Я смотрю в его хитрющие глаза своего жениха и у меня закрадывается подозрение, что вождь Белых Волков вполне смог бы преодолеть этот путь самостоятельно. Но тогда под каким предлогом ему остаться жить в моей комнате?

Даже обручение — недостаточно веский предлог для такой вольности со стороны жениха и невесты.

Неужели брат этого не видит? Или они сговорились?

Вегейр понимающе ухмыляется и посматривает на меня со значением. Ингвар же, наоборот, даже не смотрит в мою сторону.

Судя по поведению оборотней — явно сговорились. Хорошо же, буду начеку. А то лапы распускает, тискает меня, как куклу, нюхает.

Комната Марты, конечно, лакомый кусочек — лучшая комната в замке. Отец ничего не жалел для любимой дочери.

В глубине души я довольна, что у меня будет большая и красивая комната и надеюсь, что Рагнар и брат защитят меня от её мести. Личных вещей у меня не много, и я быстро собираюсь, дрожа от волнения. Марта, наверняка устроит жуткий скандал, а мне бы не хотелось принимать в этом участие.

На пороге комнаты появляется мама. Робея, подхожу к ней:

— Я знаю, что ты моя настоящая мама, — голос срывается, горло перехватывает от нахлынувших эмоций. Во мне борются два противоположных чувства — счастье, что Мелисса Велес оказалась моей родной матерью и злость на неё за то, что не позволила мне быть счастливой раньше.

Мне хочется добавить каких-нибудь резких слов, чтобы сделать ей больно. Ногти впиваются в ладонь, это отрезвляет, и я закрываю рот на полуслове. Я просто обязана дать ей шанс. Мне очень хочется, чтобы мама была невинной жертвой обстоятельств.

Я убеждаю себя, что так и есть. Стоит вспомнить её закрытые платья. Келси Велес всласть поиздевался над ней. Что же всё-таки произошло в её жизни, что ей пришлось заплатить слишком высокую цену.

— Ты почему скрывала? Стыдилась меня? — спазм в горле от слёз мешает говорить. — Потому что я не такая красивая, как Марта или Майя?

Мама порывисто обнимает меня, прижимает мою голову к груди, целует волосы, гладит по голове.

— Как ты могла так подумать обо мне? — шепчет она сквозь слёзы. — После твоих слов у меня словно камень с души свалился.

Лихорадочные объятия и поцелуи, заставляют меня устыдиться своих подозрений. — Не смей даже думать, что ты некрасивая. Ты лицом очень похожа на отца, только цвет волос от меня достался. А твой отец был красивым мужчиной, — говорит она мне и добавляет шёпотом, — достаточно посмотреть на Гио. Я перевожу взгляд на брата. Неужели я похожа на него? Я смотрюсь в маленькое зеркальце, отыскав его среди своего скарба. Мне кажется, что не похожи. Гио намного красивее.

— Ваше императорское величество, позвольте мне забрать Велену, — с мольбой в голове обращается мама к Гио. — Нам необходимо поговорить.

Брат смотрит на нас и кивает.

— Я свои вещи собрала, — показываю на два узелка с одеждой и личными вещами.

— Не волнуйся, малышка Велена, я прослежу, чтобы твои вещи попали в нашу комнату, — с многообещающей улыбкой говорит Рагнар.

У меня нет времени и желания препираться с наглым оборотнем, по воле моего брата, ставшего мне женихом. Я спешу за мамой в её комнату.

Она запирает дверь на ключ, усаживает меня на диванчик возле низенького столика с цветами, вазой с фруктами и корзиночкой со сладостями. Мама — ужасная сладкоежка. И этим я пошла в неё, мысленно улыбаюсь я.

Мамуля отходит к окну, поворачиваясь ко мне спиной, устремляет взгляд на Драконий хребет, виднеющийся вдали.

— Давно надо было тебе рассказать, но я боялась. За тебя, за себя, — она резко разворачивается, и в глазах я вижу мрачную решительность. Кисти рук сжаты в замок. Сама, как натянутая тетива лука.

— Я тебе расскажу всё как было. Мне гордиться нечем, это-то тоже послужило причиной того, что я не решалась тебе рассказать обо мне и отце, — она на нервах щёлкает пальцами.

Этот довольно тихий звук в гробовой тишине комнаты слышится, как обратный отсчёт, который уже запущен.

— Мне было чуть больше, чем тебе сейчас, когда опекун вывез меня первый раз в свет, — она замолчала, погружаясь в воспоминания.

— Мой опекун, двоюродный брат отца, был хорошим человеком. Дал мне прекрасное образование, которое в империи присуще только мальчикам. Я не училась в Академии, учителя приходили ко мне на дом.

— А родители твои? — перебиваю в нетерпении я, боясь, что она не расскажет мне о дедушке и бабушке. — Куда делись твои родители? Умерли?

— Папа мой, твой дедушка, был известным стихийным магом. Его страстью была наука, и он получил кафедру и лабораторию в Академии Пяти стихий. Он с увлечением экспериментировал с заклинаниями и управлением стихиями. Однажды, когда мне было три года, в лаборатории папы произошёл взрыв. Он что-то намудрил с заклинаниями. Он экспериментировал один и никто из студентов не пострадал, — она замолчала, сдерживая слёзы.

Даже сейчас, когда прошло столько лет, рана ещё ноет. Неправда, что время лечит, но лишь притупляет душевную боль.

— Мама, пережила папу на три года, и в тот год, когда мне исполнилось шесть в день смерти отца, она ушла из жизни. Остановка сердца. Заснула и больше не проснулась, — мама подняла повыше голову, чтобы слёзы, появившиеся в глазах, не пролились на лицо.

Она не любила быть слабой, никогда не видела её плачущей.

— В тот же день, у нас в доме появился дядюшка из провинции, где он предавался своим страстям — разводил лошадей, ставил магические эксперименты по путешествиям в другие миры и разводил лошадей. Сильный маг, владеющий временными переходами, он сделал портал из своего поместья в наш дом и остался, жертвуя своей жизнью ради меня, — на лице мамы, появилась добрая улыбка.

Воспоминания о жизни с дядей, были, видимо, прекрасны, что её лицо засветилось изнутри.

— Сильного магического дара у меня не обнаружилось. Не унаследовала я ни один дар ни от отца, ни от дяди. Зато от матушки я получила дар целительства. Она была травницей и эту сторону целительства, я знаю лучше всего, — впервые за весь разговор мама посмотрела на меня. — Я и тебе передала свои знания и Майе, хотя у неё дар очень слабый.

— Я старалась быть тебе хорошей матерью, — она смотрит мне в глаза, словно отыскивая там подтверждение своим словам. Я киваю. — Научила всему, что знаю сама, а это немало. Сомневаюсь, что кто-нибудь, кроме твоего брата обладает такими знаниями. Единственная моя вина, что не рассказала, что я твоя родная мать. Но я давала тебе столько любви, сколько давала только своему дяде и отцу.

Я сижу с глазами, полными слёз. Она права, тысячу раз права. Мама любила меня всегда. Я даже замечала, что больше своих родных дочерей.

— Во сколько же ты родила Марту и Майю, если моего отца встретила в моём возрасте?

Мама смотрит словно сквозь меня, и я сильно сомневаюсь, что она слышит мой вопрос. Она сейчас там, в прошлом. В том времени, когда была юна и счастлива. Не обращая внимания на меня, она продолжает свой рассказ:

— Дядюшка вывез меня первый раз в свет, когда мне было почти восемнадцать. Не хватало трёх месяцев до дня рождения. Мы получили приглашение на знаменитый на весь Эйден Осенний бал в императорском дворце. Именно на нём я блистала, в качестве дебютантки.

Наутро мой столик был завален приглашениями от молодых людей. Дядюшка светился от счастья. Его любимая девочка стала первой красавицей империи. Для него я и так была красавицей и умницей. Но дядюшка хотел, чтобы все об этом узнали.

Но мне все эти знаки внимания молодых людей были неинтересны. Я ждала приглашения от него — мужчины, в которого влюбилась с первого взгляда.

Твоего отца. Моего первого мужчины. Моей единственной любви. Императора Тариэла.

Когда мы встретились, он был немного старше, чем Гиоргий сейчас. Женат, любим женой, и сам любил жену и уже родившегося наследника.

Но запретный плод сладок, и император не устоял передо мной.