться в моих намерениях выйти замуж за его отца, и его дружба превратилась в недоверие. Я не понимала, что сделала не так, и чувствовала, что у меня выдернули ковер из-под ног.

В тот вечер, когда я ужинала в одиночестве, у меня было достаточно времени, чтобы обдумать слова Дженны. Она была права насчет комнаты Ксандера. Просторная спальня выглядела как дорогая белая камера, в центре которой стояла огромная кровать, застеленная простынями из египетского хлопка. Я все еще могла видеть светлые пятна на стенах, где когда-то висели постеры и медали.

Боже мой, это было угнетающе, а ведь я даже не собиралась там спать. Мне стало жаль его.

Он возненавидит это.

Он возненавидит меня… во второй раз.

Я справлюсь с этим, сказала я себе. Я повторила эту мысль позже тем же вечером, когда Генри ввалился в нашу комнату в поздний час.