Сун Юньхао всё так же торопливо и радостно дышал, и Чжан Вэйдэ хотел сказать ему, чтобы покричал ещё что-нибудь, просто так, чтобы небеса откликнулись, а если не хотят откликаться, так даже лучше, пусть молча страдают от их воплей. Он и сам мог бы что-нибудь проорать за компанию.
Тянь Жэнь подошёл к краю, глянул вниз, перекинув через плечо утыканные лепестками волосы. Он будто хотел что-то сказать, но не решался. Непохоже было, что он умеет орать, но можно было б и его тоже попросить, — и тут Тянь Жэнь сделал ещё шаг вперёд и бросился в пустоту.
Не оступился — прыгнул сам, так стремительно, что стоявший рядом Сун Юньхао даже руку поднять не успел.
Биси подлетела к краю и пронзительно завизжала. Сун Юньхао крикнул: — Тихо! — и зажал ей рот ладонью, будто сам не кричал только что.
Биси впилась в его ладонь зубами.
— Дура, — сказал он устало, оттащил её от обрыва и спихнул на руки оцепеневшему Чжан Вэйдэ.
— Скоро вернусь, — сказал Сун Юньхао и вспрыгнул на Гунпин.
— Там река, — Чжан Вэйдэ стащил с плеча шаль и надел на Биси — на голову вместо плеч, потому что она всё время дёргалась. — Он же не человек. Русалка не может разбиться, упав в воду.
— У-у-у, — сказала Биси с непонятной интонацией.
— Там даже камней нет. Вроде.
— Может, ему так нужно. — Ло Мэнсюэ, присев на корточки у покрывала, стала задумчиво складывать чарки в корзину. — Я ему сказала: нехорошо, что он всё время просит у нас позволения что-то сделать. Он свободный человек.
Чжан Вэйдэ не стал её поправлять насчёт человека.
— Русалка тоже может умереть, — буркнула Биси. — Все могут.
— Он не умрёт, — сказала Ло Мэнсюэ спокойно. — Он обещал показать мне горы.
Примечания:
Чжан Вэйдэ читает стихи Се Тяо («Гуляю в горах Цзиянтин»), Тянь Жэнь — Хэ Сюня («Ночью мне приснился друг»).
Охота четвёртая. Мудрец поднимается в гору
Серый лекарский халат, растянутый для просушки на веточках прибрежного куста, трепыхался на ветру. Именно халат Сун Юньхао и заметил первым делом, а уже потом и самого Тянь Жэня, похожего — нет, как ни хотелось подумать: «на выброшенную на берег рыбу», на рыбу он совсем не походил, разве что на свежего, очень аккуратного утопленника.
Тянь Жэнь лежал на спине и скрещёнными руками прижимал к груди туфли — тоже сушил или просто боялся потерять. Лицо и шею облеплял не то ил, не то спутанные волосы. Нет, всё-таки волосы.
Круглые камушки под ногами Сун Юньхао громко захрустели, но Тянь Жэнь не шевельнулся.
Сун Юньхао слегка подтолкнул его в бок сапогом и, чувствуя непонятное разочарование, спросил:
— А хвоста нет?
Тянь Жэнь протяжно вздохнул.
— Хвоста нет.
— В смысле, совсем нет?
— В смысле, мне страшно принимать истинную форму. Я очень давно этого не делал. Боюсь, что не смогу возвратиться обратно. — Тянь Жэнь резко сел, провёл рукой по лицу, точно умывался, чтобы отлепить влажные пряди, вполголоса прибавил: — Вот что я первым делом должен был сказать, когда рассказывал о себе. Я всё время чего-то боюсь.
— А сигать с высоты не боишься. Значит, ты доплыл аж досюда в обычном человеческом теле? — спросил Сун Юньхао недоверчиво.
— Так недалеко же… вроде.
— Вроде, — фыркнул Сун Юньхао. — Ну? — Он протянул руку, вовсе не уверенный, что Тянь Жэнь собирается вставать — да и вообще возвращаться, но Тянь Жэнь благодарно уцепился за его запястье и вскочил.
На мокрых камнях стоять было неудобно, но Тянь Жэнь довольно ловко заскакал на одной ноге, обуваясь. Крови Сун Юньхао не заметил, да и бинтов тоже. Или их уже вчера не было?
— Зажило? — спросил он.
— Да, — сказал Тянь Жэнь счастливо.
Глаза у него сияли, видно, не только от выпитого вина, а щёки порозовели не только от заката. Ещё недавно холодная быстрая река вовсе не казалась Сун Юньхао подходящим местом для купания, но теперь ему даже сделалось на миг завидно. Только самому лезть в воду было поздно во всех смыслах. Не на глазах же у девиц.
Ло Мэнсюэ направила меч к кромке воды и мягко спрыгнула. Корзина с посудой болталась у неё на запястье. Меч ещё пару мгновений задержался в воздухе, любезно дожидаясь, пока отчаянно размахивающий руками Чжан Вэйдэ тоже наконец с него спрыгнет, боком и неловко.
— А эта где? — спросил Сун Юньхао подозрительно.
— Сун-сюн, у неё есть имя.
— Неужто сбежала?
— Да нет, прячется где-нибудь в кустах, — сказал Чжан Вэйдэ беспечно. — Я уверена, что Биси бежала за нами.
Ло Мэнсюэ проговорила тихо:
— Просто она расстроилась.
— Барышня Биси! — позвал Тянь Жэнь громко.
Пару мгновений было тихо, Чжан Вэйдэ уже начал говорить: «Да ладно, потом найдётся!», как вдруг на речной коряге прямо из воздуха соткалась трёххвостая лисица — точно от заката отвалился тёмный сгусток. В истинной форме Биси сегодня была пушистый ухоженный зверёк — и не узнать, зато когда, гневно потявкав, обратилась человеком, снова сделалась привычно растрёпанной.
В человеческой форме она не ругалась, а только громко сопела и дёргала ленты на груди, только чудом не оторвала.
Тянь Жэнь вдруг встал на колени и поклонился, стукнувшись лбом о песок у самых ног Биси. Она их быстро поджала и спросила шёпотом:
— Сдурел?
Тянь Жэнь выпрямился и поклонился ещё раз — Ло Мэнсюэ или, может, им всем, потому что они, все, кроме Биси, стояли рядом. Но Сун Юньхао подумал, что всё же Ло Мэнсюэ — у той вздрогнула рука, и чашки в корзине звякнули.
— Я не хотел вас пугать, — сказал Тянь Жэнь, поднимаясь.
— Ничего, — заверила Ло Мэнсюэ.
У неё был такой вид, будто она хочет погладить его по голове, вообще хоть кого-нибудь хочет погладить, но до макушки Тянь Жэня тянуться было высоко и неловко, а Чжан Вэйдэ не стоял на месте, а скакал вдоль берега и неумело швырял в реку камушки. Наконец Ло Мэнсюэ решительно перевесила корзинку на другую руку и сказала:
— Пойдёмте искать Ветку Кизила.
— Мы же решили не искать, — удивился Сун Юньхао.
— Нашу лошадь, Сун-сюн.
— И кто это придумал?
— Ты, Сун-сюн. То есть ты сначала предлагал Ветку Персика, потому что древесина персика тоже борется с нечистью, но потом решил, что это избито.
Определённо он сильно протрезвел, пока летал на Гунпин вдоль реки. До того Сун Юньхао был уверен, что спокойно может выпить и втрое больше: золотое ядро успешно защищало от воздействия вина.
С другой стороны — имя как имя. Не Красной Зайчихой же называть эту медлительную кобылу, хоть она и рыжая.
— А я говорил, надо было назвать её Закатная Дымка, — сказал Чжан Вэйдэ.
— Что вообще такое твоя закатная дымка и где ты это в жизни видел? — Сун Юньхао ткнул рукоятью Гунпин вверх, себе за плечо. — Вон тебе закат — ну, просто небо. Просто тучи.
— Скучно, — надулся Чжан Вэйдэ. — Можно тогда назвать в честь духа дорог или…
— Пусть будет Ветка Кизила, — перебила Ло Мэнсюэ твёрдо, и Чжан Вэйдэ неожиданно тут же смирился и сказал кротко:
— Конечно, дочери Ли виднее.
Сун Юньхао не слышал ни про какую дочь Ли, но тоже разом вдруг смирился с глупостью, и своей и чужой, и махнул рукой, смеясь.
А Чжан Вэйдэ всё не унимался и потом, у костра на опушке, рассказывал про древних знатоков лошадиных повадок и лошадиных морд, цитировал громким шёпотом странные трактаты, где коней рифмовали с управлением государством, потому что люди, которые пишут трактаты, всегда неуместно велеречивы: голова лошади — это царь, глаза — первые министры, хребет — генерал. Тянь Жэнь вспомнил другое руководство по выбору славного коня, ближе к жизни и смешнее, где объяснялось, что на конской голове должно быть совсем мало мяса, как у освежёванного кролика, почкам с селезёнкой полагается быть маленькими, а сердцу, естественно, большим, но Сун Юньхао, не дослушав толком до сердца, начал хохотать на освежёванном кролике и никак не мог остановиться.
Эти двое, хоть и перемигивались, как заговорщики, изъясняясь на неведомом ему языке, вспоминая никогда им не читанные книги, не раздражали: они сидели с ним в одном круге света и большую часть своих баек рассказывали для него.