— Опять что-нибудь правительству писал? — когда они сели за сто, поинтересовалась у Михаила Вика.

— Ага, — подтвердил он.

— Понимаю, — улыбнулась девушка. — Эх… Говорят, скоро все закончится!

— Закончится, — согласился Михаил. — Но как прежде не будет уже никогда…

— Не будет, — немного погрустнев, произнесла Вика. — Я сама вижу, сколько всего поменялось. Но знаешь… Порой я сама пугаюсь своим мыслям, но… Может, оно все поменялось даже к лучшему?

— Не знаю, — после долгого раздумья произнес Михаил. — Может быть…

***Примечание***

*(1) На самом деле, если брать аналогию с жизнью автора, ГГ на 1998 год не мог знать про ЛБВ-М приборы и их разработки в НИИ «Волна». Узнать про них довелось уже гораздо позже — через знакомого младшего сына (кто также стал автором ряда использованных в сюжете идей), чей отец в советское время и занимался этими приборами, но лично знаком с ним не был никогда. Но уж больно обидно стало чтобы такие интересные идеи пропадали!

Зима… Когда-то она любила это время года — впрочем, в их местах зимы были теплыми. Если и выпадет снежок, то через несколько дней сойдет. Но пока он лежит — дети веселились, играли в снежки… И вместе с ними бегала и она. На тот момент еще маленькая девчонка.

Потом она отправилась учиться — и там снега не бывало уже некогда. До тех самых пор, пока не случилось извержение Лонг-Вэлли… Тот год она бы и рада была забыть как страшный сон, да только как же такое забудешь? Прекрасно помнила Квета и кислотные ливни, и бои с образовавшимися из беженцев бандами, и грязный, сероватый, снег Долгой зимы… И чувства отчаянья и безнадежности, когда не знаешь, что ждет завтра. Когда все мысли лишь о том, как выжить сегодня.

Помнила она и тех, с кем ее навечно разлучила Долгая зима… Мама с папой, брат с сестрой. Что стало с ними? А Вася, ее первая любовь? Отец ее дочки, ее Василисы… Жив ли еще он? А все те, с кем свела ее жизнь — друзья, одноклассники, однокурсники? Вряд ли ей когда-то доведется узнать про их судьбу… Но в одном Квета была уверена точно — большинства из них уже нет в живых.

Помнила она и как плыли в СССР… Хотя это плаванье и вовсе вспоминалось как страшный сон. Как вспоминались и слова бывшей на корабле врачихи. «Дура! Какая ж ты дура!» А ведь что и впрямь мешало указать в анкете, что она замужем? Что не официально — тогда уже не имело никакого значения… Могли бы сейчас быть вместе! Но сделанного не воротишь — она сделала все так, как ей велел Василий. И, как оказалось, они перехитрили самих себя.

Но вот прошло пять лет с тех пор, как она в СССР… Были времена, когда она мечтала побывать здесь, но никогда не думала, что это случится при таких обстоятельствах! И хоть страна ей и нравилась, хоть к ней тут отнеслись по-доброму, практически как к еще одной дочке, но… Почему-то это все равно не помогало справиться с чувством одиночества! И порой она так жалела, что согласилась с Василием и уплыла… Не настояла на своем, не осталась с ним до конца, не разделила его судьбу. А сейчас… Не будь у нее ее дочки, ее Василисы — она вообще бы и не знала, ради чего ей жить. Всю жизнь она боялась одиночества…

Да, теперь Квета ненавидела зиму… Ведь она сразу навевала воспоминания о той, первой зиме. О Долгой зиме. О всем том, чего ее лишил проклятый Лонг-Вэлли… О том, что пришлось пережить в те времена.

— Мам, а почему у других есть папы, а у меня нет? — неожиданно спросила Василиса.

Они с дочкой как раз прогуливались по городу… Выходной день, на учебу ей не надо, а все свободной время Квета старалась по максимуму уделять дочери, что давно стала для нее единственным смыслом жизни. А поскольку погода сегодня стояла хорошая, то почему бы не прогуляться по городу? В ярком солнечном свете искрился лежащий вдоль домов и дорог снег, белели лежащие тут и там сугробы… По улицам ездили автомобили, преимущественно грузовые, с троллейбусами, на одном из которых они и приехали к закованный в лед Волге чтобы прогуляться по набережной.

— Так получилось, — чувствуя, что пауза затянулась, ответила-таки дочке Квета. — Твой папа остался там… В Америке…

— А почему в Америке?

— Потому, что мы сами оттуда приехали…

— А почему папа не приехал? — обиженно спросила Василиса. — Он забыл про нас?

— Потому, что я дура! — чувствуя, что еще немного и она разревется, произнесла женщина. — Я никому не сказала, что он твой папа…

— А почему не сказала?

— Потому, что он так велел…

— А почему мы уехали из Америки?

— Так надо было, — тихо ответила Квета.

Ну как еще объяснить все случившееся пятилетнему ребенку? Когда-нибудь, наверное, она подробно расскажет все дочке… Настолько подробно, насколько вообще сможет, насколько ей хватит сил рассказать. Но это будет когда-нибудь потом… Когда Василиса вырастет взрослой. А сейчас рано… Она просто не поймет всего из-за нехватка знаний. Однако следующий вопрос дочки ошарашил Квету еще больше.

— А если наш папа остался в Америке, то почему дядя Миша не станет папой.

— Дядя Миша? — аж переспросила Квета.

— Дядя Миша хороший, — ответила Василиса.

— Дядя Миша не может, — подумав, как будет лучше ответить, произнесла Квета. — У него есть тетя Вика. А потом у них своя дочка будет…

Ну да, была у нее определенная симпатия, может даже влюбленность, по отношению к Мише Солнцеву, с кем ей довелось жить практически в одном доме. Но это не имело никакого значения. У него есть жена, они любят друг друга, а в чужую семью лезть Квета не стала бы. Как из-за того, что привыкла считать семью чем-то святым, так и из-за дружеских отношений с Викой. Нет, если б она видела, что они не счастливы вместе, что жена Миши редкостная стерва… Но этого не было — и, как ни странно, Квета была этому искренне рада.

— Ну и что? — не поняла дочка. — Тетя Вика тоже хорошая… Или она меня не любит?

— Не в этом дело, — ответила Квета. — Любят тебя и тетя Вика, и дядя Миша. Но стать твоим папой он не сможет.

— Но почему? — обиженно надула губку девочка.

— Потому, что для этого дядя Миша должен поссориться с тетей Викой. А ссориться нехорошо!

— А почему ссориться? — не поняла Василиса.

— Потому, что у одного дяди не может быть двух теть, — ответила Квета.

Ну вот как еще объяснить такие вещи ребенку? Этого женщина не знала… И старалась сделать это в меру своего разумения. К счастью, больше ничего дочка спрашивать не стала — иначе Квета даже не знала, как будет объяснять, почему, например, такое нельзя. Это для нее было понятно и очевидно, но дочке… Рано ей объяснять такие сложные вопросы. Все равно правильно не поймет.

Зима… Василисе оно, может, даже весело! Покидаться снежками, слепить снеговика, покататься с горки или на санках… Миша вон им даже детские лыжи отдал — через годик, может, дочке их даст. Хотя и не представляла, как ей будет объяснять, как на них ходить. Самой бы для начала научиться! Да все некогда… Дети… Им зимой весело. Они не понимают, что такое Долгая зима… Не помнят ни пятидесятиградусных морозов, ни голода, ничего из того, что довелось пережить их родителям. Вон даже те же Миша с Викой… Они в СССР не видели и десятой части того, что она! Но даже они не любили зиму.

«Будь прокляты те, кто изобрел ядерную бомбу!» — глядя вдаль, на заледеневшую Волгу, подумала Квета. Как бы хотелось, чтобы для них в аду был заготовлен персональный котел, погорячее, да персональные вилы. Жаль только то, что она атеистка…

***

«Зима — мужик наш, торжествуя, за водкой обновляет путь»… Так, помнится, любил подшучивать один знакомый Михаилу тракторист. А в ответ на вопрос «а при чем тут зима» тот, делая заумный вид, отвечал коротко:

— Так зима же! В поле делать нечего!

Впрочем, при желании он бы, наверное, запросто смог бы сделать карьеру певца-матерщинника типа какого-нибудь, не к ночи будет помянут, «Сектора Газа». Правда, большинство его «сочинений» было переделкой каких-нибудь старых стихов или песен. И да, «Сектор Газа» он тоже любил… Хотя самого Михаила такое «творчество» всегда выбешивало… Аж материться хотелось!