Галинорец подошёл ближе ко рву, всматриваясь в склоны окружающих холмов, которые пестрели рисскими воинами.

— Судя по знамёнам, это ван Колбьорн из Хасборга, ван Эйрик из Скаво и Вульферт из Аскота.

Рейван, помогая себе зубами, затянул ремнём рану на руке, оставленную кзоргом.

— Сложно убивать кзоргов, Рейван? — поглядел на него галинорец с усмешкой.

— Беглого раба убить сложнее...

Закончив перевязку, Рейван развернулся к Лютому и мучительно поглядел на него исподлобья. Пряча взгляд под сдвинутыми бровями, он защищался от самого себя под тяжестью неизменного внутреннего решения.

— Собираешься убить меня?

— Я должен.

— Нет, это ты теперь мне должен! — заявил Лютый. — Ты должен мне жизнь: я спас тебя.

— Ты знаешь, у меня нет выбора, старый ты пёс! — процедил Рейван, стиснув меч бессильными пальцами. — Если я не принесу им твою голову, то погибну сам!

— Знаю, — проговорил галинорец. — И могу тебе предложить…

Вдруг со стороны главного дома раздался женский визг, и Лютый не договорил. Они оба обернулись и увидели, что в двери большого зала ворвались враги, решившие перед тем, как покинуть крепость, поживиться добром.

Рейван рванул к главному дому. Лютый — следом. На пороге они столкнулись с Ингрид, сжимавшей окровавленный топор. У её ног лежало мёртвое тело одного из набульских солдат, второго повалил и задушил раненый рисский воин.

Лютый подбежал к набулам, которые окружили женщин в углу, требуя золото, и безжалостно зарубил их мечом. Последний из солдат загнал Владычицу в дальний конец зала.

— Убью! — прошипел Рейван, бросившись за ним.

Стремительно настигнув набула, он разрубил его широким махом меча от плеча до самого пояса, так, что кровь легла багровым гобеленом на стены.

— Маррей! Как ты, цела? — спросил он, взволнованный её растрёпанным видом.

— Да, — холодно произнесла Владычица.

Рейван увидел, что Маррей дрожит от сотворённого им ужаса, и попытался приблизиться, чтобы успокоить её. Но Владычица отшатнулась.

— Я цела, — ответила она. — А вот он теперь — нет…

Рейван увидел, что и сам стоит весь в крови, натёкшей из-за ослабшего ремня на руке. Шумно выдохнув, он старался усмирить рвавшееся навстречу Владычице дыхание.

Маррей обжигала его воспалённым после бессонной ночи взглядом. В тёмных измученных глазах её сверкали презрение и страх. А ещё злость — на то, что ошиблась, и ещё больше на то, что он позволил ей ошибиться. И никакой надежды когда-нибудь понять его в глазах её не было.

Душу Рейвана сотрясал шквал негодования. Из глубины рвалась наружу боль гораздо более сильная, чем от ран. Она душила его, и он заставил себя перестать смотреть на Владычицу.

За спиной раздались стремительные шаги Лютого. Он встал между ним и Маррей.

— Я предупреждал тебя, Рейван! Не подходи к ней! — выпалил галинорец, толкнув его в грудь. — Пошли, решим всё песней стали!

— Достаточно крови! — произнесла Маррей, обратившись к ним. И добавила тихо: — Пожалуйста.

— Этот кзорг — охотник за моей головой, Марр! Он пришёл в рисские земли убить меня. Скажи ей, Рейван!

Кзорг вздохнул и отвернулся.

— Рейван? — тихо прошептала из-за его спины Ингрид.

Он обернулся и увидел недоумевающий взгляд Ри, вмиг почувствовав себя чужим всем, как прежде.

«Иного я и не заслужил», — подумал он и перевёл угрожающий взгляд на Лютого.

Больше ничто не могло смягчить звериного желания быть тем, кто он есть. Больше не было нужды прятать свою истинную суть под рисским доспехом.

— Я давно этого ждал, — прошипел Рейван, подняв клинок.

С яростью сжимая мечи, Лютый и Рейван стремительно вышли во внутренний двор. Ветер сдувал пыль, которая обрела зыбкое примирение на земле, на уцелевших перилах и крышах, порывами вздымал её вверх и уносил вслед за собой к небу — куда ушли души павших. Солнце сияло высоко, прорезаясь сквозь рваные облака. День был в самом разгаре.

Выйдя на середину двора, Рейван согнулся, и его вырвало кровью. Отплевавшись, он направил на Лютого злой, но не сломленный взгляд.

Галинорец понял, что зов Причастия всё-таки настиг кзорга, и скривил губы от досады — славной драки с ослабленным противником не выйдет. Но он не собирался жалеть Рейвана или уступать ему: кзорги не заслуживали милосердия. Лютый подошёл ближе, держа меч наизготове, перед самым лицом противника.

Двор заполонили воины пришедших на помощь ванов и уцелевшие защитники Хёнедана, плотно окружив Лютого и Рейвана.

— Что вы делаете?! — воскликнул ван Харальд.

— Решаем давний спор! — ответил галинорец. — Поднимай оружие, собака кзоргская! — указал он мечом Рейвану.

— Он же ранен, сынок! — покачал головой седовласый Колбьорн.

— Зато он кзорг, так что шансы равные! — прошипел Лютый.

Рейван отхаркнул остатки кровавой рвоты и поднялся на ноги. Взгляд его был спокойным, слишком спокойным для боя с воеводой Нордхейма, и у Лютого невольно прокатились мурашки по спине.

— Я сниму броню, чтобы шансы и правда были равными, — прохрипел Рейван.

Неспешно стягивая полотно кольчуги и срезая ремни кожаного поддоспешника, он всем видом показывал своё молодое превосходство над галинорцем. Оставшись в пропитанной горьким потом рубахе, Рейван с дерзостью расправил плечи и встал напротив закованного в железо воеводы.

Глядя кзоргу в глаза, Лютый остро ощутил тяжесть своих истерзанных мускулов и тронутых серебром висков.

На дворе показалась Ингрид. Расталкивая воинов и держась за раненую голову, она встала перед противниками.

— Я запрещаю вам обоим сражаться! — зло выдохнула она.

Рейван коротко взглянул на неё, но Лютый даже не обернулся.

— Рейван, если ты убьёшь воеводу моего отца, то станешь врагом мне! — сказала Ингрид. Голос её звучал грозно и беспощадно.

Лютый усмехнулся. Наконец Волчица на его стороне. Сердце наполнилось торжеством от собственной правоты.

— Лютый, и тебе не прощу, если убьёшь его! — выпалила Ингрид.

«Рано обрадовался», — подумал галинорец.

Рейван оскалился, показав противнику окровавленные зубы, и встряхнул рукой, державшей меч. Отступать было невозможно. Лютый знал это. И грубым захватом оттолкнул Ингрид с дороги в толпу воинов.

— Не лезь, девочка! — прошипел он.

Соратники проталкивались вперёд, чтобы посмотреть на поединок, и оттеснили Ингрид далеко за свои спины. Ветер подхватил призывный гул воинов, жаждущих поединка, и заревел, неистово трепля стяги вождей. Бой мечей о щиты воспалил скорбящую землю и сокрушил Ингрид в бессилии. Она упала на колени, заслонив лицо руками.

Позади началась возня. Ингрид, обернувшись, увидела среди толпы Владычицу.

— Я Жрица Великой Матери, мне нужен твой конь, — проговорила Маррей одному из всадников Колбьорна, стоя перед ним жалкой истончившейся фигурой с большой сумкой наперевес. Она сунула ему в руку одно из своих золотых колец.

— Иди ты, шлюха набульская! — оттолкнул её воин.

Сердце Ингрид жалостно забилось при виде Владычицы.

«Бедная Маррей! Ведь они оба дороги ей так же сильно, как мне!»

Владычица съёжилась. Её тёмные, блестящие прежде волосы поблёкли, а в глазах закололась надорванность. На её высокое положение указывали лишь отороченный серебряной полосой меха плащ и сверкающие в лучах солнца драгоценные бусы. Лицо же Маррей было скорбным и серым.

И всё же воин, видя нужду женщины, замешкался и поискал глазами своего вана. Колбьорн хищно поглядел на Владычицу. Харальд заметил это. Ван Хёнедана знал, что Верховную Жрицу набулов следовало бы взять в плен. Но…

— Твой муж пошёл на нас войной, — сказал Харальд Владычице. — Но ты служишь Богине, ты сама была подобна ей, когда спасала моих воинов прошлой ночью. Мы не держим богов взаперти и не гневим их. Колбьорн, дай ей всё, что она пожелает!