Хлоя тихонько захрапела через несколько минут, но я долго ворочался. В голове проносился миллион мыслей. Как хорошо, что я снова заговорил о Саре. Как приятно было обнимать Хлою. Как сильно я скучал по женским прикосновениям, по близости. Как я завидую Джеймсону, который нашел себе жену в этом году. С Лос-Анджелесом у меня тоже связаны хорошие воспоминания: пляж, серфинг, любимое место для барбекю.

Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоить мысли. Может, мне действительно пора немного подлечиться, подумал я. Конечно, Сара не хотела бы, чтобы я был несчастным и изолированным из-за нее. Она была слишком добросердечной для такой жестокости. Интересно, что бы она подумала обо мне, живущем большую часть года в одиночестве в хижине в пустыне? Узнала бы она меня?

Когда я наконец вырвался из этого круга вопросов, на первый план вышли самые старые раны, которые мне нужно залечить, — мои отношения с матерью.

Судя по тому, что рассказала мне на днях Тэнди, мать должна была быть в курсе всех подробностей смерти Сары. Не было бы никакой логической причины, чтобы она жертвовала медицинским специалистам Калифорнийского университета на исследование той самой вещи, которая отняла у меня Сару… которая отняла у меня моего ребенка…

Возможно, порядочность все-таки присутствует в моей матери. Это то, что она хочет, чтобы я увидел? Что она делает что-то заботливое от моего имени? Мне не нравится, что эта мысль заставляет меня чувствовать себя счастливым. Я держал на нее обиду двадцать лет, это все, что я умею делать.

Глава 9

Генри

После того как я отвез Хлою на работу, я знаю, куда направлюсь, даже если только мысль об этом заставляет ладони вспотеть. Вытирая их о джинсы, я делаю успокаивающий вдох. Я смогу справиться с этим. Увидеть маму — это лишь маленькое испытание, по сравнению с тем, через что я прошел. Я был на войне, потерял жену и ребенка. Теперь мне предстоит лишь посетить мать.

В середине ночи я решил, что готов к этой встрече, но при свете дня мои чувства могут измениться. Тэнди была в шоке, когда я утром позвонил и узнал адрес. Теперь я медленно еду по пальмовому бульвару Сансет, находя в себе уверенность.

Съехав с подъездной дорожки, я замечаю, что дом скромнее большинства на улице, но все равно огромный. Сколько пространства нужно одному человеку? Но моя мама уже несколько раз выходила замуж. Остановив джип, замечаю теннисный корт, где играет женщина с двумя молодыми людьми. Мое сердце сжимается от неожиданности, когда понимаю, что это моя мама. Вот такой Лос-Анджелес. Но кто эти двое молодых людей? Они выглядят слишком молодо, чтобы быть ее партнерами.

Наконец, они замечают меня, и мама поднимает голову, чтобы посмотреть, кто заехал на подъездную дорожку. Я не планировал ехать так далеко. Думал, что развернусь или проеду мимо, чтобы посмотреть на ее дом. Но вместо этого уверенно подъезжаю. Выходя из джипа, я стараюсь выглядеть уверенно, хотя внутри меня гложут сомнения.

— Здравствуй, мама, — говорю я, помахав рукой и расслабив выражение лица.

— Генри? Малыш? — задыхается она, ускоряя шаг.

Она останавливается прямо передо мной, и я вижу, что из ее глаза выкатилась слеза. Она вытирает ее тыльной стороной ладони, и я замечаю, что на ее пальце нет кольца. Возможно, это ничего не значит, люди время от времени снимают их. Двое молодых людей стоят чуть позади нее, за ее плечами, и пристально смотрят на меня. Я киваю.

— Привет.

Это все, что я могу придумать, чтобы сказать ей. Прошло столько времени. Я говорил такие жестокие слова, когда мы встречались в последний раз. Что еще можно сказать сейчас?

— Я не могу поверить, что ты действительно здесь.

Ее рука дергается, а затем снова опускается, словно она сдерживается. Сколько бы ненависти я ни испытывал к ней за эти годы, я все равно чувствую где-то глубоко внутри что-то мягкое по отношению к ней.

В порыве спокойствия, которое я нахожу где-то внутри себя, я поднимаю руки, чтобы обнять ее. Ее плечи подрагивают от рыданий, а когда она отстраняется, то вытирает стекающую тушь под глазами.

— Посмотри на меня, я в полном беспорядке. — она фыркает. — Это твои братья, Кингстон и Маверик.

— Мои братья? — в шоке повторяю я, широко раскрыв глаза и протягивая руку к мужчинам.

Каждый из них принимает мою ладонь в крепком пожатии. Теперь я пристально изучаю их лица. Я не вижу сходства, но это может случиться с братьями и сестрами, полагаю. Самое непонятное во всем этом — их возраст. Судя по всему, они должны были появиться у нее сразу же, как только она рассталась с моим отцом.

— Ну, сводные братья, — сообщает Кингстон.

Я поднимаю бровь. Я никогда не представлял свою мать такой, чтобы иметь больше детей. Это звучит слишком по-матерински для такой, как она. Возможно, в ней есть что-то большее, чем я предполагал. Эта мысль ошеломляет, поскольку я подвергаю сомнению все, что, как мне кажется, я о ней знаю… Была ли моя шестнадцатилетняя личность плохо информирована о ее разрыве с моим отцом? Честно говоря, раньше я не задумывался об этом взрослыми глазами. Это было так давно.

— Не хочешь зайти в дом, перекусить или выпить кофе и наверстать упущенное? — спрашивает мама с надеждой на лице.

Хочу ли я? Может быть, но мне нужно многое переварить. Мои эмоции на пределе. Мне нужно выбраться отсюда. И побыстрее. Я качаю головой, проверяя часы.

— На самом деле я просто проезжал мимо. У меня скоро дела, и мне нужно отправляться в путь.

Ее лицо на мгновение опускается, прежде чем она изображает улыбку на губах.

— Может, в другой раз, когда ты еще будешь в городе?

Я киваю.

— С удовольствием.

Кто я сейчас? Я не знаю, гордиться ли мне своим прогрессом или беспокоиться, что я схожу с ума. Еще раз быстро обнявшись, я возвращаюсь в джип и выезжаю с подъездной дорожки. Мама и братья стоят на тротуаре и смотрят на меня с одинаково озадаченным выражением лица.

* * *

После очередного длинного дня интервью и фотосессий я заглядываю к Хлое и забираю ее на ужин.

— Может, просто пойдем в номер? — предлагаю я. — У меня был сумасшедший день.

— Конечно. С тобой все хорошо обращались? — спрашивает она. — Потому что я могу сообщить руководству…

— Нет, все было в порядке, более или менее. Я просто сделал кое-что важное до того, как пришел сегодня, — качаю я головой.

Она вскидывает бровь.

— Не хочешь поделиться?

Покрепче сжав руль, я делаю вдох.

— Я виделся с мамой.

Хлоя молчит, но слабо улыбается и ждет, когда я продолжу.

— Прошло двадцать лет, — признаю я.

— Должно быть, это было тяжело, — качает она головой.

Я фыркаю от недосказанности.

— Значит, ты не виделся с ней лет с шестнадцати?

Ее лицо выражает замешательство. Разве я действительно собираюсь открывать эту тему? Я думаю, да. Каким-то образом, рассказывая Хлое об этом, я ослабляю остроту проблемы.

— Даже моя эскадрилья не в курсе. Они даже не знают, что я приехал из Лос-Анджелеса. Пусть это останется между нами, хорошо?

Она гладит мое предплечье.

— Конечно.

Я опускаю взгляд на место, к которому она прикоснулась, и продолжаю:

— Моей маме было столько же, сколько тебе, когда она вышла замуж за моего отца, но ему было уже за семьдесят.

Что бы она ни думала об этой информации, я не могу сказать, потому что ее лицо остается неподвижным.

— Когда ему исполнился девяносто один год, он сильно заболел, и она быстро развелась с ним. Я остался ухаживать за ним в течение двух лет, пока он старел. Мне пришлось бросить школу. Конечно, я мог бы нанять больше помощников, но мне было важно проводить с ним каждую минуту, которую я мог, — мои костяшки побелели от сильной хватки за руль. Я разжимаю кулаки и опускаю правую руку на колени.

Хлоя тянется ко мне и кладет свою руку на мою. Ее прикосновение успокаивает, и я нахожу в себе силы продолжить:

— После этого я возненавидел ее за то, что она бросила его, когда он нуждался в нас. Она вела разгульную жизнь на его деньги, а он боролся за каждый вздох.