Увидев Маженну, Берендей оторвался от работы, он как раз починял внешнюю стену, замазывая дыру смесью из соломы и глины. Широко улыбаясь, он раскрыл своей бывшей воспитаннице объятия.

— Милая моя девочка, вот так встреча! Что привело тебя к старику Берендею?

Маженна опустила глаза долу:

— Батюшка Берендей, я решила, что хочу уйти из мира, стать инокиней.

— Ты же знаешь, Маженна, путь инокини сложный, полон он ограничений, а ты ещё так молода. Откройся мне, что приключилось?

Маженна вздохнула, она без утайки, поведала Берендею о том, что произошло с нею после того, как она встретилась с Гордеем на Вербном мосту, после его посвящения в воины.

— Эх, а ведь мне он сказал, что не потревожит тебя, пока не окончит своё обучение. Говорят сердцу не прикажешь, а сердцу Гордея и добрый совет не в прок. Но это не повод, всё вот так бросать, Маженна! В одном Гордей прав, тебе надо жить дальше. Забудь его.

— Не могу. Жить с ним в одном княжестве, ходить по улицам городов, по которым он ходит, дышать воздухом, которым он дышит и знать, что он любит меня, но жениться на другой… Не могу, отче! — горько посетовала Маженна. — Может в тишине храма, моё сердце обретёт покой?

— Ох, девочка. В священных свитках Лады и Лада говориться: "Увы, горе — твоё имя женщина!" Ты ведь провела детство в храме, Маженна, ты должна знать, что участь людей — жить разрываясь между правдой и кривдой, между печалью и радостью, между наслаждением и страданием. Всем нам, и богам и людям, уготован один конец — смерть. Одни рождаются, что бы сеять жизни, другие, что бы пожинать их. Гордей — тот, кто пожинает, а ты та, кто хочет засеять бесплодное поле его души.

— Я знаю это, отче. Все эти годы я верила, что моей любви будет достаточно, что бы заставить камни пустоши зацвести, но теперь я в отчаянье. Я не знаю, что мне делать.

Берендей погладил девушку по плечу:

— Люди приходят к нам, волхвам, только в отчаянье.

— Я решила, что раз не могу быть с ним, то стану инокиней, что бы служить богам всю жизнь. — Маженна горько расплакалась.

— Не плачь, взгляни на это горе с другой стороны. Ты не была рождена, что бы быть с Гордеем. Твое малое горе — не достаточный повод, что бы отказываться от жизни и запирать себя в келье храма, дочка.

— Ах, вы не понимаете! Вы слепы и ничего не видите, Берендей! — отвернулась от волхва девушка.

Берендея эти слова больно укололи, но он не подал виду, предложил:

— Маженна, девочка, сейчас не время обсуждать твоё будущее, побудь здесь немного, пусть твоя душа отдохнёт, а разум вновь охладится. О твоём постриге мы поговорим позже.

Из сада донеслись звонкие удары дерева о дерево, Берендей развернул Маженну лицом к себе:

— Смотри, я кажется нашёл тебе друга. Оба вы заблудшие, покинутые души.

В саду, отрабатывая на старом сухом дубе удары деревянным мечом, резвился мальчик лет семи-восьми. На его лице была странная рогатая маска, маска демона. Маженна шмыгнула носом, вытерла слёзы, удивилась при виде мальчишки-оборвыша. Откуда здесь этот маленький попрошайка с Вербного моста?

— Олежек! — позвал Берендей пацана. — Подойди сюда, мальчик.

— Да, наставник. — прозвучал бодрый голос, мальчишка откинул маску за спину.

— Позаботься об этой девушке, Олежек. Проведи её в комнаты и согрей чаю с ромашкой. Сейчас ей очень нужна хорошая компания.

Мальчишка лукаво улыбнулся, взглянув на заплаканную Маженну.

— Кажется, я её знаю, наставник. Она делает отличные штуки, они похожи на птичьи крылья. Может и вам крылья смастерит, тогда вам не придётся лазать вверх-вниз по старой трухлявой лестнице, а мне не придётся ловить вас, когда вы снова упадёте с крыши.

Маженна округлила глаза, но Берендей рассмеялся и взмахнул раз-другой руками, изображая полёт:

— Не знаю о чём он говорит, Маженна. Разве такой великий волхв, как я, не умеет летать без крыльев?!

Это утро было полно сюрпризов и для Софийки. Она обнаружила себя лежащей в странном, давно покинутом доме: окна пропускали мутноватый утренний свет, сквозь осколки разбитого стекла; покосившиеся ставни, словно коростой, были покрыты чешуйками облупившейся белой краски; в углах паутина, на полу сухие листья и пыль, а сама она лежит на стареньком, тощем тюфяке, набитом гречишной шелухой.

Дом был очень похож на тот, хуторской, в котором Софийка провела всё своё детство и юность. Может она умерла и попала в Царство Скорби? Но нет! Кто-то заботливо укрыл её тело богатым плащом, расшитым золотым позументом, украшенным серебряными кистями и бахромой.

Её аккуратный носик учуял давно забытый запах детских лет — запах смолотых и сваренных зёрен кофе. Такой напиток любил её давно почивший отец. Тогда Софийка решила, что это сон во сне. Она приподнялась на локтях, потёрла глаза прогоняя дрёму, зевнула.

— Вижу ты уже проснулась, лягушонок. Как спалось?

Очень красивый молодой человек, сидел, по-южному скрестив ноги, у разведённого в очаге огня. Он полировал вощенной тряпицей клинок своего меча и ласково улыбался Софийке.

Слишком удивлённая и смущенная, чтобы возмутиться, что её назвали лягушкой, Софийка сначала мотнула головою, а потом кивнула.

— Не бойся меня, я не причиню тебе вреда и не стану делать ничего, о чём ты сама не попросишь.

Парень отложил в сторону меч и тряпицу, поднялся и налил из стоящего на огне маленького бронзового чайничка в пиалу чёрный и ароматный напиток. Осторожно ступая, чтобы не расплескать драгоценную жидкость, он подошел к Софийке и протянул ей пиалу.

Сказал:

— Этой ночью я нашел тебя спящей на земле в у ворот этого брошенного дома, ты была холодна, как жабка и бледна как самовила. Ты вздрагивала и повторяла имена: Стретень и Финист. Я принёс тебя сюда, к огню, чтобы сберечь от болотной лихоманки.

Софийка кивнула и сделала крошечный глоток кофе, напиток обжог ей язык, но губы девушки всё равно тронула блаженная улыбка.

— Вижу кофе тебе не в новинку. — довольно отметил юноша. — Как ты себя чувствуешь?

— Словно заново народилась. — промурлыкала девушка, не выпуская драгоценную пиалу из рук. — Меня научил пить кофе мой отец, когда я была ещё совсем крохой.

— Значит твой отец гурман и эстет. Наверное ты из благородных? — учтиво поинтересовался юноша.

— Нет он был бандитом, лихим человеком. Он резал людей на Большаке и грабил могилы, пока его самого не упокоили подельники. А я всего лишь девушка, которая сбежала из дома. — ответила Софийка так спокойно, словно говорила, что-то банальное, как то, что вода — мокрая, а огонь — обжигает.

— Ну не настолько уж и лихим, — возразил юноша. — Одно доброе дело он всё же сделал — привил тебе вкус к хорошим напиткам.

Странный юноша ничуть не удивился, сказанному Софийкой и снова принялся полировать меч.

Искра беседы потухла, так и не разгоревшись.

Софийка поёрзала на тюфяке, откинула укрывавший колени плащ, отставила опустевшую пиалу. Юноша даже не обернулся, что бы взглянуть на неё. Софийка вдруг почувствовала робость и неловкость, словно не было всех уроков обольщения, что ей преподавала мать, словно не она последний год развлекала благородного господаря.

— Ну… я пойду? — осторожно спросила девушка.

— Иди, я не держу. — был ответ.

Софийка поднялась, обхватила себя за плечи, без тёплого плаща она моментально почувствовала гуляющие по дому сквозняки.

— На улице сегодня холодно. — словно прочитал её мысли красавчик. — Не спеши, подойди к огню, согрейся.

Девушка повиновалась.

Присела рядом с парнем на корточки, протянула ладошки к весёлым язычкам пламени.

Вдруг парень быстро развернул её лицо к себе, усмехнулся:

— Ты красива. — сказал он, со знанием дела.

Софийка хотела залепить ему оплеуху, но вдруг очутилась в его объятиях.

— Ты такой же, как и другие, делаешь вид, что добренький, а потом…

Парень рассмеялся разомкнул руки:

— Я пошутил, ты так много говоришь о Финисте, что это немного меня разозлило, вот я и решил разыграть тебя.