— Привет! — первой поприветствовала Михаила вышедшая прогуляться с дочкой Квета.

— Привет, дядь Миш! — коверкая слова, повторила за матерью мелкая.

В свои три года Василиса говорила уже достаточно неплохо, во всяком случае понять ее можно было… «Закончится Долгая зима — тоже детишками обзаведемся!» — мечтательно улыбнувшись своим мыслям, подумал Михаил.

— Привет! — поздоровался сразу с обеими парень, проходя домой.

Дома, можно сказать, все было как всегда… Батя ушел на работу во вторую смену, пришедшая с работы мать готовила на кухне ужин. Старшая сестра тоже ушла на работу, ее муж читал какую-то книжку, а дети бегали где-то на улице. Ну да, лето, школьные каникулы… В общем, ничего необычного. Сам примерно так же когда-то по улицам бегал… В своем первом, настоящем, детстве. Все же дети — они остались детьми и в новой эпохе. Хотя нет, даже они стали словно несколько серьезнее, взрослее…

— Тебе письмо опять прислали, — когда Михаил зашел на кухню, сообщила мать.

— Откуда? — заинтересовался он.

— Из секретариата Председателя Совета министров…

— Понятно, — кивнул в ответ Михаил. — Сейчас схожу, гляну…

— Ты есть лучше приходи! — усмехнулась мать. — Успеешь еще прочитать…

— Сейчас, только умоюсь да переоденусь, — ответил парень.

Ну да, все верно… Письмо может и подождать, а есть надо пока оно все горячее. Хотя любопытство все равно не отпускало… Что за письмо? От Пономаренко что ли? Так что пока раздевался, умывался, пока садился есть, Михаил только и думал о том, что еще могло вызвать интерес советского руководства.

Да, за последние годы он успел стать в Москве частым гостем… Уж по паре раз в год на неделю-другую в «командировку» он уезжал стабильно. Чаще всего — вызывали по поводу предложенных им технических новинок. Но один раз можно было бы посчитать особым — как раз когда он предложил идею «неомаздакизма».

Стоит отметить, что пришла она ему в голову практически случайно… Просто как-то, ища информацию по истории Ирана и Курдистана, думая на счет методов ведения пропаганды в тех местах, практически случайно пересекся со студентом-старшекурсником с истфака. Просто вместе оказались в читальном зале областной научной библиотеки… И тот, с некоторой долей юмора, рассказал про некоего Маздака, древнеперсидского религиозного и политического деятеля, выдвинувшего идеи о равенстве и социальной справедливости. Когда ж Михаил заинтересовался, тот студент порекомендовал ему несколько источников по теме… С Федором, так звали его нового знакомого, Михаил встречался еще несколько раз, и тот пояснял ему некоторые непонятные моменту. После чего Михаил и написал свое предложение в ЦК комсомола. Написал — и… все. Сначала даже подумалось, что его откровенно послали лесом, выкинув его «писульки» куда-нибудь в мусорку или, в лучшем случае, подшив в какой-нибудь архив и надежно забыв. Лишь через три месяца про него все же вспомнив, вызвав в Москву… Как оказалось, его предложение вызвало много споров, но в итоге все же было принято в работу. Да, пусть «перегибов» у маздакистов было полно, но ведь, как написал один советский поэт, «ничто без неполадок не дается в первый раз»?

Тогда-то Михаилу довелось пообщаться и с «главным идеологом» СССР Николаем Михайловым, и с главой госбезопасности Шелепиным, а в конечном счете — и с самим Председателем Совета министров СССР товарищем Пономаренко… И что сказать? Увидеть товарища Сталина Михаил не мог ни в этом, ни в прошлом мире, так что не мог сказать, какое бы произвела на него впечатление встреча с ним. Как-никак практически легендарная личность, один из «отцов» советского государства, создателей его военной и индустриальной мощи… Пономаренко же… В прошлой жизни Михаил про него и вовсе лишь краем уха слыхал. В этой — да, здесь он был главой государства. Но как-то отвык Михаил от пиетета по отношению к властям… Так что особого впечатления товарищ Пономаренко на него не произвел — обычный мужик, явно изрядно уставший от всей этой нынешней жизни… А вот тема разговора оказалась весьма неожиданной.

— Скажите, товарищ Солнцев, — с интересом глядя на него, спросил Предсовмина. — Каким вы видите будущее советского государства?

— В каком смысле? — в первый миг не понял Михаил.

— В прямом, — усмехнулся в ответ голова государства. — По словам товарища Шелепина, вы обладаете хорошими аналитическими способностями и умеете неплохо анализировать политическую обстановку… Поэтому мне было бы интересно послушать ваше мнение на этот счет.

Откровенно говоря, этот вопрос чуть не поставил Михаила в тупик… На какой-то миг даже показалось, что его раскрыли и сейчас в кабинет ворвутся чекисты с криком «Держи иномирянца!» Однако это наваждении почти сразу ж и прошло… Нет, будь оно так — кто бы его подпустил к главе государства. Все куда проще, хотя и непонятно… «Умеете неплохо анализировать политическую обстановку». Откуда они это взяли хоть? Неужели из его школьных сочинений или выступлений на комсомольских собраниях, где он, в числе прочего, говорил про то, что уголовник — такой же лютый враг советской власти, как и какой-нибудь «диссидент», ибо своими действиями он разрушает социалистический порядок и социалистическую экономику, нанося тем самым урон всей стране?

Скорее всего, так оно и есть. Раз он попал «под колпак» советского руководства, то теперь все его действия будут тщательно анализироваться. Вот только что ответить? «Правду-матку» про развал СССР? Мало того, что в этой реальности все пошло сильно иным путем, так и за такие прогнозы по головке точно не погадят… Пришлось зайти с другой стороны.

Прежде всего, Михаил рассказал о своих мыслях касательно развития науки и техники, выдавая знания прошлой жизни за свои мысли… Пусть даже лично имел дело далеко не со всем перечисленным, но он знал, что это возможно… Упомянул про активное внедрение ЭВМ на производствах, в организациях и даже в быту, автоматизированные производственные линии на заводах, мобильную связь, спутниковую связь и много чего еще… Дескать, достижения электроники будут внедряться буквально повсеместно.

Свои опасения на счет развала СССР он все же высказал. Правда совсем иначе в форме опасения на счет такого хода событий… Однако особо подробно слушать его тут не стали.

— Мы знаем про такую опасность — усмехнулся в ответ на его слова товарищ Пономаренко. — ты же прекрасно должен знать слова товарища Сталина на счет усиления классовой борьбы по мере строительства социализма?

— Конечно! — согласился Михаил.

В отличие от прошлого мира здесь об этом говорили даже при изучении марксистско-ленинской философии в университетах. Никакой «десталинизации» в этом мире не было, так что не знать про это Михаил не мог в принципе!

— Многие считают, что этими словами товарищ Сталин указывал на скрывающихся от советской власти ее классовых врагов — бывших кулаков, нэпманов, стремящихся вернуть свои привилегии дворян, — заметил Пономаренко. — И они глубоко ошибаются… Он, прежде всего, имел в виду именно тех, кто будет лезть во власть, на руководящие должности. Ведь никакими диверсиями или провокациями не принести столько вреда советской власти, сколько пробравшись на руководящие должности в советском правительстве и коммунистической партии… И Долгая зима выявила немало такой сволочи…

— Средняя Азия? — предположил Михаил, вспомнив про то, что еще недавно было на слуху, даже попав на центральные телеканалы и первые полосы московских газет.

— Не только, — поморщился в ответ Пономаренко, но уточнять подробности не стал.

Поговорив еще немного о политике, экономике и развитии науки и техники, Председатель Совета Министров СССР отпустил его, а уже на следующий день Михаил уехал из Москвы, так до конца и не поняв до конца смысла той встречи. В том, что Америку он для главы государства не открыл, Михаил нисколько не сомневался. Да и вряд ли Пономаренко рассчитывал на нечто подобное. Сам же разговор касался достаточно общих вопросов, почти нигде не спускаясь до конкретики. Из чего Михаил сделал единственный вывод — к нему приглядываются, пытаются понять, чего он стоит… Хотят составить общее впечатление как о человеке. Впрочем, больше таких встреч не было — и он благополучно выбросил все эти мысли из головы…