— А что же ты не сказала об этом раньше?

— А зачем? Лично меня там интересуют только месторождения всякого полезного, у нас теперь цинка будет вволю чтобы трубы оцинкованные для разных трубопроводов делать, ну и на много еще чего цинк пригодится. А думать о финнах разной расцветки — это в мои обязанности не входит.

— Все же ты контра.

— Ну да, и вы это давно уже знаете. Мне тут ребята с Байкала рыбку вкусную прислали, будете?

Насчет товарища Куусинена Вера если и ошиблась, то самую малость. Он быстренько начал «приводить в порядок страну», причем начал с репрессий по отношению к предыдущему ее руководству — и первым делом повесил Маннергейма. А спустя пару дней какие-то недовольные этим финны его просто взорвали в машине. Когда Лаврентий Павлович рассказал об этом Вере, у нее — причем неожиданно для нее самой — вырвалось:

— Ну и слава богу!

— Так… и как мне понимать это?

— Ну, я даже не знаю… — Вера на несколько секунд задумалась, пытаясь понять, почему у нее такая мысль вообще возникла. — Думаю, как есть, так и понимать. Ведь если копнуть в глубь, то этот бывший товарищ — верный последователь Троцкого, а в действиях своих как бы не хуже: он ведь под приличного человека весьма искусно маскировался и гадил наше стране исподтишка. Вы его с поводка спустили, он решил, что теперь можно уже себя во всей красе показать — ну и показал. И что нам, плакать по поводу смерти подонка нужно?

— Я вот все же тебя не понимаю: если ты знала, что он троцкист…

— Не знала, а так думала, доказательств-то у меня не было. А сейчас вы сами доказательства увидели… еще раз: я химией занимаюсь, а не политикой.

— Ну да, ну да… только химией она и занимается! А если все же к химии вернуться: что у нас на научно-химических фронтах новенького?

— Насколько я знаю, то особо ничего. Я сейчас работаю над получением особо чистого керосина для новых авиадвигателей, там собственно по химии ничего нового вообще, а вот по технологиям очистки повозиться еще придется.

— Ну валяй… кстати, ты, мне помнится, самолетами интересовалась сильно…

— Меня самолеты интересуют только с точки зрения пассажира: чтобы кресла были удобные и еду в полете вкусную давали.

— Вот я как раз об этом. Тут нам пришло предложение от одного авиаконструктора, ты его не знаешь, он вообще итальянец по фамилии Бартини…

— Роберт Людвигович? Да, вспоминаю, мне про него Бруно много интересного рассказывал…

— Я даже не собираюсь спрашивать, кто такой этот Бруно…

— А вопрос-то в чем? Нужно ли Бартини давать средства на изготовление того, что он придумал? Деньги-то я найду, а вот производственные мощности… в принципе, я могу попробовать опять через Марту для него авиазавод купить. Если завод поставить в Усть-Каменогорске или в Семипалатинске…

— Мне уже интересно, кто же такой этот Бруно… но все равно спрашивать не буду. Ты же даже не выслушала, о каком самолете я говорить собрался!

— Бартини — психованный гений, любой самолет, который он придумает, делать нужно просто потому что он придумывает лучшие в мире самолеты.

— А почему психованный?

— А потому что он не понимает, почему другие не понимают того, что его самолеты превосходят вообще все, что в мире делается. И не может этого объяснить…

— То есть такой же, как и ты, я правильно тебя понял?

— Неправильно. Я объяснить могу, но не хочу исключительно из соображений секретности. А он — он именно что не может. Но это неважно, важно то, что самолеты у него — действительно лучшие в мире. Так что он теперь предлагает?

— Ну, наконец-то! Самолет, который сможет перевезти по воздуху тонн десять-двенадцать на пару тысяч километров со скоростью свыше четырехсот…

— Выбирайте, где завод ставить. Я голосую за Усть-Каменогорск, там скоро электричества много будет.

— Года через три много будет.

— Пока пару угольных станций поставим, авиазаводу хватит… для начала.

— Ты собираешься там же и алюминий для самолетов выплавлять? Зачем авиазаводу… какие электростанции?

— Шведские. А алюминий я там выплавлять не собираюсь, там же три полиметаллических рудника, Саша Новоселова на них такой зуб точит! Там же одного бериллия… а товарищу Хлопину бериллий очень нужен. И, кстати, литий тоже — но об этом потом.

— Могу объяснить, но не буду из-за секретности, так?

— Не так, но вот электричества там потребуется вагон и маленькая тележка. Две тележки, в виде угольных станций, а вагон — ну да, через три года.

— Ты не знаешь, почему мне так хочется тебя стукнуть больно?

— Знаю.

— А знаешь, почему я все же не стучу тебе по башке?

— Потому что мы с Витей Сережу к институту подготовили? Кстати, как у него с учебой-то, что-то он вообще в гости заходить перестал…

— Весь в учебе, с тебя, заразы такой, пример берет. Говорит, что раз уж Вера смогла стать лучшим химиком, то уж ему не стать лучшим инженером просто стыдно будет. Надеюсь, станет, может и не лучшим, то уж наверняка хорошим. А что?

— Да он грозился помочь мне с музыкой, оркестровку обещал сделать. Но это вообще не к спеху.

— И с музыкой ты его… Но Нино все же волнуется: парню-то всего четырнадцать, а уже в институте…

— И что? Я вообще в двенадцать поступила.

— Но ты-то — гений, а он — простой мальчишка!

— Ну давайте, хвалите меня посильнее! Я — не гений, просто… так получилось. И у него получится. Но если хотите, то я за ним еще послежу, помогу в чем-то.

— Ты же химик, а он по радио…

— Я помогу ему просто не переутомляться. Я же знаю, как это проделать.

— Ладно, согласен. То есть приму твою помощь с благодарностью. И я, и Нино… но если ты накосячишь — по работе, имей в виду…

— Пока вроде не случалось.

— И, надеюсь, и не получится. Извини, я все же немного переволновался… за Серго.

Страна работала не покладая рук, предприятия НТК вообще почти все перешли на трехсменную работу, а вот у Веры режим стал гораздо более спокойным. Вера Андреевна уже сделала практически все, что хотела и могла, Старуха пришла к выводу, что и армия к внезапной войне готова, и промышленность — так что можно немного и расслабиться. В конце концов, заняться простыми семейными делами…

Перед Новым годом Вера с мужем и сыном на недельку поехали в подмосковный санаторий — в университете зачетная сессия не требовала постоянного ее присутствия, в Витя, вот уже два года проработавший без отпуска, наконец тоже решил отдохнуть… Вообще-то они собирались отдыхать две недели — но не получилось, и не получилось не из-за Веры: на «Химавтоматике» совершенно внезапно (как, впрочем, и всегда) возникла проблема со специальными станками и Витю просто выдернули обратно в Москву, а сидеть в санатории без мужа… Вера решила, что это будет неправильно, тем более «внезапность» она и обеспечила.

Предложив обеспечить солдат «качественным рационами», упакованными не в традиционные консервные банки, и даже не в банки из алюминия, а в пластиковые пакеты. Два слоя полиэтилентерефталатной пленки с проложенной между ними тонкой алюминиевой фольгой прекрасно защищала продукты от порчи, а для дополнительной стерилизации пиши после упаковки использовалась мощная установка с кобальтом-шестьдесят, убивающая гамма-излучением всех микробов. С кобальтом проблем не было, его на первом реакторе Хлопина производили сколько угодно, а вот с пленкой… Стограммовые пакеты с тушенкой армия сочла идеальными для сухих пайков — но армии-то не штуки, а миллионы штук требовались, причем «еще вчера». Так что Виктору пришлось заняться разработкой автоматов, которые должны были продукты по пакетикам распределять…

— Я что-то вообще не понимаю, — пожаловался жене Виктор, — столько лет армия без этих пластиковых консервов существовала, а теперь лишнюю неделю подождать не может. Брей какой-то!

— Ох, Витенька, боюсь, что это не бред. Это вдруг армия начала срочную подготовку к серьезной войне.