На закате Сун Юньхао начал думать, что живым из сада не выберется.

До полного наступления ночи оставалось уже недолго — это если здешней нечисти действительно нужна кромешная тьма, чтобы напасть. До прихода боли — и того меньше.

Мелкие гнилые яблоки то и дело подворачивались под сапог, хрустели, как раздавленные черепа. Ноги скользили по склизкой смеси из опавшей листвы и плодовой мякоти.

Нет же, это просто загородная усадьба, уверял себя Сун Юньхао. Правда, усадьба, в которой завелось несколько неупокоенных мертвецов. Да мало ли он видел тех мертвецов в свою бытность в ордене! Видел тварей и похуже, да и тем сносил головы с одного удара.

Ни мертвеца, ни ещё какой твари он пока здесь не обнаружил, трупов несчастного господина Лю и его домочадцев тоже, только тёмная ци липкой паутиной висела меж сучьев. И, куда ни взгляни, торчали низкорослые скрюченные деревья. Сун Юньхао помнил, что их немного, — он без труда окинул их все взглядом, как вошёл. От силы десяток — но теперь саду конца и края не было.

Резная крыша небольшого дома маячила где-то за деревьями, то проступая сквозь белёсый туман, то вновь растворяясь в нём. Казалось бы, идти недалеко — но с каждым шагом выдёргивать сапог из жижи делалось всё труднее, а дао за спиной прибавляла в весе.

Сзади зашуршало и захлюпало. Сун Юньхао ещё замедлил шаг — что было нетрудно, — теперь уже нарочно.

Тварь за спиной двигалась не по-человечески. Для здорового человека — слишком неуклюже, для раненого — чересчур резво. Поступь мертвеца — рваная, вприпрыжку.

Сун Юньхао подпустил тварь ещё чуть ближе и, выхватив клинок, в мгновенном развороте рассёк пополам.

На мертвеце были изодранные, но когда-то приличные одежды. Видно, кто-то из слуг господина Лю, может, даже управляющий. Разложение началось недавно — лицо отчасти сохранило узнаваемые черты, хотя настолько искажённые злобой, что родным лучше бы такого не видеть. Сун Юньхао встречал сошедших с ума среди тех, кто узнавал любимых.

— Покойся с миром, — сказал Сун Юньхао, вытирая клинок.

Мертвец больше не шевелился. Этот был совсем слабенький — от такого тёмная ци не будет покровом висеть надо всей усадьбой. Пусть даже всё семейство господина Лю обратилось в ходячих мертвецов, они смогли бы в худшем случае растерзать зазевавшегося прохожего, но никак не превратить сельскую усадьбу в миниатюрный ад на земле.

Сун Юньхао не было нужды их бояться — но откуда же эта злая, удушающая тоска, которая страшнее смерти?

Он часто задышал, сплюнул кровью под ноги. Опёрся было о ствол, но тут же отдёрнул руку — слишком тёмные соки текли под корой, да и сама кора на ощупь была не шершавой, а склизкой, и не только от влажного мха.

Младший господин Лю, брат погибшего купца, ничего не объяснил толком, когда нанимал Сун Юньхао, — тогда это показалось обычным неведением далёкого от мира нечисти и до полусмерти перепуганного человека. Или он нарочно недоговаривал?

Если честно, тогда Сун Юньхао было всё равно. Младший господин Лю к тому же заплатил пятнадцать лянов серебром и обещал столько же, если Сун Юньхао хотя бы просто вынесет из усадьбы тело его брата и передаст для подобающего погребения (или перед тем упокоит, если будет нужно, хотя они не обсуждали это в деталях: слишком уж трясся заказчик).

Пятнадцать лянов — тоже сумма приличная. Интересно, если Сун Юньхао умрёт здесь, кошелёк с серебром так и останется на теле? Да уж конечно: младший господин Лю больше сюда не сунется, да и деньги эти для него не так велики.

Сун Юньхао снова понял, что думает о своей смерти как о деле свершившемся, и даже не удивился. Спустя несколько мгновений он понял, что бредёт в противоположную от дома сторону, и упрямо повернул назад.

Ещё два мертвеца выпрыгнули из тумана. Тот, что посвежее, недавно был женщиной — служанкой или наложницей из самых низких, Сун Юньхао отсёк ей голову и отшвырнул кучей грязно-розового тряпья. А вот другой, глумливо скалившийся древним черепом, уже почти превратился в скелет. На вид хрупкий, того и гляди рассыплется в пыль, но с таким с одного удара не справишься.

Сун Юньхао промахнулся дважды. По крайней мере, на один раз больше, чем мог себе позволить.

Скелет двигался легко, только что не приплясывал, будто кости, когда с них слезла вся плоть, обрели долгожданную свободу.

Когти мазнули Сун Юньхао по предплечью. Они были черны и тверды, словно железо. Прежде он не видел таких. Некогда вспоминать. Он перекинул дао в левую руку и рубанул снизу вверх — этот удар пропускали почти все, и живые, и мёртвые.

Скелет распахнул челюсть — кричать твари было давно уже нечем, но в голове у Сун Юньхао истошно завыло, так, что чуть жилы на висках не полопались. Он ударил ещё раз. Отбросил ногой в сторону костлявую руку с огромными, как у медведя, чёрными когтями. Ногти у мертвецов, конечно, поострее человеческих, но таких они сами не отрастят — можно подумать, что кто-то нарочно смастерил эту тварь для убийства. Только думать некогда.

Сун Юньхао на ходу надорвал сильнее разодранный рукав, сыпанул на рану обеззараживающего порошка. Ничего, пустяк. То, что ждало впереди, было куда хуже.

Боль ещё не нахлынула по-настоящему, а тело уже трепетало в её ожидании. Прежде он не думал, что так слаб духом.

Шаг, другой. Сун Юньхао стиснул зубы так, что челюсть хрустнула.

За деревьями заметался сгусток света. Настоящее живое пламя, не призрачные огни.

Сун Юньхао вскинул голову. Тощая фигурка — детская? — растерянно толклась на веранде, размахивая фонарём.

Единственный сын господина Лю, если верить заказчику, умер ещё в младенчестве.

Но, кем бы там ни был вышедший из дома, он был, скорее всего, человеком: мертвецы боятся живого огня. Духи и демоны рангом повыше — как повезёт. Наверняка встречались и такие, что подманивали путников желанным светом фонаря. Но Сун Юньхао решил рискнуть.

Ещё шаг. И ещё.

Жидкий огонь растекался по венам — медленно, слишком медленно, оттягивая настоящую муку до тех пор, пока сердце не взорвётся от боли.

Зверь как будто учуял этот миг. Он обрушился сверху — может, с крыши дома, до которого оставалось лишь несколько шагов. Сун Юньхао успел защитить горло от клыков, но удержаться на ногах не сумел.

Он приподнялся, опираясь на клинок. Зверь, припав к земле, бил себя хвостом по задним лапам. Не тигр, помельче. В книгах писали, бывают совершенно чёрные леопарды. Или это просто наконец наступила ночь?

Сун Юньхао подумал вдруг, как славно было бы умереть, испытав мгновенную боль, чтобы избавиться от вечной.

И в этот миг между ним и зверем что-то взорвалось с грохотом, как Грозовые Камни клана Чжу, только огонь был ненастоящий: не излучавший жар и не красно-золотой, а фиолетовый, нежно-розовый, лазурный — всех мыслимых цветов, как столичные фейерверки. Сун Юньхао не стал заслоняться от него, да и не мог уже, уронил безвольно руку.

Перед глазами плыли лазурные и розовые круги. Где-то за ними испуганно рычал зверь.

Сердце, казалось, вот-вот разорвётся, но Сун Юньхао знал, что, конечно, не умрёт. Пытка не могла закончиться настолько быстро.

***

В мучительных, рваных снах всегда был молодой господин. Иногда он шептал обескровленными губами: «Почему ты меня бросил?», иногда просто молчал, что было ещё хуже.

Сегодня — молчал.

Рана у молодого господина на шее, как всегда, бесконечными толчками выплёскивала алую кровь.

Сун Юньхао, как всегда, не знал, что ему сказать. Что скоро умрёт? Это, кажется, было недостаточное утешение. Сказать, что будет предан в следующих девяти жизнях? Может, в следующей жизни он господину вовсе будет не нужен, тот и видеть его не захочет. Просто сказать, что ему больно?

Он хотел прижать руку к груди — к сердцу, это на самом деле не помогало, но чудилось, будто облегчает боль, — но руки не почувствовал.