С тех пор как я приехал сюда три года назад, я ни разу не уезжал. Никогда не хотел. Черт возьми, я и сейчас не хочу уезжать. Перемены — это не то, к чему я стремлюсь. Мне нравятся вещи последовательные, стабильные, предсказуемые. Есть только один реальный способ попасть на остров Порт-Провиденс и покинуть его, и это на вертолете, который пилотируют Дейл и Кейт Уэстоверс. Когда я сажусь в вертолет, я пытаюсь заглушить свои мысли, сосредоточившись на голосах в наушниках. Уэстоверсы — потрясающая пара, которая посещает наш маленький остров примерно раз в месяц. Эта поездка, конечно же, является специальным дополнением и оплачивается продюсерской компанией. Шесть часов полета на тряском вертолете до Джуно, Аляска, где я пересяду на самолет до конечного пункта назначения, означают, что у меня слишком много времени, чтобы переживать по поводу прибытия в Лос-Анджелес.

Это будет первый раз за восемнадцать лет, когда моя нога ступит в этот город. Я изо всех сил стараюсь насладиться открывающимся отсюда видом. Бескрайний густой лес, бирюзово-голубые вершины океана, горные вершины, покрытые пушистым белым снегом. Северное полушарие действительно впечатляет, и мое сердце разрывается от желания оставить его позади, пусть даже ненадолго.

* * *

Прибытие в Лос-Анджелес в два часа ночи означает, что аэропорт пуст, и это не так плохо, как я думал. Возможно, это из-за недостатка людей. Я не уверен, как буду чувствовать себя в большой шумной толпе. После того, как я потерял свою жену Сару, я на год стал затворником, пока Джеймсон не уговорил нас всех переехать в Порт-Провиденс. Я думаю, он знал, что это то, что нам всем было нужно. В то время мы все изо всех сил пытались приспособиться к жизни после военной службы. Однако с тех пор, как мы переехали, все стало налаживаться. Мы нуждались друг в друге. Нам нужно было жить в месте, где каждый день приходится бороться за выживание. Это стало нашей новой нормой после восьми лет войны.

Я выкатываю свой чемодан за дверь, и меня окутывает теплый воздух Лос-Анджелеса. Здесь всегда было так душно? Я уже могу сказать, что скучаю по свежему воздуху дикой природы Аляски. Как люди могут так жить? Вокруг ни одной машины, возможно, из-за глубокой ночи, но я вижу черный седан, мчащийся по серкл-драйв. Он останавливается прямо передо мной. Водитель опускает стекло.

— Мистер Бенсон?

— Это я, — подтверждаю я.

Водитель открывает багажник, и я запихиваю в него свою сумку. Пока мы едем по обсаженной пальмами улице, у меня начинает сводить живот. Пейзаж навевает слишком много плохих воспоминаний из моего детства. Гнев, который я испытывал много лет назад по отношению к своей маме, вернулся снова. Жалость, которую я испытывал к своему стареющему отцу, когда ухаживал за ним… Это определенно незаживающая рана, и находиться здесь — все равно что сыпать на нее соль. Я знаю, что не справляюсь с трудностями. Вместо этого я хороню их глубоко внутри. Наверное, поэтому я не могу думать о Саре без слез. Вот почему после смерти моего отца я сразу пошел в армию, где смог раствориться в новой жизни и позволить ей поглотить меня. Черт, наверное, именно поэтому я так люблю активные сражения. Ты можешь не беспокоиться о собственной ерунде, когда занят тем, что стараешься не быть убитым.

Мы останавливаемся в отеле Wayfarer. Здесь царит мрачная атмосфера, которая кажется странно уютной. Приглушенное желтое освещение, красные бархатные диваны, кирпичная кладка и акценты из темного дерева. Это идеально соответствует моему настроению. Зловещий, задумчивый… Я решаю, что мне здесь нравится, и звоню в дверь у пустой стойки администратора. Молодой человек с усталым видом улыбается, приветствуя меня.

— Дайте мне знать, если вам что-нибудь понадобится, мистер Бенсон, — говорит он, когда я заканчиваю регистрацию, и протягивает карточку со своим номером телефона.

Я убираю карточку.

— Спасибо, Мейсон, — говорю я, читая на его бейджике имя.

В моей комнате бетонная акцентная стена и минималистичный дизайн. Это тоже очень приятно. Как будто кто-то в студии знал мой вкус. А может, это просто удача. Я думаю, что Лос-Анджелес будет кошмаром во всех отношениях, но, возможно, я переоценил свои ожидания. Я забираюсь в постель и закрываю глаза. Завтра я позвоню Хлое и, надеюсь, увижу знакомое дружелюбное лицо. Это, должно быть, единственное светлое пятно во всей этой поездке.

Когда съемочная группа впервые приехала в наш город прошлой осенью, они планировали остановиться в палатках, но у природы были другие планы. Я вызвался поселиться в одной из них, и это была палатка Хлои Эррера. Такая жизнерадостная, улыбчивая и способная не обращать внимания на мой резкий характер… хотя она слишком напоминает мне Сару. Даже своей внешностью… светлые волосы, округлые формы, карие глаза. Помню, я подумал, что Вселенная сыграла со мной злую шутку. В тот первый приезд, когда они снимали пилотный эпизод, я пытался держать Хлою на расстоянии, не подпускать ее ко мне, даже когда она спала на моем диване. Но когда она вернулась весной, чтобы сняться в первом полноценном сезоне, я, наверное, почувствовал, что уже знаю ее. Она была знакомой, а знакомство приносит утешение. Я все еще жаловался, но не мог не подружиться с ней. Она как солнечный свет, проникающий в комнату. Она освещает все вокруг, независимо от того, выдался у тебя дерьмовый день или нет, солнце все равно светит.

Глава 3

Хлоя

Еще только полдень, а день уже тянется. Наверное, это потому, что я с нетерпением жду звонка Генри. Сегодня утром я очень осторожно поинтересовалась у помощника администратора, подтвердила ли она, что Генри действительно зарегистрировался в отеле прошлой ночью.

— Он так и сделал, — прямо говорит она.

Я сдерживаю радостный вопль и отскакиваю в сторону. Теперь мне остается только ждать ответа, потому что у этого человека нет мобильного телефона. Я знаю, что он вернулся вчера поздно вечером и, вероятно, ему нужно будет хотя бы немного поспать, но я начинаю подумывать о том, чтобы позвонить в отель и спросить, где его комната. Наконец, около часа ночи, мой сотовый звонит с незнакомым местным номером.

— Ало? — я отвечаю.

— Хлоя? — спрашивает низкий голос.

— Привет, Генри, — понимающе говорю я.

— Как ты узнала, что это я? — спрашивает он.

— Я знаю твой голос, глупый, — глубокий и маслянистый. — Как прошел полет?

— Ужасно, — стонет он.

Я сдерживаю смешок. Некоторые люди могут воспринимать Генри слишком буквально, но я знаю, что это не так.

— Рада это слышать. А отель?

— Унылый.

На этот раз я слышу юмор в его голосе и понимаю, что права. Он, похоже, раздражается. По крайней мере, такова моя теория.

— Очень хорошо. Ты готов поужинать вместе через несколько часов?

— Если ты настаиваешь.

— Да, — радостно сообщаю я. — С нетерпением жду этого.

Он издает недовольный звук, который, я знаю, означает, что он тоже взволнован. По крайней мере, я так это восприму.

— Ну, сегодня вечером у нас на ужин запланировано шоу, так что я подумала, что нам стоит порадовать их чем-нибудь необычным, — предлагаю я.

— Я ненавижу модное, — жалуется он.

— Точно, ненавидишь. Но пожалей меня. Я уже две недели ем на ужин бутерброды с арахисовым маслом и желе. Я изголодалась по чему-нибудь недоступному. Как насчет критериев? Это стейк-хаус в центре города.

Я бы не отказалась от сытного обеда, который поднимет настроение, особенно потому, что сегодня утром я обнаружила, что на банковском счету не достает пятнадцати долларов. Мое повышение прошлой осенью до менеджера по производству не приравнивалось ко многим оставшимся нулям, особенно когда арендная плата за кошмарную квартиру выросла до двух тысяч в месяц.

Генри минуту молчит, прежде чем заговорить снова.

— Давай пойдем на компромисс. Я найду место и обещаю, что там тебя будут хорошо кормить.

— У тебя есть под рукой телефонная книга или что-то в этом роде? — спрашиваю его с восторгом в голосе.