Вошедший в каюту через некоторое время Гилэстэл не удержался от улыбки — на высоком полукровке наряд низкорослого пухлого евнуха висел, как тряпьё на огородном пугале.

— Как я раньше не замечал, что он так воняет? — покачал головой Астид. — Хотя, после гнилой тюленины и жареной в протухшем масле рыбы немудрено и вовсе потерять обоняние.

— Туфли не жмут? — посочувствовал князь.

— Удивительно, но почти нет, — усмехнулся Астид. — Тут его судьба не обделила. Некоторые утверждают, что размер ноги соответствует размеру другой части тела. Соболезную его большой потере.

— Уверен, что справишься? — посерьезнел Гилэстэл.

Астид задумался на секунду и кивнул.

— Я её заполучу. Даже если придется брать покои Дербетана штурмом. Ждите меня в условленное время.

Вскоре по сходням с «Серого странника» неторопливо спустился невысокий полный человек. Несмотря на теплую ночь, его плащ был плотно запахнут, а на голову наброшен капюшон. Человек покинул причал и двинулся в ту часть порта, где швартовались суда с Лунного острова.

Подремывающий на лодке кормчий встрепенулся, когда человек в плаще постучал ладонью по борту.

— Панжавар Падхар! Простите, сморило что-то. Пожалуйте в павильон! И отчалим.

Павильоном лодочник назвал установленный в лодке навес, стенки которого были обтянуты плотной тканью.

Астид уже собрался спуститься в лодку, но передумал.

— Подожди.

На носу лодки мерцал фонарь. Вокруг него кружили мотыльки, с едва слышным шуршанием задевая крыльями абажур из тонкого шелка. Астид ждал, прохаживаясь в три шага по доскам причала. Ждал, одновременно и надеясь, и понимая, что ожидание может оказаться напрасным.

— Панжавар Падхар, — осмелился подать голос лодочник. — Не опоздать бы! На рассвете ведь запрут все ворота!

Подражая евнуху, Астид отмахнулся и раздраженно прошипел: «Ай-й! Жди!».

У причалов замаячили неясные силуэты, едва различимые в полночной темноте. Свет фонаря на носу лодки не позволял рассмотреть приближающихся людей. Но Астиду не нужен был свет, чтобы по невысокому росту и легкой походке угадать в одном из силуэтов танцовщицу. Покинув освещенное фонарем пространство у лодки и вернув свой облик, он направился к закутанной в плащ фигуре. Они встретились на середине причала.

— Астид!

Подавшись к нему, Танкри жадно вгляделась в лицо, стараясь угадать в темноте его выражение.

— Всё-таки пришла, — неодобрительно буркнул полукровка.

— Ты не рад? — голос Танкри померк.

Астид помолчал, глядя поверх её головы на две фигуры поодаль, замершие в ожидании.

— Рад.

Она чуть улыбнулась, услышав перемену в его интонации.

— Ты не уплыл. Ждал меня?

— Ждал, — сдался полукровка, смягчив тон. — Но не знаю, зачем. Мы ведь уже простились.

— Я знаю, зачем, — голос танцовщицы дрогнул. — Астид… Мне нужно тебе сказать…

— Не нужно. Твои слова ничего не изменят. Ничего.

Плечи и голова Танкри, укрытые плащом, поникли. Капюшон сполз ниже, скрыв лицо.

— Ты прав, — тихо выдохнула она после минутного молчания.

— Танкри… — Астид попытался разглядеть в тени капюшона выражение её глаз, но тщетно. — Танкри, я…

Он запнулся. Она тоже молчала.

— Тебя ждут, — выдавил он наконец. — Прощай.

Астид отступил на шаг, надеясь, что танцовщица хоть немного сдвинет капюшон и он напоследок увидит её лицо. Напрасно.

— Прощай, Астид, — голос Танкри был ровным, голову она не подняла, капюшон не откинула.

— Панжавар! — умоляюще пискнул у лодки кормчий.

Астид коротко кивнул танцовщице, развернулся и, не оглядываясь, направился к суденышку. Только когда всплеск весел стал неразличим, Танкри подняла голову, провожая взглядом удаляющийся свет фонаря на носу лодки. Она не смогла бы простить себе, если б Астид увидел её закушенные губы и полные слез глаза.

Вечером второго дня Гилэстэл, вернувшись на корабль, был остановлен капитаном. Ванкранц что-то прошептал ему, после чего князь досадливо поморщился. Ужин накрыли в каюте Гилэстэла. Падхар с удовольствием смаковал приготовленные корабельным коком кушанья, с нежностью косясь на обилие бутылок с полюбившимся вином и щедро наполняя свою чашку. Гилэстэл ел мало, и почти не пил.

— Господин Падхар, я ведь просил вас не покидать корабль, — Гилэстэл хмуро оглядел евнуха. — Уверяю, я не стану возвращаться, если вас не окажется на борту в тот миг, когда мы отчалим.

— Простите, панжавар Гилэстэл, — покаянно сложил ладони толстячок. — Мне не по себе от этого постоянного покачивания. Я лишь немного прогулялся у причалов, и был в плаще. Уверяю, меня не видел никто из тех, кого я знаю.

— Тем не менее, — процедил полуэльф. — Не испытывайте судьбу.

Падхар смутился, уловив в голосе Гилэстэла незнакомые ноты. Тревожащие, вызывающие беспокойство интонации.

— Я услышал интересную новость, пока прогуливался, — желая разрядить обстановку, сказал Падхар. — Представляете, Танкри исчезла!

— Надо же, — без интереса откликнулся Гилэстэл.

— Бончо весьма опечален. Позавчера он продал ей вольную и хотел предложить работу. А наутро её в комнате не было.

— Что ж, — чуть повёл бровью полуэльф. — Вольному — воля.

— А вчера за дальними причалами туфлю и шарф на берегу нашли. Рабыни из Устричного дома узнали вещи Танкри. Кто-то говорит — с чужеземцами уехала, — при этих словах Падхар хихикнул, указав на Гилэстэла пальцем. — Другие судачат, что утопилась из-за любви к северянину.

— Как видите, здесь её нет, — сухо усмехнулся Гилэстэл. — Второй вариант наиболее вероятен.

— Вот как… — в глазах Падхара появилось понимание. — Утопилась, значит.

Ночь была безветренна и тепла. На небе дрожал тонкий серпик умирающей луны, едва заметный среди сверкающей звездной россыпи. Море, отвечая на брошенный небом вызов, источало собственное сияние. Астид, сдвинув плотный занавес, любовался, как серебристо-голубые облака клубятся вокруг весел при каждом их погружении в воду, как при взмахе опадают с них искрящимися бриллиантами капли.

Впереди из переливающейся серебром морской глади постепенно вырастал Лунный остров — нагромождение отвесных скал и крутых утесов. Астид забеспокоился, глядя, как лодка направляется прямо к вздымающимся темным скалам, у подножия которых свечение морской воды было еще интенсивнее. Он хотел уже окрикнуть лодочника, но увидел в освещаемых звездами и морем скалах широкий проход. Чем ближе подходила лодка к скалам, тем отчетливее можно было рассмотреть тусклый желтый свет внутри него.

Представший глазам полукровки грот, освещенный фонарями, с легкостью мог бы вместить десяток кораблей, подобных «Серому страннику». Под потолком пещеры, притягивая взгляд, сверкнул металл. Астид поднял голову и удивился. Над входом, накрученная на гигантскую бобину, нависала металлическая сетка с крупными звеньями, словно обрывок кольчуги исполинского воина. К свободному краю сетки были прикреплены увесистые ядра, покрытые пятнами ржавчины и клочками высохших водорослей. От бобины к механизмам воротов, установленных на боковых уступах у входа в грот, тянулись толстые цепи. Лодочник истолковал озадаченный взгляд «Падхара» по-своему.

— Успели до закрытия, слава Вечной луне. Еще и стражи воротной нет.

Ближе к выходу, у оборудованных внутри грота пирсов, стояли несколько лодок вроде той, на которой прибыл Астид. В глубине пещеры к потолку вздымались мачты трехпалубного судна внушительных размеров, с богато украшенными резьбой бортами и цветными витражами в окнах кают. По соседству стояли еще два корабля, чуть меньших размеров и отделанных менее вычурно.

Кормчий подвел лодку к свободному пирсу, бросил швартовочный канат подошедшему их встречать охраннику.

— Вы снова поздно, панжавар Падхар, — с укором произнес страж, опуская в лодку складную лесенку, прикрепленную к перилам причала. — До закрытия ворот всего три часа!

— Ай-й, не ворчи, — пробурчал «Падхар», хватаясь одной рукой за перила, а другой — за стойку навеса.