— Если вас так беспокоит эта штука на небе, то могу дать хорошего успокоительного порошка. — сказала та, направившись к своей карете. — Вы постойте тут, я мигом.

Пройдя несколько шагов, Приветочка вдруг замерла как дикий зверь перед броском, а затем наклонила голову, будто что-то рассматривая. Феликс тоже насторожился, так как ему послышались шепотки рядом с каретой. Там, в темноте, явно кто-то прятался. Приветочка повернула к Феликсу свою расписную маску и приложила к ней палец, показывая, чтобы тот вел себя тихо. Затем, крадучись, словно ночной воришка, двинулась к двери своей алхимической кареты. Остановившись у одной из стенок, она заглянула за угол, а затем, резко юркнула в тень, так что на некоторое время Феликс потерял ее из виду. Тут же последовала короткая возня, хлопнула дверь, и ночь прорезал негромкий визг.

— Ой-ой! — раздался в темноте знакомый голос, и к нему тот же прибавился еще один, пониже и погрубее:

— Ты совсем из ума выжила, тупоголовая сардина! А-а-а-а, да больно же!

Тут из темноты вышла Приветочка ведя за уши согнувшихся в три погибели (все-таки ученица Аньи была совсем невысокого роста) Милу и Ареля.

— Вот, полюбуйтесь-ка, кого поймала. — проговорила она, и в ее голосе, помимо веселья, прозвучали и другие, не свойственные ей нотки страха и злости. — За место того, чтобы приобщаться к высокому театральному искусству, — при этих словах она дернула за покрасневшие уши Милу и Ареля, — они приобщаются к моим вещичкам! Это, видать, ваша, господин Феликс, заслуга. Насмотрелись, а может и наслушались от бывалого-то воришки историй, вот и нацелились на чужое добришко.

— Да что ты там городишь, ты, истеричка ненормальная! — сорвался Арель. — Если сейчас же не отпустишь, то я просто отрублю твою дрянную башку! — он и правда схватился за свой меч, но его тут же остановила длинная паукоподобная рука одной из ведьм, которая появилась будто бы из мрака.

— Драки запрещены. — проговорила она замогильным голосом.

— Тогда пусть меня отпустит, чего это она в самом деле! — запротестовал Арель, и в конце концов Приветочка оттолкнула его и хныкающего Милу от себя.

Феликс бы посмеялся над этим, да вот только его глубоко уязвили слова Приветочки о том, что это он виноват во всем произошедшем. Да скорее это вина Хольфа с его постоянными россказнями об украденных им несметных сокровищах.

— Эх, Милу, Милу. — покачал головой Феликс.

— Вы только не подумайте. — чуть не плача начал оправдываться Милу, потирая красное ухо. — У нас и в мыслях не было… Мы ведь и не затем полезли-то, ну, чтобы обокрасть чего. Мы же ведь не умеем управляться со всем этим добром. Алхимией-то этой. Хотели просто чуток глянуть, вот и все. Мы ведь просто мимо проходили, а там, это, зазвенело да задымило. Я и говорю господину Арелю, что, мол, может быть пожар начался, а уж когда стало понятно, что не пожар это, то уж любопытно больно стало, что это так звенит да дымит. Вот и все.

Приветочка слушала его рассказ, сложив руки на груди и нервно постукивая носком ботинка по брусчатой дороге. По ее виду было понятно, что она сильно недовольна. — Вам же было сказано, что в лаборатории алхимиков нос совать опасно, а то он там так и останется лежать один одинешенек. И останетесь вы тогда без носа, а то и без ушей. — сказала она, тыча пальцем то в одного, то в другого.

— Да больно сдалось оно мне. — прорычал Арель, поправляя свой камзол. — Я вообще не туда шел. Это вот все этот, — он злобно кивнул в сторону Милу, — давайте, говорит, проверим. Тоже мне… — И с этими словами, красный как рак, он скрылся в гостином домике, громко хлопнув дверью.

Приветочка тоже долго стоять на одном месте не стала, и быстро забралась к себе в железную карету, после чего Феликс услышал, как на тяжелой стальной двери громко щелкнул замок.

— Я ведь и правда ничего такого не удумывал. — пробурчал Милу, когда вслед за Феликсом понуро направился в древесную гостиницу.

***

Ночь прошла как нельзя тихо и спокойно. На этот раз, помимо бесплодной пустыни, Феликсу снились горы безликих темных вещей, в которых он безрезультатно пытался отыскать сам не зная чего. Но тревожные сны быстро отступили, и Феликс проснулся бодрым и отдохнувшим. Весь следующий день Приветочка не показывалась из своего таинственного фургона, и лишь на ужин соизволила присоединиться к общему столу. Милу же пристыженно опускал голову, и боялся даже мельком посмотреть на нее. Уши у него так и остались красными, правда, скорее всего, от стыда, а не от нагоняя, который ему вчера устроили.

Когда же начало темнеть, и Феликс стал готовиться к походу к древесным кузням, где сегодня ночью будет перекован Эльзир, и где он сможет увидеть не только легендарное мастерство аркаллийских ворожей, но и прекрасную королеву Шалунвье, к нему в комнату неожиданно заявился Милу.

— Если хочешь попроситься со мной, то тебе уже было сказано, что нельзя. — сразу опередил его Феликс, ища глазами чернильницу и перо, чтобы взять их с собой и зарисовать все что увидит. — Госпожа Унлаха дозволила прийти только мне и нашей неуравновешенной спутнице, которая надрала твои любопытные уши. Ну, чего стоишь-то?

Милу мялся около двери, вертя в руках край своей серой рубашки. Его явно что-то тревожило, судя по лицу. — Леди Приветочка тоже пойдет с вами? — наконец спросил он.

— Уж не думаешь ли ты снова залезть к ней в фургон? — тут же догадался Феликс, и нахмурив брови, грозно посмотрел на здоровяка.

Милу испуганно посмотрел по сторонам, а затем быстро, как мог, подбежал Феликсу и шепотом сказал: — Не хорошо все это, господин Феликс. Надобно разобраться, вот что. И я не затем пришел-то к вам, чтобы проситься взять меня с собой. Наоборот, это хорошо, что с вами леди Приветочка будет. Вы уж ее придержите подольше там, а еще, если можете, одолжите мне ваши замочные крючки.

— Вот те раз, а я ведь в шутку все это сказал, думал, что у тебя мозгов предостаточно, чтобы не наступать на одни и те же грабли по второму разу. Милостивая Дочь, ты и правда этого хочешь? Боги что, вынули твои мозги и заменили их тестом? Тебе разве мало вчера было? Крючки ему, говорит, одолжите. А ты умеешь ими пользоваться, крючками-то?

— Уж, если изволите, то обучите меня этому мастерству. Я видел, тогда, в тюрьме-то. Вы вон как быстро с замком управились. Значит несложно это все. Обучите меня, господин Феликс.

— Ну и болван же ты Милу. — отмахнулся от него Феликс, и продолжил искать чернильницу. — Ничему тебя жизнь не учит, и я не буду.

— Нехорошо все это получается. — повторил Милу, и стал ходить за Феликсом по пятам, как голодный пес. — Я ведь не просто так прошу все это. Не из простого любопытства. Оно ведь вот как получается, леди Приветочка-то скрывает от нас страшное, если не ужасное.

— Что она там скрывает? — не обращая на Милу внимания, пробормотал Феликс. — Двухголовую белку или огнедышащего ежа?

— Гроб у нее там, господин Феликс. В фургоне ейном.

Феликс остановил свои поиски и снова посмотрел на Милу, который теперь был белый как мел.

— Что ты такое говоришь? Какой еще гроб?

— Самый настоящий. — Милу развел своими огромными ручищами, демонстрируя его размер. — Кованный, видать из железа какого. И рисунки там всякие еретичные на нем светятся. Ну, то есть алхимичные, все ли равно как называть, если все это от дьявола.

— И все? — хмыкнул Феликс. — Ну и накрутил же ты себе чепухи. Скажешь тоже, гроб. Видать просто какой-нибудь стол или котел специальный. У алхимиков же все кривясь-накось. Думаешь чайник — а оказывается вилка.

— Если бы все так, господин Феликс, то я бы и не пришел к вам. — все еще шепча продолжил говорить Милу. — Только вот гроб-то этот не пустой. Мертвец в нем лежит, вот оно что.

Феликс вновь остановился, и теперь ему уже стало по-настоящему не по себе.

— Что?

— Вот-вот, мертвец. Я только мельком успел его глянуть, в щелочку, но точно увидел, лежит, как миленький. Мужчина это, по возрасту как господин Эскер, примерно. С длинными черными волосами. И вот я вам сказал, что мертвец, но сам в этом толком не уверен. Выглядел-то он как живой, будто спящий. Поэтому и надобно во всем этом разобраться, а то нехорошо все это. Дайте мне крючки, а я уж сам тогда как-нибудь управлюсь.