— У неё есть.

Сун Юньхао удивлённо поднял бровь:

— Так мало, что я и не заметил.

— Она же видела крошку-призрака. Я тоже с детства вижу духов, даже без всяких талисманов.

— Так это, наверно, врождённое свойство, тут тренировок не нужно. А для писем да.

— Ну ничего. Что-нибудь придумаем. — Чжан Вэйдэ пририсовал мышке ленточки на хвосте.

Про то, что письма были не только письма, но ещё и талисманы-копии, он пока что умолчал: метод, частично основанный на магии крови, граничил с запрещёнными. Зато, если вдруг случится беда, тогда А-Шу может порвать одну из копий, на талисмане-оригинале, который он таскал за пазухой вместе с прочими своими запасами, выступит кровь. Это он ей втолковал на прощание. Осталось придумать, как не ошибиться с отправкой.

Биси крикнула сверху:

— Вы идёте? Там чайная впереди! Совсем рядом!

— Брат Сун пока рыбачит!

Спускаться с высокого склона Биси не стала — раскачивалась туда-сюда, уцепившись рукой за древесный ствол. Биси была единственным ярким пятнышком в сером рассвете, хотя сегодня она нарядилась почти что не вызывающе, в бледно-розовое. Волосы были аккуратно уложены какими-то петельками и узлами — явно Ло Мэнсюэ постаралась. Чжан Вэйдэ не совсем понимал женскую манеру по-мартышечьи копаться друг у друга в волосах, но в новом облике Биси выглядела достаточно прилично, чтобы ходить с нею по городу, а для прогулок она была ему крайне нужна.

Для похода в кукольный театр, например. Ло Мэнсюэ он расстраивал: кто-то из младших шиди слишком его любил, а мнение Тянь Жэня на сей счёт Чжан Вэйдэ пока не выведал.

— Ладно, мы тогда сами всё съедим, а вы варите уху из пиявок, — Биси беспечно махнула рукой и вернулась на дорогу.

Чжан Вэйдэ зашагал направо.

Тянь Жэнь забрасывал костерок землёй.

— Я всё, — сказал он радостно. — А Сун-сюн ещё рыбачит?

— Ага. А дед сказал, тебя могут утопленники утащить, если опять полезешь в воду.

— Если снова будешь проходить мимо, передай старому господину благодарность от меня. Но волноваться не стоит: едва ли утопленники могут причинить мне вред. Да и вообще, река в этом месте чиста.

— Дед говорит, они утаскивают в воду только грустных. Это правда?

— Как и духи самоубийц. Должно быть, правда, но я их никогда не видел: я всё же лекарь, чаще вижу судороги и вздутые животы. — Тянь Жэнь вытащил из рукава аккуратно сложенный бумажный конвертик. — Вот, это тебе. Я хотел, чтобы у всех было.

— Разве твоё снадобье не жидкое? — удивился Чжан Вэйдэ.

— Это порошок от трупного яда, который у меня просил Сун-сюн. Я его вчера ночью приготовил. А то, что варил сейчас, — жидкое, но его я уже вылил.

— Не получилось?

— И не могло получиться: там нужны дорогие ингредиенты. Это я так, просто ставлю опыты.

— Не жалко тебе бросать все свои запасы? — спросил Чжан Вэйдэ осторожно. — В Хугуане, наверно, много осталось?

Тянь Жэнь медленно кивнул. Он казался скорее растерянным, чем огорчённым.

— Надо было прихватить что-нибудь, когда уезжали, — проговорил Чжан Вэйдэ.

— Я бы тогда уже не смог уехать, — сказал Тянь Жэнь.

— А мы бы быстро. Чтоб не поймали.

— Не в этом дело. Мне самому не хватило бы духу.

— Я понимаю. Я тоже, — слово «убежал» не годилось, конечно, и Чжан Вэйдэ сказал быстро: — когда я спустился с горы, я тоже думал: надо сразу, а то я испугаюсь и никуда не смогу уйти. Но всё равно немного жалко — столько вещей приходится бросить, когда странствуешь. У тебя ведь есть цянькунь? Сколько книжек туда поместится?

— Не очень много, — улыбнулся Тянь Жэнь. — Он простенький, почти что самодельный. Откуда ты знаешь, что он у меня есть?

— Ты же спрятал куда-то свиток с картиной.

Тянь Жэнь растерянно покивал, будто не зная, что сказать.

— Я её тебе потом покажу. Не хочу доставать под открытым небом — сыро и туман с реки.

Вряд ли картина могла пострадать от сырости: Тянь Жэнь даже прыгал с нею в воду, и предположительно уже не раз, но Чжан Вэйдэ не стал настаивать.

— Э, я не навязываюсь, — он быстро замахал рукой. — Как захочешь.

— Знаешь, мне нужно поговорить с Сун-сюном.

— Про его приступы?

— Да. — Тянь Жэнь глянул умоляюще.

Что поделать, между лекарем и больным должна быть тайна. Хотя Сун Юньхао, конечно, упорно не соглашался ни на какое лечение.

— Я не навязываюсь, — повторил Чжан Вэйдэ, надеясь, что голос звучит беззаботно. Если что изменится, он и так скоро всё узнает. — Поболтайте пока тут.

Он полез наверх по скользкому склону. Биси, которая их, оказывается, поджидала, вытянула его одним рывком на дорогу и тут же подхватила под локоть, будто снова плясать с ним собралась.

— В городе ведь и опера есть? — нетерпеливо спросила она ровно о том, о чём он и сам думал.

Чжан Вэйдэ почувствовал, как рот растянулся в широкой, уже совсем искренней улыбке.

— Наверняка даже не одна труппа, — сказал он громким шёпотом увлечённого заговорщика.

— Мы на закате будем в Иньчжоу, да?

— Брат Сун сказал, уже к часу обезьяны.

От Биси привычно тянуло мускусом — запахом одновременно взбалмошной модной барышни и взъерошенного зверька. Странно — он не так часто вспоминал, что она лисица, но и как о женщине о ней не думал. От близости её тёплых подмышек и локтей просто делалось уютно.

— Ты линяешь, — сказал Чжан Вэйдэ.

— Вот ещё!

Он ткнул пальцем ей в щёку.

— Пудра отваливается. Ты какую-то дрянь купила. В Иньчжоу я тебе скажу, какую брать.

— У тебя что, сёстры есть?

Единоутробных не было; прочих, столь же многочисленных, что и братьев, он почти не знал. Он сказал: «Нет».

— А девушек уж точно не было! Что ты смыслишь в пудре?

— Уж как-нибудь разберусь, что покупают городские барышни. Я наблюдательный. И ты не будешь меня позорить в театре в таком виде.

Идти и впрямь было пару шагов. Чайная оказалась чудным строеньицем — в два этажа, но таких крошечных, что весь домик походил на голубятню. У наложницы Чжоу птичник для её любимых глупых попугаев и то был побольше. Но после других придорожных чайных, где всего убранства было — два грубо сколоченных стола под единственным убогим навесом от дождя, эта, светленькая и с резной крышей, выглядела нарядно.

Может, они даже сдавали комнаты на втором этаже, хотя Чжан Вэйдэ и сам не рискнул бы подняться по хрупкой птичьей лесенке, не говоря уж о том, чтобы вообразить на ней Сун Юньхао.

Неизменные уличные столы были и здесь, но чистые и совсем новые на вид. Полотнище с иероглифом «чай» плескалось на ветру, удивительно жизнерадостное на фоне серого неба. Распряжённая Ветка Кизила тихонько дремала у коновязи.

Невысокая женщина, чистенько и пёстро одетая, вынесла им чайник и блюдо с закусками: полосатый бисквит «тигриная шкура», пирожные из красной фасоли.

Биси хихикнула:

— Самое вкусное мы уже съели, но я заказала тебе добавку.

— Что-то мне заранее страшно. Чем обязан?

— Откормлю тебя и сама съем. Но прежде сходим в оперу.

Чжан Вэйдэ запихал в рот пирожное. Вкусное, но с выпечкой Ло Мэнсюэ не сравнится.

— А где сестрица Ло?

Биси закатила глаза:

— Отошла по делам.

За дальним столиком сидела молодая пара. Чжан Вэйдэ поглядел на них украдкой: женщина прятала лицо под свисавшей со шляпы широкой вуалью, у молодого мужчины, одетого в насквозь пропылённый халат учёного, глаза были обведены тёмными кругами, как от бессонницы или ещё каких невзгод.

— Любовнички повздорили, — предположила Биси шёпотом и тут же подпрыгнула и замахала рукой: — Давайте сюда!

Сун Юньхао, уже без удочки, и Тянь Жэнь шли не торопясь. Понять, поговорили ли они, было невозможно. Тянь Жэнь вздыхал печально, но он так делал почти всегда.

Чжан Вэйдэ, отряхнув с ладони крошки, взялся за раскалённый чайник.

— Не пей, — сказал Тянь Жэнь непривычно резко.

Чжан Вэйдэ, уже успевший плеснуть чаю в чашку, замер и принюхался, но ничего странного в запахе не ощутил. Биси, судя по удивлённо раздутым ноздрям, — тоже.