Сун Юньхао потемнел лицом:

— Отрава?

Молодой учёный что-то услышал, привстал, но не успел даже раскрыть рот. Хозяйка чайной растерянно шагнула в сторону, и тут же лёгкая тень мелькнула у неё за спиной. Тонкая, сильная рука обвилась вокруг шеи — что-то громко хрустнуло.

Чжан Вэйдэ наконец уронил чайник.

— Ты! — крикнул Сун Юньхао, но Биси, снова из тени превратившаяся в живую девушку, только пожала плечами. Ткнула туфлей лежавший у её ног труп со свёрнутой шеей.

— А что ещё с ней прикажешь делать, братец?

Женщина в шляпе пискнула: «Разбойники», но не решилась даже пошевелиться. Биси сказала:

— Хуже.

Труп в полосатом переднике стремительно чернел. Что-то вытекало из его ноздрей, похожее на тонкую струйку тёмного песка. К первой струйке прибавилась вторая, третья, хлынуло из всех семи отверстий, и только теперь Чжан Вэйдэ почувствовал близость тёмной ци.

Никогда прежде не случалось, чтобы он так поздно распознавал её. Он ощутил себя невероятно беспомощным, как та парочка, замершая от ужаса. Но ведь и Биси ничего не замечала до последнего, и остальные.

Пригоршня чёрного песка взлетела в воздух, но тут же разбилась о сверкающий клинок Гунпин.

— Чай был отравлен тёмной ци, — сказал Тянь Жэнь. — Но так сразу и не заметишь. Меня только запах удивил, и то потому, что я привык различать запахи.

Привычным жестом положив руку на плечо Чжан Вэйдэ, Сун Юньхао отпихнул его себе за спину, сказал:

— Эта несчастная — просто ходячий мертвец. Нужен другой сильный дух, чтобы создать такую маскировку.

— Дед говорил про утопленников. — Отчего-то губы плохо слушались Чжан Вэйдэ. — Они ведь посылают тех, кого убили, находить для них новые жертвы. Может, это просто…

— Указчик? — проговорил Сун Юньхао медленно. — Вот дерьмо. Их легко убить, а распознать трудно, пока не прикончишь хозяина.

— Какие указчики? — забормотал учёный. — Какие жертвы? Безумие какое-то!.. Синью, пойдём…

Его спутница вскочила и отшатнулась, прежде чем он успел поймать её руку.

Чжан Вэйдэ прошептал растерянно:

— Я съел одну штуку... с этого блюда.

— Не бойся, отравлен только чай, я проверил. — Тянь Жэнь показал разломленный бисквит в ладони. — Но… где барышня Ло?

— Спустилась к мосткам постирать, — сказала Биси.

— К реке? — Тянь Жэнь вздрогнул и бросился вниз.

Биси крикнула ему в спину: — Мы не пили чай, только моё вино! У меня ещё запас остался! — но он не слушал.

— Я так и знала! — взвизгнула женщина в шляпе, вернее, уже без шляпы: отчаянно размахивая руками, она сбила её с головы. Лицо у неё оказалось миловидным, но совершенно белым. — Ты нарочно меня заманил сюда!

Она подлетела к Сун Юньхао. Не решаясь подойти совсем близко, замерла, дыша громко, по-звериному.

— Бессмертный господин, рассудите, — заговорила она стремительно и почти неразборчиво, — я Ван Синью, жена хозяина Сюя из Иньчжоу, что торгует тканями… Ли Цы заманил меня сюда. Мало того, что он пятнает моё имя, так теперь и смерти моей хочет.

— Синью, ты сама написала мне, — сказал Ли Цы устало.

— Он винит меня в том, что я не осталась ему верна. А сколько мне было ждать, пока он сдаст свой проклятый экзамен? Ещё три года? Двадцать?

— Ты сама мне написала. Сказала: «В нашей чайной, как прежде…»

Чжан Вэйдэ разглядывал Ван Синью, постепенно успокаиваясь, — мелочи всегда выручали в борьбе со страхом. Дела у хозяина Сюя, похоже, шли неплохо. Жена его щеголяла в платье из дорогой ткани, с неброской, но изящной вышивкой, и белоснежный нефрит её браслетов стоил немало.

Зачесался комариный укус на шее, но и это мелкое неудобство утешило. Комары, при всей своей надоедливости, тоже были частью понятного и нестрашного мира.

Только вот остальной мир… Небо, и прежде тусклое, даже не темнело, а стремительно выцветало. Яркая вывеска чайной полиняла до неопределённо тусклого оттенка, и ветер больше не хлопал тканью упруго и весело, а выворачивал с болезненным ожесточением.

Ван Синью всхлипывала:

— Может, он уже давно умер. В городе говорили, что чайная закрылась, а я не слушала. Здешняя хозяйка — покойница, может, и он теперь тоже.

Ли Цы забормотал, закатывая рукав:

— Я человек, я живой. Разве нет способа проверить? Хотите, руку себе разрежу? Вот увидите, кровь потечёт.

Сун Юньхао с досадой от него отмахнулся — казалось, он слушал ветер. На самом деле, должно быть, искал направление, в котором мог укрываться дух-хозяин.

— Есть способ, — сказала Биси с оживлением, схватила Ли Цы за руку и прикусила над локтем. Ли Цы не вскрикнул и даже, кажется, не изумился: он был потрясён уже до такой степени, что поразить его сильнее было невозможно.

Биси облизнула пересохшие губы.

— Человек, — проронила она как будто с разочарованием.

Из глубин ивняка выбрались Тянь Жэнь и Ло Мэнсюэ, у которой на лице ещё не просохла вода, а на сгибе локтя болтался свежевыстиранный платок. Меч, однако, тоже был при ней. При виде трупа её пальцы сильнее стиснули ножны.

— На реке всё тихо, — проговорил Тянь Жэнь покаянно. — Это я так… просто старый господин упоминал про утопленников.

— Река рядом — тут немудрено сбиться с толку. Дед ещё сказал, недавно кладбище разрыли? — спросил Сун Юньхао быстро.

— Ага, — сказал Чжан Вэйдэ. — Думаешь, зверь-людоед? Правда тигр, как ребятня болтала?

— Не людоед, а извращенец, — буркнула Биси.

Ло Мэнсюэ потрепала по холке Ветку Кизила, и лошадка наконец тихонько заржала, будто до того была так напугана, что даже голос подать не смела. Её рыжая шерсть отчего-то казалась сероватой. Песок в глаза попал, что ли? Чжан Вэйдэ моргнул, упрямо потёр глаз кулаком.

Лошадь. Он зацепился за это слово, чтобы удержать его в стремительно пустеющей голове. Жалко, что его коняшка расплавилась.

— Господин Ли, вы ведь добирались пешком?

Ли Цы кивнул.

— Я недавно стал служить в Ваньжуне. Сорвался сюда, как получил письмо. Да тут недалеко, два дня пути…

— А вы, госпожа Ван? — Чжан Вэйдэ повернул голову. Укус на шее болел сильнее и как будто припух; зачем-то он зажал его рукой. — Вы приехали из Иньчжоу?

Ван Синью кивнула и переступила с ноги на ногу. Над крошечными туфельками качнулся бледно-зелёный тонкий подол — чистый, без единой пылинки.

— Где тогда ваша повозка? Здесь только наша. Вы-то не пешком сюда явились? А вам не странно, господин Ли, что ваша… знакомая вдруг очутилась здесь без повозки и даже одежд не запачкала?

Ли Цы тоже в растерянности уставился на юбки возлюбленной, пробормотал: — Я думал, она оставила повозку поодаль, чтобы не узнали, — но было ясно, что раньше ни о чём таком он не думал и, горюя об их общей несчастной судьбе, никаких странностей не заметил.

Ван Синью дёрнулась, но клинок Гунпин уже оказался у её горла.

— Кому ты служишь? — спросил Сун Юньхао негромко. — Говори.

— А то что? — лицо Ван Синью неуловимо переменилось: будто трещина проползла по белой коже и тут же исчезла. — Отпустишь, если скажу?

— Дам упокоиться с миром.

— Думаешь, я этого хочу? Я ещё не со всеми поквиталась. Мой владыка правил здешними горами.

— Но даже дети в него теперь не верят.

— Владыка вернётся.

В лицо пахнуло ветром. Снова песок попал в глаза, а сил прочищать их уже не было, да и проку от этого тоже не было. Ветер пах сладкой яблочной гнилью. Ветер бессмысленно повторял детскую песенку: детка в колыбели, тигр на перевале.

Небо перевернулось под странным углом, а потом вовсе пропало, но оно уже и до того сделалось таким древним и безнадёжно вылинявшим, что Чжан Вэйдэ даже не было жалко, что он больше не увидит неба. И это оказалась последняя его мысль — «не так уж и жалко».

***

При жизни глаза у Чжан Вэйдэ были светлые и искристые, а теперь их заволокло тьмой. Ло Мэнсюэ вспомнила несчастного малыша с агатом под веками — но даже те камушки казались ярче, а здесь была сплошная темнота, без блеска, без движения.