— Твои братья усердно работали в прошлом году, и им удалось заключить несколько крупных сделок.

— Она недостаточно хвалит их, — поправляет Хлоя тоном, полным благоговения. — Они выиграли две кинопремии «Сандэнс» и продали три сериала крупным телесетям. И все это за один год. Это неслыханно.

— Это невероятно, — пожимаю я плечами.

Много лет назад я научился не впечатляться Голливудом, хотя и испытываю некоторую гордость за то, что мои братья добились таких успехов. Мама улыбается, и это говорит о том, что она чувствует то же самое — гордится своими мальчиками.

— Не могу поверить, что ты попал на телевидение, Генри. Это был, наверное, самый большой шок в мире, когда я сидела, свернувшись калачиком с попкорном, а на экране появлялся мой собственный сын. Я и не знала, что ты живешь на Аляске.

— Правда? Я подумал, что Тэнди могла бы тебе рассказать.

— Кто такая Тэнди? — Хлоя смотрит между нами.

— Мой адвокат, — отвечаю я. — Ну, я бы сказал, наш семейный адвокат.

У мамы на лице появляется виноватое выражение.

— Хочешь верь, хочешь нет, но она сохраняет разумный уровень профессионализма. Иногда.

Я фыркаю на это.

— Она сказала, что я буду в городе на этой неделе, не так ли?

Мама отмахивается.

— Любой мог знать об этом. Это было во всех социальных сетях. Ты ведь до сих пор не выходишь в интернет, правда?

— Что именно в моем визите вызывает такой интерес? — насмехаюсь я.

Хлоя и моя мама обмениваются знающим взглядом.

— Я же говорила тебе, дорогой. О тебе все говорят в социальных сетях. Пиар-команда студии взволновала всех твоим визитом, чтобы вызвать больший интерес к интервью на этой неделе.

Мама делает глоток вина и кивает в знак согласия.

— Самый привлекательный холостяк, сказали они. Похоже, они ошиблись. Ты, наверное, радуешься, что они пока не выяснили, из какой ты семьи.

Мое сердце сильно бьется при одной только мысли об этом. Она попала прямо в точку. Меня тяготит мысль, что они могут соединить все точки. Не понимаю, как они могли догадаться, ведь меня так долго не было, и у меня нет социальных сетей. Тем не менее, всегда есть варианты. Может, кто-то из старшеклассников помнит меня и хочет нажиться. Как знать. Надеюсь, мне повезет. Это будет одна большая пуля, от которой я уклонился на этой неделе.

Мама, видимо, заметила замешательство на лице Хлои, потому что поворачивается к ней и решает ввести ее в курс дела.

— Его папа был лучшим адвокатом в сфере развлечений в Лос-Анджелесе на протяжении пятидесяти лет.

На этот раз в ее глазах больше гордости, которая меня раздражает. Почему она должна гордиться моим отцом? Это она ушла. Я делаю вдох, чтобы взять себя в руки.

— Ты шутишь? — Хлоя смотрит на меня с подозрением.

— Он был на пенсии, когда у него появился я. Я упоминал, что ему было за семьдесят, — напоминаю ей.

— Полу-пенсионер, — поправляет мама. — Он любил свою работу. Если бы он мог видеть тебя сейчас, Генри, он бы очень гордился твоей службой своей стране и тем, что ты делаешь для процветания своей общины.

Знакомый гнев снова вспыхивает, когда она говорит от имени моего отца. Я пытаюсь проглотить полный рот резких слов, но они все равно вырываются наружу.

— Ты бросила его в трудную минуту.

Черт, легкая улыбка, которая была на лице моей мамы, стерлась, сменившись жестким и хмурым взглядом. Я практически вижу, как напрягается каждый мускул ее тонкой фигуры. Большой палец Хлои слегка касается моей руки, и я опускаю взгляд на нее. Сделав вдох, чтобы успокоиться, я снова смотрю на маму.

— Прости. Я не хотел…

Она качает головой, прерывая меня.

— Нет. Нет. Все в порядке. Ты был молод, и мы никогда не говорили об этом.

Разговоры — это не то, в чем я силен. Это просто катастрофа. Я понятия не имею, с чего начать. Бедная Хлоя, она, должно быть, в ужасе. Я смело смотрю ей в лицо, но выражение у нее мягкое и заботливое.

— Я никогда не говорила тебе о настоящей причине моего ухода от твоего отца, и боюсь, что это причинило тебе много боли. Тогда многое происходило одновременно, и я не хотела отрывать тебя от него. Не тогда, когда его здоровье подводило.

На ее лице выражение глубокой скорби. Что за адскую банку я открыл. Я не уверен, что хочу слышать все это. Я хочу оставить прошлое в покое. Но с другой стороны, во мне разгорается любопытство. Что она знает?

В конце концов, я киваю, и она продолжает:

— Твои сводные братья… они не мои биологические дети.

Мое лицо искажается в замешательстве, пока я разгадываю смысл слов, сказанных ею.

— Значит, они…

— Твоего отца, — заканчивает она, кивнув.

Эта информация словно удар по моему нутру. Кажется, весь мир закружился. Я делаю единственное, что приходит мне в голову, чтобы успокоиться в этот момент. Я тяну руку Хлои к своему рту и целую ее.

Ощущение ее кожи на моих губах успокаивает, и я нахожу в себе силы продолжить разговор.

— У него была интрижка, — заключаю я.

Это не так уж и шокирует, если только я позволю себе вспомнить прошлое. Когда я был маленьким, я слышал, что мой отец был игроком. Он проводил время на вечеринках в особняке Playboy. Тогда я не понимал, что все это значит. Но теперь все стало понятно. Я не позволял себе думать об этих воспоминаниях десятилетиями, но все это всегда было рядом.

Моя мама терпеливо ждет, кивая, пока я размышляю.

— Что случилось с их матерью?

Моя бровь изгибается в замешательстве. Выражение ее лица меняется на выражение ужаса, цвет сходит с ее кожи. Мое нутро скручивается в предвкушении.

— Я не хочу, чтобы ты думал о своем отце иначе. В этом нет ничего хорошего.

Мое сердце разрывается на две части от ее слов. Неужели все это время она жертвовала моим представлением о ней, чтобы сохранить мое представление об отце.

Словно полярность на земле сместилась, мой древний гнев переключился на отца.

— Что он сделал? — выдавливаю из себя.

— Он не признал отцовство мальчиков. Их мать была… не тем человеком, с которым он хотел публично общаться.

— Расскажи мне, — призываю ей. — Пожалуйста.

— Она была молодой моделью, когда впервые приехала в Лос-Анджелес, но когда это не помогло, она стала работать в эскорте.

Я сжимаю руку Хлои, когда болезненная информация бьет мне в грудь. У моего отца был роман с проституткой, и он ее поимел. И испортил жизнь моей маме.

— Как долго ты знала?

Мамин рот складывается в плотную линию.

— Я знала об этом сразу, когда родились все мальчики. Оба раза я была с ней в больнице. После того как мальчики появились, ей стало трудно сводить концы с концами и справляться с жизнью. Она оставила записку. После ее смерти мальчиков собирались отдать в приемную семью, потому что твой отец отказался их взять. Я сказала ему, что это моя последняя капля, и подала на развод. Через несколько месяцев его здоровье ухудшилось, как раз в тот момент, когда развод был оформлен. Это было не вовремя. Маверику было пять, а Кингстону — три, когда умер отец. Я несколько лет навещала их в приемной семье, но когда увидела, как плохо им приходится в этой семье, я усыновила их навсегда. К тому времени они уже были почти подростками. Я ненавижу, что ждала так долго.

У меня в голове крутится новая информация, которая рисует моего отца в совершенно новом свете. Все эти годы мама просто защищала меня. А я был для нее полным дерьмом.

Я отказывался видеться с ней в течение двадцати лет. Все это время было потрачено впустую.

— Ты должна была мне сказать, — прохрипел я сквозь сдавленное горло.

— Ты так любил своего отца. Ты на него равнялся. Я не хотела отнимать у вас последние годы совместной жизни. Он не был совсем уж ужасным человеком. Он был отличным отцом для тебя.

Она фыркает и вытирает нос салфеткой. После этого я встаю со своего места и иду к ней. Она встает мне навстречу, и впервые за два десятилетия я обнимаю свою маму.

* * *