— Давайте посмотрим, хорошо?

Кивнув, я стараюсь не моргать, пока он приподнимает одно веко, затем другое и светит фонариком в мои зрачки. Затем он переходит к проверке моих жизненных показателей.

— Что ж, мисс О'Мара, похоже, вы хорошо поправляетесь, — констатирует он, закончив осмотр. — У вас было довольно сильное сотрясение мозга, когда вы ударились головой. — Он указывает на марлевую повязку на моем виске. — Не удивляйтесь, если в ближайшие сутки вы почувствуете легкое головокружение или замешательство.

Я киваю, потом морщусь, когда голова начинает болеть.

— Я предписываю вам побольше отдыхать и расслабляться. Спите столько, сколько подсказывает вам ваше тело. Швы должны рассосаться естественным путем в течение нескольких недель, а если вы будете регулярно смазывать их антибиотиками, то шрамы останутся минимальными.

— Значит ли это, что я могу идти домой? — Спрашиваю я, испытывая облегчение, когда мой взгляд переключается на Глеба в поисках подтверждения. Сердце учащенно забилось, когда я увидела, что его зеленые глаза пристально смотрят на меня, и я оглянулась на доктора, прежде чем кардиомонитор заработал как бешеный.

— С вашим уровнем улучшения все должно быть в порядке. Если голова продолжит болеть, вы можете принять еще одну дозу ацетаминофена — не ибупрофена — через каждые четыре часа.

— Хорошо.

— Но, если симптомы ухудшатся, вам нужно немедленно обратиться за медицинской помощью. Ваш муж говорит, что вы ехали домой в Нью-Йорк, когда попали в аварию?

Слово "муж" выбило дух из моих легких, и я на мгновение вытаращилась на доктора, прежде чем поняла, что это только привлечет ненужное внимание. Пытаясь быстро прийти в себя, я растягиваю губы в улыбку и отвечаю:

— Угу.

Но из-за жара, бурлящего в моем животе, я не слышу происходящего. Я едва слышу следующие указания врача, пока в голове крутится мысль о том, что я буду замужем за Глебом. Это вызывает неожиданную волну головокружения, запускающего бабочек в животе. Сердечный монитор становится все настойчивее, но, к счастью, доктор, похоже, не замечает этого, заканчивая свои инструкции.

— В таком случае, если вам необходимо обратиться к местному специалисту, это совершенно нормально, но делайте это, если симптомы сотрясения мозга — головная боль, тошнота, головокружение, спутанность сознания — продолжаются дольше недели. Возможно, вам потребуется дополнительное обследование. — Доктор Хайнц заканчивает свое объяснение, делая пометки в моей карте. Затем он кивает каждому из нас. — Медсестра скоро придет, чтобы дать вам дозу ацетаминофена и помочь отправиться в путь.

— Спасибо, доктор, — говорит Глеб и поднимается, чтобы пожать ему руку, прежде чем доктор Хайнц уйдет.

37

ГЛЕБ

— Муж? — Спрашивает она, как только за ним закрывается дверь. Ее брови идеальной формы изгибаются в удивлении, когда она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, ее ониксовые глаза блестят, должно быть, от удовольствия.

— Это был единственный способ, которым они разрешили бы мне находиться в комнате с тобой, а Габби слишком мала, чтобы оставаться одна. — Я сохраняю ровный голос, хотя по шее к ушам ползет странный жар.

Мэл смущенно улыбается.

— Ну да. Конечно. Извини.

Я пожимаю плечами.

— Это не твоя вина.

К моему удивлению, ее глаза вдруг заблестели от непролитых слез, и я не могу понять, почему. Должно быть, травма от всего, что произошло с тех пор, как она позвонила, настигает ее. Но в стиле Мэл она облизывает губы, сглатывает эмоции и храбро улыбается мне.

— Слава богу, что это было всего на три дня, верно? — Шутит она.

Глубокая боль сжимает мою грудь, и я киваю.

— Точно.

Я должен помнить, что Мэл позвонила мне в состоянии сильного стресса. Ничего не изменилось.

Ей просто нужен был выход.

Дверь со щелчком открывается, прерывая тягостный момент, когда входит медсестра.

— Мисс О'Мара, я слышала, вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы мы могли одеть вас и подготовить к работе, — мило говорит молодая брюнетка.

— Я принес для тебя одежду, — говорю я, жестом указывая на один из стульев. — Я пойду… возьму машину напрокат и встречу вас у входа.

Мэл кивает, крепко сжимает Габби и прижимается щекой к макушке своей дочери. Молчаливый сигнал о том, что она не хочет упускать ее из виду. И когда медсестра подходит к больничной койке, я бесшумно выскальзываю из палаты.

Аренда не занимает много времени. Я бросил машину старика, как только представилась возможность, потому что, даже если бы ее не объявили в розыск, люди Винни наверняка пришли бы за ней. Я взял напрокат простой седан вместе с автокреслом и через полчаса подъехал к входу в больницу.

Медсестра выкатывает Мэл в инвалидном кресле, когда я выхожу из машины и подхожу, чтобы открыть дверь со стороны пассажира.

— Правда, я в порядке, — настаивает Мэл, пока медсестра везет ее прямо к машине, а Габби сидит у нее на коленях.

— Таковы правила больницы, — заверяет ее медсестра, запирая шины.

Пока я поднимаю Габби из лаборатории ее мамы, Мэл шатко встает с инвалидного кресла и опирается на заднюю дверь.

— Я могу пристегнуть ее, — настаивает она, когда видит, как я пристегиваю автокресло Габби.

— Боишься, что я сделаю это неправильно? — Сухо спрашиваю я, вскидывая бровь. И прежде, чем она успевает придумать подходящий ответ, я добавляю: — Ты можешь перепроверить мою работу с переднего сиденья. — Я дергаю подбородком, молча приказывая ей сесть в машину, пока она не опрокинулась.

На мгновение она выглядит так, будто собирается спорить — типичная Мэл, но потом кивает и поворачивается, чтобы забраться на пассажирское сиденье.

Когда я оборачиваюсь к Габби, она смотрит на меня напряженными зелеными глазами, и от ее торжественного выражения у меня замирает сердце. Обычно дети пугают меня. Они такие маленькие, хрупкие и их легко расстроить. Но Габби не похожа на большинство детей. Она такая… спокойная. Вдумчивая, хотя, судя по ее размеру, ей не больше двух лет.

Я пытаюсь ободряюще улыбнуться, когда заканчиваю пристегивать ее, и надеюсь, что выражение лица не выглядит слишком натянутым. Оно наверно ей кажется чужим.

Закрыв дверь, я обхожу машину спереди и сажусь за руль.

— Где мы? — Спрашивает Мэл, оглядываясь по сторонам, когда мы выезжаем на улицу.

— Милфорд. Я не хотел возвращаться в Нью-Хейвен. Подумал, что там нас будут искать с большей вероятностью.

— Ты…? Как мы сюда попали? — Спрашивает она.

— А это имеет значение? — Я не думаю, что ей нужно знать о старике. Это ничего не даст, кроме беспокойства.

— Габби сказала, что ты унес нас в лес…, — говорит она, явно не желая оставлять эту тему.

Вздохнув, я бросаю взгляд на Мэл.

— Один старик увидел аварию и остановился, чтобы помочь.

Глаза Мэл расширяются, и я всерьез задумываюсь о том, чтобы оставить все как есть. Это не ложь и гораздо менее отвратительно, чем правда. Но я не могу заставить себя сказать ей ничего, кроме правды. Я ненавижу нечестность. За всю жизнь я натерпелся от нее с лихвой, и мне не нужно привносить ее в наши и без того натянутые отношения.

— Мико застрелил его, и после того, как они последовали за нами в лес, я вернулся и забрал его машину, так как она ему больше не понадобится. — Мой тон ровный, я не отрываю глаз от дороги. И по оглушительной тишине рядом со мной я понимаю, что Мэл думает о человеке, погибшем от руки моего брата. От меня не ускользает тот факт, что если бы я не уехал из Бостона тогда, когда уехал, на его месте так легко мог бы оказаться я — еще один Мико — холодный, жестокий, расчетливый. Может, я и не лучше, но, по крайней мере, не такой.

Чем дольше тянется между нами тишина, тем глубже я погружаюсь в свои мрачные мысли. Потому что, по правде говоря, в глазах Мэл, вероятно, не имеет значения, что я стал лучшей версией себя, которую только можно представить. Я все равно недостаточно хорош.