С интересом рассматривая королевский пьедестал Феликс не сразу заметил, что ворота гигантских крепостных стен теперь были открыты. Из них вышла небольшая группа людей в ярких доспехах и верхом на белых конях, которая быстро направилась в сторону собравшихся людей. Бросив разглядывать богатое сооружение, Феликс направился прямо сквозь солдат, пытаясь найти того самого мальчика, который так его заинтересовал. Долго искать не пришлось, и через несколько минут он увидел его за стройными рядами собравшихся солдат. Мальчик взобрался на пустую телегу, чтобы лучше видеть происходящее в центре этого военного собрания. Встав рядом с ним, Феликс стал с предвкушением ждать, что же будет происходить дальше.
Прошло несколько минут, прежде чем люди из города смогли добраться до рядов воинов. Спешившись и выстроившись перед белым пьедесталом, они вонзили свои развивающиеся флаги в землю и замерли, словно статуи, в ожидании дальнейших событий. Если бы чувства Феликса сейчас не были в таком спокойном и умиротворенном состоянии, то он, наверное, тут же ринулся бы вперед, чтобы рассмотреть жителей золотого города поближе. Но даже сейчас, глядя на них, он не мог поверить в то, что видел. Перед ним стояли высокие мужчины, рост которых в два раза превышал рост самых рослых солдат, которые сейчас их окружали. Представшие перед ним гиганты были облачены в легкие позолоченные кольчуги, покрытые шелковыми туниками и белыми шарфами. В их черные курчавые бороды были заплетены красивые ленты с узорчатой вышивкой, а на голове одного из них покоилась прозрачная корона, без сомнений, сделанная из каких-то драгоценных камней. С хмурыми лицами разглядывая ряды окруживших их солдат, эти люди напоминали пастухов, которые зашли в загон с овцами, и те в панике разбежались по сторонам.
— Ферасийцы. — прошептал Феликс, не сводя глаз с гигантов. — Милостивая Дочь, неужели они и правда существуют? — ему хотелось подойти к ним поближе, но Феликс боялся, что потом ему будет трудно отыскать этого мальчика среди все прибывающих солдат, которые теперь выстраивались в ряды и позади их телеги.
Никто ничего не говорил, и в полном молчании прошло еще несколько минут. Затем, словно раскат грома, над барханами разнесся торжественный звук нескольких десятков труб, а вместе с ним на собравшихся налетел порыв ветра, который заставил штандарты яростно затрепетать. Все собравшиеся осаждающие город воины, как один, упали на колени, опустив взгляды в белый песок. Мальчик же не стал следовать их примеру, а лишь сел на корточки, чтобы не сильно выделяться, и все так же внимательно стал следить за происходящими событиями. Его взгляд был устремлен в сторону красной реки, где только что показалась новая вереница людей, которая медленно, словно церковная процессия, двигалась в их сторону. В отличие от жителей города, они были одеты в белоснежные одежды, и невесомая ткань развивалась на ветру, подобно крыльям гигантских бабочек. Когда они приблизились, Феликс увидел, что эти люди несут большой золотой паланкин, который так же был накрыт белыми занавесками. Когда же они приблизились к рядам воинов, Феликс понял, что все это были дети, самым старшим из которых нельзя было дать и двенадцати. Те, кто шли впереди, раскидывали перед своими ногами лепестки цветов, создавая тем самым дорогу, по которой следовали все остальные.
Остановившись перед высоким пьедесталом, они медленно опустили паланкин, и тоже упали на колени, обратив свои опущенные головы в сторону укрытых белоснежной тканью носилок. Секунду нечего не происходило, а затем тонкие занавески отъехали в сторону, и наружу вышел мужчина. Он был довольно высоким, а его чешуйчатые доспехи так плотно облегали тело, что казалось, будто его самого опустили в чан с раскаленным металлом. Лицо мужчины скрывала золотая маска, которая, и в этом не приходилось сомневаться, красовалась на всех штандартах окружившего город войска. Но самым необычным атрибутом в его облике была высокая корона. Массивная и преисполненная величия, она была сделана из закрученных белых рогов и длинных пушистых перьев, напоминая своим видом голову какого-нибудь сказочного дракона. Присмотревшись, Феликс заметил, что эта корона, ко всему прочему, еще и была объята пламенем, которое, по какой-то причине, не вредило и не перекидывалось на перья и белые занавески паланкина. Как только император вышел, ветер тут же подхватил необъятных размеров белый плащ, который больше напоминал парус корабля. Глядя на этого правителя, Феликс понимал, что это не только возгордившийся тиран, но и умелый воин, способный повести за собой войско. Это было понятно даже такому, далекому от военного дела человеку, как Феликс. То, как этот мужчина держал осанку, по его выражающей невозмутимость походке, и по натренированному телу, которое подчеркивали облегающие доспехи, а также пылающему мечу, который тот держал в руке. Да и вряд ли бы он смог усидеть на своем троне, не демонстрируя силу и власть. То, что он мог подчинить своей воле огонь, уже говорило, что это не обычный владыка, правление которого держится исключительно на деньгах.
Пока Феликс задавался этими вопросами, за императором из паланкина вышел еще один человек. Это тоже был мужчина, по крайней мере Феликсу так показалось, но чуть ниже ростом. Он был одет в белоснежную церковную робу, а в руках он держал пылающий посох. На лице у него тоже была маска, сделанная из того же белоснежного материала, что и рога на короне императора, вот только она у него была гладкая и без каких-либо прорезей для глаз и рта. По виду и первому впечатлению этот незнакомец напомнил Феликсу священнослужителя.
Как только две фигуры направились к пьедесталу, дети тут же поднялись с колен, и продолжили осыпать их путь цветочными лепестками. У золотых ступенек фигуры священника и императора разделились, и каждый пошел в свою сторону. Правитель стал подниматься наверх, а его слуга обогнул сооружение, и встал напротив великанов, спрятавшись в тени пьедестала. Выждав, пока император поднимется на свое место, священник обратился к застывшим напротив него воинам:
— Император Зумалан одаривает вас приветливыми словами, гордые кирфалы и жители Фераса!
После того, как он это сказал, Феликс окончательно убедился, что события происходят в Самсонской пустыне. Ведь Ферас, насколько ему было известно, находился именно там.
— Царь Изавель, — продолжил священник, указав белым посохом, на котором тоже горело золотое пламя, на фигуру с драгоценной короной, — Владыка Всех Звезд и Солнца снисходит на тебя со своей милостью! — голос священника был на удивление мелодичен и преисполнен пленительного величия, и Феликсу даже начало казаться, что это была женщина, хоть он и был почти полностью уверен, что это не так. Голос разносился над рядами воинов, будто подхваченный ветром, и улетал к городу, разбиваясь о белые стены. — Отныне и навеки твой народ не будет знать бед, ибо теперь, и до конца времен, он будет жить под святым покровительством императора Зумалана. От тебя лишь требуется признать неоспоримую истину, склонить колени и признать Владыку Зумалана своим королем и Богом. Здесь нет места слабому упрямству, которое вы именуете «гордостью»! Ибо поистине горд тот, кто служит нашему единственному Владыке Всего Сущего!
Царь ферасийцев смерил священника наполненным отвращения взглядом, а затем поднял глаза и посмотрел на фигуру с пылающей короной на голове, которая стояла на вершине пьедестала. Не сводя холодного и жестокого взгляда с императора, Изавель громогласно воскликнул:
— Твой хозяин не Бог, слуга! — его взгляд прошелся по рядам воинов, которые все еще стояли на коленях, не смея поднять головы. — Вы все — обманутый народ! Вас предали, напоив ядовитыми словами со сладкой ложью! Вы забыли свои традиции! Забыли свою историю! Забыли своих богов! Вы забыли самих себя! Что от вас осталось?! Жалкие оболочки, которые осушили, дабы наполнить их новой ложью! — он указал огромным пальцем на вершину пьедестала. — Это не Бог!
Феликс почувствовал какое-то движение сбоку, и, повернув голову, увидел, что пастушок выпрямился во весь рост. Сжав кулаки, он с восхищением смотрел на короля ферасийцев, и казалось, будто в любую секунду готовый поддержать его слова. Никто, казалось, не заметил этого жеста неповиновения, и лишь старый царь ферасийцев в сверкающей короне одарил мальчика ободряющей улыбкой.
