— Если ты и дальше будешь так шуметь, — зашипел ему на ухо Феликс, — то они эти мысли еще и услышат, старый ты дурак!
— Безумец. — продолжал причитать старик, листая тяжелый том. — Мир окончательно обезумел, и управляют им такие же безумцы. И чего это всем вдруг понадобилась эта скрижаль? Веками никому до нее и дела не было, а тут, нате, сразу двоим захотелось умыкнуть.
Феликс оторопел. Что значит «двоим»? Наклонившись, он проговорил хриплым от долгого шепота голосом:
— О чем это ты? Кто-то еще интересовался ей?
— Тише ты, Силестия тебя прокляни! — запаниковал старик, натягивая на голову Феликса пыльный капюшон, словно надеясь, что изъеденная молью ткань удержит звук и не даст ему распространится по помещению. — А то не понятно с первого раза, да? Ясное дело, что интересовались. Этот негодяй Анастериан, будь он проклят, и шнурок еще какой-то с ним.
— Какой еще шнурок? — нахмурился Феликс.
А черт его знает кто. — прошептал старик. — Маленький, в маске. Но по голосу — вроде парень. Я обещал, конечно, никому не рассказывать, но уж коль ты мне заплатил… да и не поверит мне никто, что претор-то, да еще и другой провинции, хотел украсть святую скрижаль.
— Анастериан тоже хочет украсть плиту? — спросил Феликс, совладав со своим удивлением, и вновь перейдя на шипящий шепот.
— Хотел. — поправил старик. — Давно это было, лет десять назад. Когда он только занял трон в Вестерклове.
— Так они не украли ее? Но почему?
— А мне откуда знать? Боги не наградили меня даром читать мысли идиотов. — огрызнулся скриптер. — Этот вопрос нужно задавать лишившихся рассудка белланийцам, которые изучают мозги безумцев в своих проклятых лабораториях.
— Но ты помнишь, что именно они делали? — не унимался Феликс. Эта информация вдруг сильно заинтересовала его. — Они подходили к плите?
— Подходили, а то как. — кивнул старик. — Сначала ко мне, а потом и к самой плите. У меня, как и ты сейчас, они спрашивали про ловушки и все в таком духе. Это их больше всего интересовало. Особенно шестеренки, зелья-то их особо не пугали, хотя мелкий, ну, который в маске, поинтересовался тогда, какого цвета эти самые зелья были. А потом, как уж узнали про все слабости, так и к плите подошли. Я, само собой, следил за ними, уж больно интересно было посмотреть, как их стражники схватят…
Тут старик дернулся, и посмотрел куда-то в сторону, будто услышал, что кто-то приближается. Но, убедившись, что это всего лишь далекое эхо, долетевшее откуда-то сверху, вновь принялся шуршать желтыми страницами книги.
— Ну и? — прошептал Феликс. — Что дальше-то было? Схватили их?
— А сам как думаешь, дурья твоя голова? — огрызнулся старик. — Нет, конечно. Прошли мимо капелланов, словно те и не живые вовсе были. Я и сам до сих пор удивляюсь, как им это удалось проделать. К скрижали, кроме святых чинов и главных архивариусов больше никого не подпускают, а эти просто прошли, будто тени какие-то. Хотя я их видел, как тебя сейчас, и порази меня Силестия, если я вру. Капелланы ходят вокруг, а они вдвоем стоят себе преспокойненько в центре и о чем-то шепчутся, словно на базаре выбирают на что им деньги потратить. Я тогда еще подумал, что, может быть, я просто перепил в тот день, но серебро в моем кошельке было совсем как настоящее, и никуда потом не испарилось, ну, по крайней мере, по собственному хотению.
— А ты слышал, о чем они там говорили? — спросил Феликс.
— Куда уж там. — отмахнулся старик. — Они далеко стояли, да и слух у меня уже тогда не самый лучший был. Но, то что они плиту не взяли, в этом я уверен точно… А, вот и они. — с этими словами он достал из книги несколько зашарпанных листов пергамента, которые были исписаны цифрами и стрелками. — Это, как ты понимаешь, лишь часть шифров. — продолжил говорить старик. — Скопировать остальные у меня просто-напросто не получилось бы, так как они хранятся в главных архивах Ярички. Ну, ты уж и сам как-нибудь додумаешь остатки-то.
— И это все? — снова хмурясь проговорил Феликс, вертя в руках потрепанные листы пергамента. — А зелья? Как мне их обойти?
— Я что, похож на доктора, чтобы еще зельями заниматься? — ответил старик.
— Ты мог хотя бы сказать, в каких местах они находятся.
— А тут разве не написано? — поинтересовался скриптор, заглядывая в записи. — Я ведь в этих дьявольских механизмах не разбираюсь, сам знаешь. Просто скопировал что было, вот и все. Ну, если умрешь, то так уж и быть, помолюсь за тебя Владыкам, или кому вы там, лохматые дураки, у себя на севере молитесь?
— Тоже мне, помощничек. — злобно пробормотал Феликс, пряча свитки под одежду. — Да это даже половины тех денег не стоит, которые тебе заплатили.
— Ну так вторая половина за молчание, я полагаю. — парировал хитрый старик.
— Будешь так наглеть, я тебя сведу с одним монахом, при виде которого ты вообще забудешь человеческий язык, и вспомнишь, наконец, кто и кому молится. — огрызнулся Феликс. — Ладно, раз это все, то я пойду, а то окончательно сойду с ума от этой книжной пыли.
Закончился их разговор на том, что Феликс так громко чихнул, что заставил облезлого кота вскочить на ноги, и поднимая облака новой пыли, унестись куда-то за груду истертых временем книг.
***
День Красного Ликования ворвался в Эль-Хафа сполохом ярких шуршащих лент и смешных карнавальных костюмах, сделанных из пестрых перьев и радужной бумаги. Многоцветные реки народа текли по маленьким улочкам, собираясь в шумные волны на площадях, где молодые факиры с еще большим остервенеем крутили свои огненные булавы, а без умолку трещащие шуты, под пьяный смех толпы, всячески норовили подпортить сосредоточенным артистам их опасное выступление. Тут и там толстые священники с румяными от ягодного вина щеками возносили молитвы своим звучным басом, перебивая мелодичные трели флейт, мандолин и звонких бубнов. А когда им надоедало в сотый раз благословлять пухлые бочки с вином, они, поправляя сползшие венки из листьев шести священных древ, грузно подходили неустойчивой походкой к этим самым бочкам, и подставляли широкие рукава сутан, в которых были спрятаны меха, под алые струи священного напитка. И даже приезд преподобного Деуста Салливана, главы релиморской церкви, не заставил их отойти от давних традиций напиваться до потери сознания, которым они были преданы не меньше, чем самому верховному архиепископу. И лишь некоторые, более старые и тощие монахи, зло посматривали на своих разгульных братьев, время от времени отвешивая по их розовым щекам звонкие пощечины, что тоже было частью давней традиции. Ведь именно пощечину в награду за сотворенное им чудо получил пресвятой Еменехильдо в тогда еще языческом Белтейне. И даже обычно робкие послушницы из церкви Силестии, к которой этот праздник не имел никакого отношения, весело смеялись, когда очередному монаху прилетал громкий шлепок по красным щекам.
Феликс плыл в этом полном огней и красок море, тоже облаченный в костюм, но не такой выразительный, как яркие одежды окружающих его людей. Сейчас на нем была надета широкая алая мантия архивного смотрителя Ярички. К ней прилагались несколько сумок, в которых положено находиться разным письменным принадлежностям, кисточкам и щеткам. Но наполнены они были отнюдь не этим. В кожаной сумке лежали отмычки и цепи, вязкое масло, сменная одежда, увеличительные стекла и наводящие морок порошки. Хоть Феликс и был уверен, что такими трюками не одурманить закаленный молитвами разум святых капелланов, но вот против обычных стражников порошок может оказаться очень даже полезным. Так же ему пришлось подстричь свои соломенные волосы «под горшок», чтобы соответствовать скромной церковной моде.
Прошагав по главной улице, он направился к широкой лестнице, которая вела к величественному замку, отбрасывающему своими сверкающими шпилями легкие холодные блики от взошедшей на небо луны. Вдоль увитых зеленью перил возвышались стройные статуи бывших правителей этого города, встречая гостей суровыми взглядами, застывшими на их мраморных лицах. Взбираясь по гладким ступенькам, Феликс уловил краем глаза далекую процессию, которая направлялась к южным воротам, туда, где находилась глубокая расщелина, уходившая на сотни шагов под землю, в каменные недра жаркой пустыни. Именно там находились Древесные шахты, в которых узники и отчаявшиеся найти более приличную работу бедолаги добывали один из самых крепких материалов в мире — вечное древо. По легенде, именно в это место тысячи лет назад и упала с небес святая скрижаль, образовав глубокую рану на теле пустыни. В честь этого чуда местные жители воздвигли Храм на Горе, который стоял прямо на отвесной скале, словно маяк в море песка. Но, насколько было известно Феликсу, это была не единственная такая плита. Похожие скрижали также хранились в Метеоре, бритальском городе Санта-Бриче и языческом Арно Очинге. Было так же известно еще о трех скрижалях, которые в настоящее время считаются бесследно утерянными. Как и святая скрижаль из Эль-Хафа, все эти таблички также упали с небес, оставив после себя глубокие отметины на земле. Некоторые ученые умы даже считают, что именно после этих святых чудес, с неба и стали падать астероиды, которые каждый год не дают покоя мореплавателям.