— Бедный, Гордей! Тогда я принесу тебе поесть, сейчас что-нибудь соображу. — участливо предложила Ивека. — Не бойся, стражники сюда не заглянут, а ты пока иди в баньку, помойся, а то от тебя и правда смердит хуже чем от дикого кабана.

— Благодарю! — в горле у Гордея поднялся комок невыплаканных слёз, он схватил руку Ивеки и жарко поцеловал её.

Ивека вздрогнула, будто прикоснулась к чешуе гадюки, но виду не подала.

— Ну-ну! Хватит, хватит. Маженна затопи баньку, помоги Гордею помыться, пока я занимаюсь едой.

Староста поспешила к дому. Вскоре она вернулась принеся крынку ледяного кваса, половину пшеничного хлеба и солоноватый овечий сыр.

— Можешь заночевать сегодня в предбаннике. — предложила Ивека. — Отдохни до рассвета, Гордей, а я помолюсь, что бы боги сжалились над тобою.

Поблагодарив за еду и гостеприимство Гордей остался наедине с Маженной.

Гордей быстро расправился с едой, она была такая вкусная после долгих и голодных дней скитаний, что юноша пожалел, что Ивека не принесла в двое больше. Подкрепившись, Гордей зашел в предбанник. Пока Маженна носила из колодца воду для купания, юноша положил на лавку меч и стал снимать с тела рубище, в которое от долгих мытарств и скитаний превратилась его одежда.

В бане у Ивеки было просторно, приятно пахло кедровой доской. На стенах висели дубовые и берёзовые веники, ковши и шайки, на полу постелены домотканые половики, в горшках на полке стояло пастообразное серое мыло. Это мыло варили здесь же в его деревни, добавляя собранный высоко в горах, застывший черными слезами на склонах, вулканический пепел. Гордей помнил, как оно жжётся и обильно пениться, когда натираешь им кожу. Рядом с горшками лежала новая, связанная из тонкого лыка, мочала.

Маженна уже закончила с растопкой, размочила берёзовый веник, достала с полки стопку чистых полотенец. Гордей вошел в парную и его сразу окутал исцеляющий жар. Плеснул на раскалённые камни водою и крепко притворив за собою дверь, что бы не выпустить драгоценное тепло.

В ожидании Гордея, девушка присела на лавку, на самый краюшек, подальше от меча. И как ей хватило смелости взять его в руки, там у храма?! Маженна тихонько вздохнула. Ей очень хотелось побольше узнать о судьбе Любомира и она решила подождать, пока Гордей попарится, а после выпытать из него правду.

Стоило Маженне опереться спиной на теплую бревенчатую стену предбанника, как её одолела зевота. Весь долгий день она провела на ногах, помогая Берендею в храме, прислуживая посланнику Великого Князя, стряпая еду для стражников, а в бане было так хорошо натоплено, тепло и уютно, что девушку сморило.

С раннего детства воспитанная при храме, в услужении волхва Берендея, спала Маженна чутко, как кошка. Её сон прервался, как только из парной, свежий и довольный, вышел Гордей. Его узкие бёдра охватывало широкое льняное полотенце, широкая грудь золотилась от загара, крепкие, как витые канаты, мышцы рук перекатывались под влажной кожей, а длинные, волнистые, отросшие почти до лопаток, русые волосы завились на конках в тугие кольца. Он был очень красив, особенной дикой красотою молодого и сильного зверя, и у этой красоты была жестокая цена. Девушка невольно ахнула, когда увидела, сколько заживших и свежих ссадин, царапин и ран уже запечатлело военное ремесло на теле Гордея.

— Ох, как хорошо-то! Так тихо и спокойно мне не было уже давно. Я думал матушка Ивека будет расстроена моими вестями, а она вон как меня приняла.

— Я расстроена. — ответила Маженна. — Ты не вернул мне Любомира. Почему?

— Прости Маженна, я не смог.

Девушка бросилась к Гордею, ударила его кулачками по стальным плитам его грудных мышц. В её глазах стояли слёзы.

— Отвечай! Почему ты скрываешь причину. С кем он там? У него появилась другая, он не хочет меня видеть, да? Почему ты так жесток, Гордей?

Гордей обнял Маженну прижал к себе и ласково погладил по голове. Он хотел ей сказать правду, что Любомир предал их обоих, но губы и язык не повиновались ему и потому он только повторил:

— Не могу, прости.

Тем временем, в большом доме старосты Ивека молилась богам о возвращении сына. Монотонно распевая хвалу Ладу и его жене Усладе, домашним богам-покровителям, Ивека зажгла три восковые свечи на домашнем алтаре, налила в плошку-дарохранительницу ароматного кедрового масла и, покрыв голову вышитым рушником, отбила дюжину поклонов перед двойным глиняным идолом. Сзади незаметно подкрался Рысь, весь день он проспал на чердаке, убогого донимали боли в ногах.

— Матушка Ивека, — льстиво проблеял Рысь. — Ой, чего я видел-то! Кабы не приблазнилось, спросонья! Этот-то, лихоимец, во саду вашем с девкою Любомирчика лясы точит.

Ивека оторвалась от бормотания молитвы и хитро улыбнулась:

— Не приблазнилось, Рыська. Сам пришёл. Я их там оставила, велела в баньке помыться.

Рысь расплылся в широкой щербатой улыбке, его глаз опять немилосердно косил к носу:

— Так надо наших людей кликнуть, али к дознавателю бежать?

— Беги Рыся, да смотри, что бы никто тебя не видел из деревенских. Четыре золотых на дороге не валяются.

— А мне один, один золотой дашь потом, матушка? — загорелись глаза у блаженного, когда он представил сколько кренделей и леденцов можно будет купить на золотую монету.

Ивека погладила плешивую головёнку братца.

— Плетей могу дать и прямо сейчас, если не поторопишься. — ласковый тон не обманул Рыся и он поспешил поскорее убраться с глаз своей покровительницы.

Пока убогий ходил за дознавателем и его людьми, староста Ивека продолжила молиться домашним богам.

Гордей и Маженна даже не подозревали в какую игру заставила их играть коварная мать Любомира.

Стражники окружили баньку тихо, как тени. Затаились, скрываясь под густою кроною деревьев, в кустах бузины, за колодцем. Дознаватель Ронья толкнул убогого Рыську в спину и прошипел:

— Что-то долго они там парятся, иди постучи, пусть храмовая девка выйдет.

Рысь засеменил к дверям бани, постучал и позвал:

— Маженна, тебя матушка Ивека зовёт, она как раз каши для гостя наварила.

Дверь предбанника отварилась на крыльце появилась Маженна. Рысь ухватил её за золотистую косу, больно рванул на себя, девушка едва не скатилась с банного крыльца.

— Ты чего? — воскликнула обиженно.

Гордей, которому Маженне помогала вычесывать из влажных волос и бороды репяхи и колтуны, подхватился с лавки. В открытую дверь он увидел, как человек в доспехе стражника перехватывает Маженну и, закрыв ей широкой ладонью рот, тащит куда-то за баню. Юноша быстро схватил меч с лавки и выскочил на крыльцо в одном полотенце на чреслах. Времени раздумывать не было, хитрая Ивека, воспользовалась его доверием, заманила в ловушку.

Одним прыжком преодолев крыльцо бани, Гордей оказался в кольце противника. Он грозно зарычал и стражники на миг отступили. Они были не менее суеверными людьми, чем обитатели деревни, а среди деревенских уже укрепилась вера в то, что Гордей не человек, а существо сверхъестественное и помогают ему злые навьи силы. Иначе как объяснить то, что такой мальчишка, щенок-безродный, способен быть неуловимым, как призрак, для опытных следопытов и крошить матёрых воинов, как зелень на ботвинью?!

Среди деревьев мелькнул подол горчичного платья, на белом широком лице Ивеки было написано презрение.

— Ивека — предательница! Я пришел утешить тебя, а ты заманила меня в ловушку! — закричал Гордей в отчаянье.

Он отбил атаку сразу двоих стражников, рубанув одного по лицу, а другому перерубив древко копья. В третьего Гордей запустил ковшом из кадушки у колодца.

— Ты спрашивала почему Любомир не вернулся? Твой сын предал меня — он слабак! — не унимался обличать Гордей.

— Это ложь! Ты — безумный дикарь, Гордей! — закричала в ответ Ивека.

— А твой сын — трус!

Гордей сорвал с бёдер полотенце, раскрутил его и захватив петлёй руку с мечом ещё одного нападавшего, рванул стражника к себе насаживая, как букашку на клинок своего меча. Оттолкнул противника пяткой, тот упал и скуля, скрючился на земле, как мокрица, прикрывая рану на животе руками.