Я полезен. Это очевидно. И надежный готовый прийти ей на помощь. Но это не то, что она ищет. Честно говоря, я не знаю, что именно. На несколько мимолетных мгновений мне показалось, что это так. Каждый раз, когда она прикасается ко мне, мне кажется, что я — то, что ей нужно.

А потом ее слова подтверждают обратное.

На самом деле, ее слова варьируются от желания получить меня до нежелания видеть меня снова. Так что мне остается читать лишь незначительные замечания, как в больнице, когда она узнала, что я назвался ее мужем. Слава богу, это длилось всего три дня. Три дня, пока она была без сознания. Уверен, это было большим облегчением для нее, ведь мысль о том, что я женат на ней, так ужасна.

Что со мной не так?

Я размышляю над тем, что Мэл не нравится идея быть замужем за мной, когда она дала мне понять, что позвала меня только для того, чтобы спасти жизнь себе и своей дочери, я тут совершенно ни при чем. Не то чтобы я когда-нибудь решил не защищать Мэл и ее дочь. Я всегда приду за ней, несмотря на боль, которую она мне принесет. И теперь, когда я знаю Габби, я уверен, что продал бы душу, чтобы и она была в безопасности. Но от этого правда не становится менее болезненной.

Я в их жизни — всего лишь щит, который нужно отбросить, как только опасность минует.

Если действия Винсента Келли и научили меня чему-то, так это тому, что, если я хочу уважать желания Мэл, мне нужно отпустить ее.

— Ты… злишься на меня? — Тихо спрашивает Мэл, прерывая мою задумчивость.

Я смотрю в ее сторону и вижу беспокойство в ее ониксовых глазах.

— С чего бы мне на тебя злиться? — Спрашиваю я.

— За то, что ты… приехал за мной. За то, что тебе пришлось рисковать жизнью, чтобы снова помочь мне.

Сглотнув эмоции, я возвращаю взгляд на дорогу и сжимаю руль до побеления костяшек пальцев.

— Я не злюсь за то, что мне пришлось приехать за тобой.

— Но…? — Спрашивает она, когда я прерываю себя, потому что выражать свои чувства, это не то, в чем я преуспел.

— Похоже, я тебе нужен только тогда, когда на кону стоит твоя жизнь. — Я качаю головой. — И, конечно, я бы предпочел, чтобы ты попросила о помощи, а не отказывалась от нее. Но я просто думал… надеялся… — Я сжимаю челюсти и снова качаю головой.

Нет смысла говорить о желаниях. Мне нужно смотреть в лицо реальности, а реальность такова, что Мэл не хочет того, чего хочу я.

— Я получил сообщение громко и ясно, — заверяю я ее, бросая взгляд в ее сторону, чтобы увидеть, как она пристально наблюдает за мной. — Я провожу тебя и Габби туда, где, по твоему мнению, вы будете в безопасности, а потом тебе больше никогда не придется меня видеть.

— Глеб, я… — начала Мэл, потом отвернулась от меня, кусая губы. И за долю секунды до того, как она опустила глаза, я уловил в них чувство вины.

Ей не нравится причинять мне боль. И я могу оценить ее сочувствие, даже если это ничего не исправит.

— Думаю, для нас обоих будет лучше, если мы пойдем разными путями, — заявляю я.

Тогда ей не придется видеть мою боль, когда я вижу ее каждый день, и я смогу притвориться, что мое холодное, безжизненное сердце не кровоточит от того, что я рядом с ней и не могу быть с ней. С глаз долой, из сердца вон, верно? Но я никогда не переставал думать о Мэл, не совсем. Просто со временем эти мысли стали реже.

Надеюсь, со временем я смогу вернуться к этому состоянию.

С пассажирского сиденья меня встречает тишина, Мэл не спорит, что только подтверждает правильность моих предположений. Она тоже это знает.

Наконец она заговорила, но не более чем шепотом.

— Я понятия не имею, куда идти. У меня нет семьи. Киери… она — самое близкое, что у меня было с тех пор, как умерла мама. Но сейчас я не могу туда вернуться.

Мое сердце разрывается от этого признания. Отчасти поэтому Мэл и осталась под защитой Велеса, потому что у нее не было семьи, к которой можно было бы вернуться — ну, дядя, который продал ее клану Живодеров. Но ему просто повезло, что я не выследил его и не убил.

— Мы можем поговорить с Петром. Он знает, что делать.

38

МЭЛ

Час езды проходит мучительно, напряжение накатывает на Глеба. Хотя его лицо спокойно, взгляд устремлен на дорогу, а Габби уснула в своем автокресле, я все равно ощущаю, как в воздухе витают обостренные эмоции.

Да, он снова пришел спасти меня. И да, я думаю, что он покончит со мной навсегда, как только мы вернемся в Нью-Йорк. Я разрушила все шансы на то, чтобы наладить отношения, как это было после того, как он спас меня в первый раз, и, конечно же, те, которые мы едва начали, прежде чем я сбежала в Бостон.

Наблюдая за проносящимися мимо деревьями из пассажирского окна, я делаю вид, что зияющая между нами пропасть меня не беспокоит. И когда мы наконец въезжаем в город, я чувствую, как в мои легкие врывается вздох облегчения.

Бруклинский дом Петра и Сильвии такой же большой и красивый, каким я его помню. Перед входом стоят двое мужчин в черных костюмах и выглядят очень грозно. Но я не узнаю ни одного из них. Эта мысль заставляет меня вспомнить, как Глеб говорил, что они потеряли многих в борьбе с Михаилом, и мое сердце учащенно забилось.

Похоже, что Вэл и Ефрем могут быть включены в это число.

Сердце замирает, когда я думаю о Дани, девушке, которая сделала для меня такие потрясающие фотографии. Насколько я помню, у них с Ефремом были очень нежные отношения. Интересно, как у нее дела? Может, она так же потеряна и растеряна, как и я.

Сделав глубокий, успокаивающий вдох, я вытесняю эту мысль из головы и отстегиваю ремень безопасности. Я робко смотрю на Глеба, а его зеленые глаза смотрят на меня. Мой пульс нервно вздрагивает, хотя я не могу сказать почему.

— Ты готова? — Спрашивает он.

Я киваю.

Он выходит из машины, и я следую его примеру, направляясь к задней двери, чтобы забрать Габби. На заднем плане я слышу, как Глеб приветствует двух мужчин, стоящих перед домом Велеса. Все, что он говорит, по-русски, так что я не могу понять, но от плавного богатства его голоса, перетекающего в мелодичные слова, у меня по позвоночнику пробегает дрожь.

Габби стонет, ее глаза трепещут, когда я поднимаю ее с автомобильного сиденья.

— Где мы? — Спрашивает она, растерянно озираясь по сторонам, пока я усаживаю ее на свое бедро.

— Нью-Йорк, булочка. Это новый город, в котором мы будем жить.

Габби сонно трет глаза, и я целую ее в висок, когда она наклоняется, чтобы положить голову мне на плечо. — А Киери здесь?

— Нет, детка. Она осталась в Бостоне. Но мы позвоним и поговорим с ней по телефону сегодня вечером. Хорошо?

Габби кивает.

— А пока мы идем к друзьям. Петру и Сильвии.

Я пристраиваюсь рядом с Глебом, когда он закрывает за мной заднюю дверь, и мы поднимаемся по ступенькам. Габби робко выглядывает из-под моих волос на двух мужчин, которые без вопросов открывают нам дверь. Как только мы переступаем порог дома, нас встречают Петр и Сильвия. Сильвия держит на бедре маленького мальчика, похоже, примерно возраста Габби.

— Мэл, — приветствует она, шагнув вперед и заключив меня в теплые объятия одной рукой. — И посмотри, кого ты привела с собой. — Сильвия приветствует Габби, которая неуверенно улыбается, что я могу уловить лишь краем глаза.

— Можешь поздороваться, Габби? Это моя хорошая подруга Сильвия.

— Привет, — робко отвечает Габби.

— А кто этот парень? — Я перевожу взгляд на маленького мальчика с темными кудряшками и внимательными серыми глазами, совсем как у его отца.

— Это Николай, — говорит Сильвия, нежно похлопывая его по плечу.

— Может быть, вы с Николаем подружитесь. Что скажешь, булочка? — Бормочу я на ухо Габби. Она кивает, но еще глубже зарывается в мои волосы.

Мой взгляд падает на Петра, который улыбается с мягким весельем.

— Хорошо, что ты дома, Мэл, — говорит он, его глубокий голос разносится по пространству между нами, но он не делает ни малейшего движения, чтобы обнять меня. Он никогда не делал этого — возможно потому, что при первой встрече я ясно дала понять, что не люблю, когда мужчины прикасаются ко мне. Тем не менее, приветствовать меня дома, это примерно то же самое, что и теплое объятие, которое можно выразить словами.