«Три короля, что поныне забыты»

«Были со мною в ту ночь»

«Теперь имена их кровью омыты»

Ответила младшая дочь

Звезды затихли, и ниц опустились

И в залах зажглись алтари

«Трон твой по праву» — молвило Небо

«О Дочь Полуночной Зари»

Так кончилась песня, и Солнце восстало

В стране, что приходит во снах

Сестры забыты, и камнем укрыты

Как велено было Ка’птах

Теперь одна она правила Миром

У трона в Небесных Садах.

Приветочка закончила петь, но все еще продолжала смотреть на месяц сквозь прорези своей расписной маски. Затянувшуюся паузу нарушил Феликс.

— Какая, однако, длинная и необычная песня. — сказал он, удивленный тому, что его спутница, помимо всего прочего, еще и поет неплохо.

— Это потому что придумали ее давно-давненечко, и тогда все песенки были длинными. — вставила Нананиль. — Это вы еще коротенькую песенку услышали, а на самом деле она длинная-предлинная. Такая длинная, что даже третья часть еще и не дописана.

Феликс еще намного посидел в задумчивости, хотя каких-либо точных мыслей у него в голове не было. Все что с ним сегодня происходило смешалось в один несусветный клубок образов и наваждений. И только когда над беседкой недовольно ухнула сова, он очнулся и растерянно взглянул на маленький островок посреди застывшего озера. Там уже никого не было и вокруг стояла сонная, первозданная тишина.

— Пожалуй, и нам стоит возвращаться. — сказал он, поднимаясь на ноги.

— Вы идите, а я еще немного посижу тут. — устало сказала Приветочка, все еще глядя на месяц.

Феликс не стал ее уговаривать, и вместе с Нананиль пошел обратно в деревню. Та опять вышагивала впереди вместе со своей неусыпной стражей, и Феликс невольно задался вопросом, а сколько этой шутихе лет. Выглядела она лет на тринадцать, только вот говорила совсем не как ребенок. Да, Нананиль все время весело кривлялась и прыгала, словно цирковая мышь на городской ярмарке, но также в ней была некая непостижимая и древняя мудрость, как и у Шалунвье, и даже что-то большее, деловое что ли. Но долго ему над этим вопросом раздумывать не пришлось. Как только они добрались до гостиницы, Феликс заметил черный фургон Приветочки, и в его памяти всплыло еще одно важное дело, о котором он уже успел забыть.

Поднявшись в комнату Милу, он нашел того в компании Серафиля, который обучал здоровяка правильно держать меч. Увидев Феликса, Милу тут же отбросил ножны, которые заменяли ему оружие.

— Ну что, пошли разыскивать твоих живых мертвецов, пока время есть. — сказал Феликс и махнул рукой подзывая к себе Милу.

— Серафиль тоже пойдет с нами. — сказал Милу, посмотрев на наемника. — Он согласился постоять на страже.

— Это хорошо, а то ты хоть и глазастый, что дикий кот, но вот кудри твои уж больно приметно топорщатся над крышами домов.

Милу рассеянно пригладил свои волосы, так и не поняв всего сарказма. Вместе они спустились вниз и юркнули в тихую ночь. Рядом с фургоном Приветочки никого не было, и внутри так же не было слышно человеческого присутствия, но Феликс все равно затаив дыхание приложил ухо к тяжелой двери. За ней, как и следовало ожидать, что-то тихо булькало да шипело, как и должно было быть в приличной алхимической лаборатории. Убедившись, что Серафиль встал на свой дозорный пост и зорко глядит в ночь, Феликс быстро принялся вскрывать замок. У него на это ушло не больше минуты, хотя он бы справился и быстрее, если бы Милу не раздражающе сопел у него над ухом. Когда же дверь поддалась, Феликс осторожно просунул голову внутрь кареты. И сначала ему показалось, что он по ошибке вскрыл не ту дверь, спутав карету с обычным домом. Но высунувшись обратно и оглядев дверь, понял, что она принадлежит именно фургону его новой подруги.

— Хотя, чему мне уже удивляться? — прошептал Феликс, и снова заглянул за железную дверь.

Перед ним предстала самая настоящая жилая комната, которая никак не соответствовала размером самой кареты. Она была в два раза больше чем должна была быть и напоминала уютный подвальчик, с настоящим камином и даже небольшой кроватью в самом углу. На стенах были развешаны разные алхимические приборы, а с потолка свисали пучки сухих трав, мерцающих самоцветов и разных колдовских медальонов. Был даже небольшой садик с маленьким лиходревом, на стволе которого и впрямь росло невиданное количество разных цветов, ягод и шишек. Посередине же, подвешенное на крепких цепях к потолку, находилось нечто длинное, укрытое красным покрывалом.

— Глядите, глядите, — зашептал ему на ухо Милу, который тоже протиснул свои щеки в проем, — вот он, прямо там, где и был. Висит, на цепочках.

Феликс ничего не ответил, так как отрицать то, что эта вытянутая конструкция и впрямь похожа на гроб, было бы глупо. Но все же не проверив, не узнаешь. Нужно посмотреть, что там прячется под тканью.

— Стой тут, я быстро. — прошептал Феликс, и пролез внутрь.

Сделав несколько шагов, он схватился за край шелковой ткани, и осторожно приподнял его. И тут же обомлел от увиденного. В гробу и вправду лежал мужчина средних лет, с длинными черными волосами, и прямыми, аристократическими чертами лица. Его тело было обложено полевыми цветами, какими-то деревянными идолами и золотыми курильницами, дым от которых обволакивал все его тело, будто вторая рубашка. Мужчина не выглядел мертвым, и казался спящим, и лишь глубокая страшная рана прямо в области сердца говорила о том, что тот, если и не мертв, то как минимум при смерти.

Но поразило Феликса совсем не наличие самого мертвеца у Приветочки, а то, что этот самый мертвец был Феликсу очень хорошо знаком. Перед ним, на подушке из летних цветов, лежал, не живой и не мертвый, Анастериан Тенебрис — претор Вестерклова!

— А вы, как я погляжу, совсем не учитесь на чужих ошибках, господин Феликс. — раздался сзади него холодный голос Приветочки.

Рука Феликса сама по себе потянулась к поясу за мечом, но ничего не найдя, маленький никс с сожалением повернулся к выходу. Там, в золотистом свете от уличных фонарей, стояла Приветочка, а вместе с ней и Серафиль, который теперь зажал испуганному Милу рот и приставил лезвие своего кривого меча к его горлу.

— Не учусь на ошибках, говорите? Как раз наоборот. — ответил Феликс, почувствовав прилив уверенности и злости. — Я очень хорошо учусь на чужих ошибках, дорогая леди, а иначе бы не предал словам Милу такого пристального внимания. Выходит, Серафиль тоже за вас? — он посмотрел на наемника презрительным взглядом.

— Не стоит его винить, ведь он стал моим союзником не по собственной воле, да и на совсем короткий срок, но достаточный, чтобы вынуть из памяти трех любопытных мышек все, что они тут успели разнюхать. — сказала Приветочка, вытаскивая трубку и высекая над чашей искру с помощью маленького кресала.

В свете этих вспышек Феликс смог увидеть, что глаза Серафиля покрывала молочная пелена, и стоит он словно застывшая кукла.

— Постарайтесь подумать о чем-нибудь хорошем, господа, обещаю, это будет совсем не больно. — все так же холодно сказала Приветочка, засовывая в рот трубку.

— То же касается и тебя, если, конечно, ты не вздумаешь сопротивляться. — раздался за спиной Серафиля настороженный голос Эскера, и тут же руку одурманенного наемника перехватила лапища Синоха, который с легкостью скрутил немого наемника, и уложил его на землю. Освобожденный Милу быстро вбежал внутрь кареты, встав между Приветочкой и Феликсом. В дверной проем просунулись два заряженных арбалета, направленные на хозяйку фургона. Рольф еще был перевязан, но свое оружие держал уверенно. За спинами наемников с мрачным видом стояли Хольф и Арель.