— Отличное дополнение, — комментирует Брук. — Тебе не хватает в сердце маленького ворчливого татуированного красавчика?
— Нет.
— А в штанах?
Я бью ее по руке, и она смеется.
— Он пожелал мне удачи, и мы поговорили после премьеры.
— И?
— И, возможно, мне приснился один сон о нем, — бормочу я.
— Этот сон, в котором вы оба были полностью одеты и разговаривали о погоде.
Я опускаюсь на диван.
В моем сне я все еще была в Лос-Анджелесе в ночь премьеры. Повесив трубку, я дошла до конца аллеи и увидела Клэя в рубашке и джинсах. Он прижал меня к стене и поцеловал, просунув руку мне под юбку, чтобы дотронуться до меня, пока я не начала извиваться под ним.
— Знаю, ты скучаешь по мне, Пинк, — пробормотал он мне на ухо. — Я знаю, ты скучаешь по этому.
Я проснулась потная и запутавшаяся в простынях.
— Думаю, он работает над собой. А я работаю над собой. И прямо сейчас это то, что нам обоим нужно, — решаю я.
Тем не менее, игра с аватаром Клэя вызывает у меня странные, но не неприятные ощущения.
Что я больше всего ценю в нем, так это не баскетбол, и дело не только в нашей химии. Я скучаю по его тихому, ворчливому присутствию. По его тайным улыбкам для меня и только для меня.
Стук в дверь заставляет меня подняться, чтобы открыть дверь.
Когда я широко распахиваю ее, у меня перехватывает дыхание. По ту сторону стоит Клэй, он выглядит великолепно, только что принял душ, его волосы торчат во все стороны, а толстовка натянута до локтей.
— Нова, — он произносит мое имя так, будто удивлен не меньше, чем я.
— Привет. Я зависаю с Брук.
— Я, э-э… — он хмурится, выпрямляясь, как будто ему нужны дополнительные два дюйма роста, хотя он все еще самый крупный человек, которого я когда-либо видела в реальной жизни. — Я пришел вернуть свою игру.
— Мы все еще играем в нее. Входи, — зовет Брук из гостиной.
Он ныряет в дверной проем и следует за мной внутрь, достаточно близко, чтобы я могла почувствовать древесный аромат его геля для душа.
Брук показывает ему свою команду.
— Майлз? — Клэй насмехается.
— Посмотри, как он надерёт тебе задницу, — бросает она вызов.
— Мою задницу? — повторяет он, бросая на меня взгляд. — Пинк, я попал в твою команду?
Смущение поднимается вверх, тепло растекается по моим щекам.
На кофейном столике звонит телефон Брук.
— Да, я получила одежду, — отвечает она, поднимая трубку. — Это в моем расписании на следующую неделю.
Она подпрыгивает и машет рукой между нами.
— Продолжай играть, — говорит она.
Я не могу бросить взгляд в сторону подруги, потому что она уже вышла из комнаты.
Клэй садится рядом со мной и берет пульт Брук.
— Ты не играл в нее целую вечность, — говорю я.
Он привез с собой в Лос-Анджелес небольшой запас игр, но, хотя я видела, как он играл раз или два в Денвере, после переезда он, похоже, так и не начал.
— Подумал, что надо посмотреть, не забыл ли я как, — он пододвигается ко мне, опускаясь на диван.
Это Брук виновата в том, что я внезапно стала очень хорошо понимать Клэя, а также в том, что у меня уже слишком давно не было оргазма, который не был бы самовоспроизводящимся.
— У тебя неплохо получается, — говорит он после того, как мы сыграли несколько серий.
— И у тебя тоже, — отвечаю я, когда его аватар движется по площадке и забрасывает мяч.
Я победно вскидываю обе руки, когда он откидывается на спинку дивана.
Он потирает рукой челюсть.
— Я завидую своему аватару. Они еще не запрограммировали мои проблемы с коленом.
Я откладываю контроллер и поворачиваюсь к нему, задевая его коленом.
— Он — игровой персонаж. Ты — реальный человек, из плоти и крови.
— Ты говоришь так, как будто это хорошо.
Мое сердце сильно сжимается от уязвимости в его голосе.
— Расскажи мне побольше о своей стратегии выбора, — пробормотал он, не обращая внимания на то, что я, по сути, раздеваю его боковым зрением.
— Я выбираю людей, которые мне нравятся. Людей, которым, как мне кажется, понравится играть вместе.
Он хихикает, запуская игру.
— Кто, например?
Я перечисляю других моих стартеров.
— Ты и Джей, конечно. Вы, ребята, очевидны.
Он ругается себе под нос.
— Если ты честно расскажешь ему о том, что произошло и насколько это отстойно, я уверена, он простит тебя, — настаиваю я.
Клэй выдохнул.
— Я пытался, когда мы только приехали в Лос-Анджелес. Он не отвечал на мои сообщения.
Я впервые слышу об этом. От мысли, что Клэю было слишком стыдно или больно, чтобы рассказать мне об этом, у меня защемило в груди.
— Тогда попробуй еще раз. Все меняется.
— Да? — Клэй ставит игру на паузу и поворачивается ко мне.
Он опирается локтем на спинку дивана, и я подпрыгиваю, роняя контроллер. Мы оба одновременно тянемся к нему, наши пальцы соприкасаются.
У него крупные костяшки пальцев, а его рука вдвое больше моей. Он мог бы легко уместить два контроллера в своей ладони, но сейчас его большой палец лежит на тыльной стороне моей руки.
— Итак, ты и баскетбол. У тебя все еще перерыв?
Его темные глаза изучающе скользят по моим.
— Похоже на то.
Я ощущаю каждый нерв в своем теле. Те, которые он зажигает своим простым прикосновением, и те, которые я хотела бы, чтобы он зажег.
— Это перерыв только тогда, когда он заканчивается, — говорю я. — В противном случае это просто конец.
Он откидывается на спинку дивана.
— Мы все еще говорим о баскетболе, Пинк?
Мое сердцебиение неровное, как будто я танцую, а не сижу совершенно неподвижно. В этот момент было бы так легко сказать, что я хочу вернуть его, хочу, чтобы мы вернулись.
Я придвигаюсь ближе. На дюйм, может быть, на два. Мой взгляд переходит на его рот, и он вдыхает.
Клэй грациозным движением встает с дивана, выпрямляясь, чтобы возвышаться надо мной.
— Мне пора идти.
— А как же игра? — у меня пересохло в горле.
Он бросает взгляд на PlayStation, как будто видит ее впервые.
— Скажи Брук, что она может оставить ее себе.
14
КЛЭЙ
На протяжении двух дней я забираю тренера и отвожу его в лагерь «Кодиак». Играть приятно, хоть и не в полную силу.
Слухи распространяются. Видео, которое парень снял в первый день, попадает в интернет. Вскоре куча сотрудников и выпускников лагеря «Кодиак» оказываются у поля в десять утра, когда мы с тренером подъезжаем.
Хорошо, что можно отвлечься от Новы.
Встреча с ней на днях у Брук, посиделки рядом с ней, прикосновения к ней — все это повлияло на меня. Я должен был убраться оттуда к чертовой матери или поддаться искушению.
Нельзя сказать, что искушение не вернулось, когда я лежал в постели той ночью. Я сделал то, что сделал бы любой парень, пытающийся сохранить спокойствие. Слушал старые голосовые сообщения и просматривал ее социальные сети, пока не сдался и не подрочил на единственную женщину, которую я когда-либо по-настоящему любил.
В последние несколько дней я снова начал чувствовать себя человеком. Как будто я оттаиваю после долгой зимы. Но она ушла. Она выдохлась. И все это до сих пор причиняет боль. Не в смысле обиды, гордости и ожогов.
А по-настоящему, честно, ранимо:
— Я не смог стать тем, кто ей нужен.
В прошлый раз я надавил на нее. Может быть, поэтому она поехала за мной в Лос-Анджелес. Я не повторю эту ошибку.
На третий день, когда прошло уже двадцать минут, один из детей все еще сидит на скамейке, вместо того чтобы играть. Директор лагеря упомянул, что у этого ребенка в последнее время были тяжелые времена.
Я подхожу и хватаю свою бутылку с водой, используя напиток как предлог, чтобы встать рядом с ним.
— Ты спишь? — спрашиваю я.
Он моргает и смотрит на меня.
— Нет, я не сплю.
— Я имел в виду, спишь ли ты? У тебя такой вид, будто ты не спишь, — его глаза серые и усталые, как будто он намного старше своих лет.