— Пин-эр, — пискнула девочка.

— Это ложь. Я не хочу больше слушать, как ты зовёшься именем моей племянницы.

Видя, что лицо госпожи Ян потемнело от негодования, Ло Мэнсюэ сказала быстро:

— Простите, госпожа. Её слишком долго переучивали — она теперь боится назвать настоящее имя.

Пин-эр выбралась из-за стола, упала на колени и быстро уткнулась лбом в плотно сложенные ладошки. Чжан Вэйдэ снова бессильно протянул к ней руку и снова не дотронулся.

— Встань, — нахмурилась госпожа Ян. — Я просто хочу узнать твоё имя.

— А-Шу, — сказала Пин-эр быстро, ещё раз стукнувшись лбом.

Чжан Вэйдэ неожиданно широко улыбнулся.

— А-Шу, — повторила госпожа Ян. — Сяо Шу, Мышка. Тебе подходит. А где злой дух?

— Он не последовал за нами. — Ло Мэнсюэ шагнула вперёд и с некоторым усилием оторвала девочку от пола. А-Шу не казалась совершенно напуганной — тихой, да, но она всегда была такая. — Конечно, я не прошу, чтобы госпожа Ян сразу же поверила мне…

— Я верю. Знаете почему? Нынче с утра в монастыре все только и говорили, что про чудовище, убитое заклинателями в лесу. Вы же были там?

— Да, — сказала Ло Мэнсюэ изумлённо.

Какие удивительные источники сообщили монахам или кому-то из прислуги госпожи Ян, что в охоте участвовал не только орден Гао, она не бралась угадать. Или Сун-сюн с погибшим ребёнком на руках настолько потряс горожан, что все только об этом и говорили?

— Оно приходило в наш дом. Оно или подобное ему, мне неведомо. Не в этот дом — в наш родительский. Много лет назад. — Госпожа Ян на миг сдвинула ткань, показав правую руку — странно мягкую, изуродованную. — Мне было четырнадцать, а брату шесть. Я прогнала чудовище.

— Именем Будды? — спросила Ло Мэнсюэ растерянно.

— Метёлкой, какой из детей выгоняют лихорадку. Не думаю, что дело в метёлке, — матушка её купила у какого-то шарлатана на улице, я никогда не верила в её целебные свойства. Потом говорили, что чудовище ушло из столицы.

— И перебралось сюда.

— Возможно. Я больше не слышала о нём. У нас с мужем нет детей, а Цинъу… — Госпожа Ян всё ещё хмурилась, но глаза потеплели. — Цинъу давно вырос. Но, может быть, он до сих пор надеется, что я смогу защитить его. Что ж.

— Наши младшие братья и сёстры никогда не вырастают, — сказала Ло Мэнсюэ неожиданно для себя.

Госпожа Ян вновь усмехнулась, взглянула на А-Шу.

— Мне пригодится смышлёная девочка, чтобы прислуживать в покоях. Я стала плохо видеть — даже нитку в иглу вдеваю с трудом.

— А-Шу умеет шить. И стирать, и ходить за курами, у нас была курочка в столице…

— Не нужно, — прервала девочку госпожа Ян. — Я не держу кур. Оставайся, если хочешь.

А-Шу ещё раз встала на колени, поклонилась по-взрослому сдержанно и сама встала снова.

— Пей чай, — сказала госпожа Ян. — Ты замёрзла. Ты тоже, мальчик. И барышня Ло. Вы можете отложить меч хотя бы за чаем — или это совершенно невозможно?

— Могу. — Ло Мэнсюэ поглядела, как они садятся, и сама осторожно присела на краешек стула. Меч пристроила на коленях — обычно она клала его на стол, но такое поведение госпожа Ян вряд ли одобрила бы.

Чжан Вэйдэ с нежностью глядел на пирожные, но брать стеснялся. Впрочем, никто к ним не притрагивался.

— Если позволено будет спросить… — начал он осторожно.

Ло Мэнсюэ была уверена, что вопрос будет про закуски, но, дождавшись от госпожи Ян лёгкого кивка, Чжан Вэйдэ спросил:

— Ваши картины — неужели подлинник Го Синьюя?

Госпожа Ян благосклонно улыбнулась.

— Увы. Мой муж мечтал купить хотя бы одну работу Го Синьюя, но ему так и не повезло на аукционах. Это всё ученики и подражатели.

— Они тоже исключительно хороши. Особенно пейзаж с лодкой.

— Не нужно так старательно льстить, особенно в таком юном возрасте. Пейзаж неплох, но до кисти мастера даже вдохновенному подражателю далеко. Вам не нравится этот стиль, барышня Ло?

— Я скорее удивлена, — ответила Ло Мэнсюэ честно.

Прежде ей было не до картин. Если бы Чжан Вэйдэ не заговорил, она бы и внимания на них не обратила, а теперь ей самой стало удивительно, как она могла быть так слепа. Причудливые, мрачные пейзажи никак не походили на работы, которые приглянулись бы госпоже Ян. Она могла бы, пожалуй, повесить дома картину, изображающую муки ада, но на работах учеников мастера Го никакого загробного мира не было. Только вот этот, посюсторонний мир был одновременно привычным и непривычным.

На картинах не было ни людей, ни иных живых существ, но какое-то странное присутствие ощущалось в пейзажах, словно герои картин лишь ненадолго отлучились. Вот пустая беседка на крошечном островке посреди тёмного озера — но не прячется ли кто-то в зарослях ив на берегу? Вот сосна в ущелье — не шевелятся ли тени вокруг?

Значит, это покойный господин Ян увлекался подобными сюжетами.

Ло Мэнсюэ взглянула внимательнее на картину, которую особенно хвалил Чжан Вэйдэ. Лодка, которой никто не правил, застыла в белом мареве. Утренний туман над рекой был похож на безбрежность дао — только корявая ветка сливы прорезала картину в правом верхнем углу.

На фоне прочих эта работа, пожалуй, внушала Ло Мэнсюэ меньше всего тревоги, только что-то вроде смутной грусти.

А вот Чжан Вэйдэ все картины разглядывал с восторгом.

— Мой покойный супруг, — проговорила госпожа Ян, — был странным человеком. До того, как болезнь лёгких вынудила его оставить службу, он служил в ямыне, и его карьера даже была успешна. Но и тогда он уже увлекался странными делами. Под странными я разумею… дела нечеловеческие. Уж не знаю, может, он и на мне женился лишь оттого, что я однажды видела чудовище. Но, по какой бы причине он ни взялся слушать мою историю про нечисть — он хотя бы меня выслушал.

Она тоже взглянула на картину с лодкой и прибавила:

— Чусюань был бы рад вас видеть в вашем доме. Хотя наверняка пожалел бы, что вы не притащили с собой злого духа. Ему, знаете ли, никогда не везло. Как он ни искал призраков, ни одного так и не встретил. Барышня Ло! У меня к вам будет просьба.

Госпожа Ян махнула рукой служанке, и та, не дожидаясь никаких словесных указаний, вышла из комнаты и тут же вернулась с подносом, где был мешочек с деньгами и футляр, как будто с книгой.

— Это… — начала Ло Мэнсюэ.

— Взгляните сами.

Ло Мэнсюэ вытащила деревянные дощечки и развернула. Это оказалась не книга, а рисунок — на её неопытный глаз рисунок довольно умелый, изображавший тушью усадьбу и сад вокруг. Но, в отличие от авторов картин, висевших на стене, художник пытался не написать пейзаж, а скорее просто впопыхах зарисовать дорогу — это была смесь картины с картой.

— Буду признательна, если вы сможете добраться до мастера Тяня. Он искусный лекарь, но в городе появляется редко. Его снадобья продает только аптека братьев Цзинь, но не всё можно просто купить в лавке. Чусюань очень дружил с мастером перед смертью и брал у него редкостные благовония, от которых легче дышалось. Уже два года, как Чусюаня не стало, и никакие благовония, конечно, не помогут, но я хотела бы просто вспомнить запах.

— Я понимаю, — Ло Мэнсюэ незаметно опустила руку, стиснула мешочек на поясе. Аромат трав, которые матушка-наставница засушила для неё за пару месяцев до гибели, до сих пор не выветрился — или просто так казалось?

— У вас есть повозка, которую дал мой брат. Если в конной повозке, здесь недалеко — успеете вернуться к вечеру. Дорогу там Чусюань зарисовал тоже… Впрочем, я не прошу вас ехать непременно сегодня.

— Вы сами не ездили туда?

Госпожа Ян поджала губы.

— Мастер Тянь не покидает усадьбы, а мне непристойно одной ездить к мужчине за город. Я и вас прошу лишь потому, что при вас, надеюсь, неотлучно этот юноша… и, вероятно, другие ученики.

«Восемнадцать братьев по учению, — подумала Ло Мэнсюэ, — были когда-то при мне неотлучно. Все мертвы теперь».

Когда они вышли во двор, Пин-эр — нет, А-Шу, нужно приучиться называть её по-другому — вылетела за ними и замерла, не добежав пару шагов.