— Какая мелодия?

— Это Старуха так новое предприятие по производству пластинок назвала. А что, название подходящее, да и эмблему она нарисовала в тему.

— Так она еще и художница у нас? Ты мне ее эмблему покажи, перед тем, как их на пластинки ставить начнут.

— Поздно, они уже на каждой пластинке, вот, смотрите.

И Иосиф Виссарионович с некоторым удивлением уставился на хорошо известное Вере Андреевне из «прошлой жизни» изображение…

Митрофан Иванович Неделин праздник провел хорошо. Даже очень хорошо: пятого числа школа, работающая на полигоне «Капустин Яр», выпустила уже четвертый сводный батальон противотанкистов, и за это страна наградила начальника полигона орденом Красной Звезды. Заслуженно наградила, ведь подготовка ракетчика-противотанкиста было делом исключительно непростым, а полигонный завод, на котором восстанавливались и перезаряжались учебные ракеты, постоянно требовал особой заботы. Да, ракеты были холостые — но ракетный порох-то был совершенно настоящим! А чего стоил сбор использованных проводов…

Но в стране теперь было семьсот пятьдесят подготовленных отделений, и в каждом отделении любой из трех бойцов мог («с вероятностью в девяносто процентов», как указывалось в наставлении по использованию ракет) уничтожить любой танк врага. И каждый умел не только навести ракету на цель, но и управлять небольшим автомобильчиком, на котором это отделение передвигалось. Автомобильчик был крошечный, с двенадцатисильным дизельным мотором и управлялся как мотоцикл — зато он мог проехать даже там, где любой другой автомобиль просто не проехал бы. Правда, кроме трех бойцов и четырех ракет он ничего больше перевезти не мог — однако и при этом, по мнению Митрофана Ивановича, батарея противотанкистов, состоящая из четырех отделений, по огневой мощи превосходила батарею шестидюймовок из шести орудий…

А уж новые ракетные установки, смонтированные на тяжелых грузовиках, превосходили полный артиллерийский полк. И при этом безо всяких лошадей могли перемещаться на одной заправке на триста километров!

Вот только готовить артиллеристов-ракетчиков было делом не только утомительным, но еще и исключительно дорогим. Но все же в первую очередь — утомительным, и утомляться приходилось еще до начала собственно обучения: например, из кандидатов в противотанкисты удавалось отобрать лишь одного, к обучению годного из полного армейского взвода. А уж найти умелых водителей тяжелых грузовиков…

На полигоне имелась еще и школа военных водителей, в которую принимали хорошо если каждого десятого из тех, кто хотел в нее попасть. А вот из выпускников этой школы — то есть парней, которые грузовиком умели управлять довольно неплохо — к управлению ракетоносцами допускался хорошо если каждый пятый. Потому что одно дело — вести грузовик хоть по паршивой, но все же дороге, и совершенно другое дело — провести тяжелую машину по абсолютному бездорожью в степи или тем более в лесу. Правда, леса на полигоне не было…

Зато лес был на другом полигоне, на далекой Вологодчине — и теперь этот полигон тоже передали под управление Митрофану Ивановичу. И теперь он, закончив празднование, отправился «принимать хозяйство» далеко на север. Ну а так как время для военных было очень дорого, отправился он туда на самолете. Просто потому, что самолет гораздо быстрее поезда — но и у самолета есть свои недостатки. Так что десятого ноября Митрофан Иванович все еще сидел на аэродроме в подмосковном Монино и изо всех сил старался не наорать на дежурного в ранге комэска, который в очередной раз сообщил, что дальше «лёту нет» из-за плохой погоды.

— Да вы, товарищ комбриг, не расстраивайтесь так: сегодня не улетите, так завтра… тоже без гарантии. А вот в понедельник «погода» обещает, что наверняка полетите. Так чего вам на аэродроме-то киснуть? Если хотите, я вам предписание за пять минут оформлю — и можете в Москву съездить.

— А чего я в этой Москве не видел? — огрызнулся товарищ Неделин, который в Москве, кроме двух вокзалов проездом, ничего и не видел на самом-то деле.

— А там метро новое открыли в праздник, я с женой и детьми ездил — очень красивое, гораздо красивее, чем на первой линии. А еще… в «Военторге» командирам продают без очереди новые электрофоны. То есть… командиров-то много, однако вам, как комбригу, точно в очереди стоять не придется.

— Электрофон? Это радио что ли так теперь называется?

— Нет, это патефон такой… электрический. Очень хороший, и стоит всего девяносто рублей. Вам его точно купить стоит: жену точно порадуете. У вас жена-то есть?

— И жена есть, и дочка.

— Вот и купите, они точно рады будут. Нам сюда привезли… шесть штук, я не успел купить. А в Москве… наши туда вчера ездили, говорят, что если ромба в петлице нет, то неделю в очереди стоять придется, да и то без гарантии, что купишь. А вы… для старших командиров там отдельная секция… и можно не один электрофон купить. Наш комполка вчера четыре штуки купил…

— А до Москвы долго ехать?

— Час на электричке, но она раз в два часа… Но если хотите, я в полдень сменяюсь, и на машине вас туда свожу.

— А я тебе за это я куплю этот электрофон без очереди? Ну, считай, что уговорил. А теперь, летун, подскажи, где у вас тут нормально поесть пока можно?

В Кремле в эту субботу тоже шло обсуждение новинки. Довольно специфически это обсуждение шло:

— Сейчас мы даже стараться не будем увеличивать производство электрофонов, — напряженным голосом отчитывался перед Сталиным товарищ Тихонов. — Потому что собственно производство процентов на десять, может даже на пятнадцать нарастить можно, но вот с упаковкой… Сейчас они упаковываются в коробки из гофрокартона, который в Лесогорске производится — а этого картона даже на то, что сделать на Лабораторном заводе успевают, не хватает. Из-за этого в ГУМе и ЦУМе, где основные продажи ведутся, мы организовали прием этих коробок от покупателей, и за каждую платим по пять рублей. Возвращают многие, причем некоторые сразу, как покупку оформляют: все же деньги немалые. Но наши специалисты считают, что повторно коробку можно всего раза три-четыре использовать…

— Ваши предложения?

— Никаких предложений… то есть сейчас, причем совершенно независимо от этих электрофонов, ведутся пусконаладочные работы на новом целлюлозно-бумажной заводе, который на Ангаре, севернее Братска, по предложению Старухи выстроен. К новому году проблему коробок для электрофонов решим… То есть есть предложение: построить еще один завод по выпуску упаковочного картона в Вятке. И еще один — в районе Капустина Яра.

— Там, если я верно помню, вообще сплошная тайга в степи растет, так? Леса там девать некуда?

— Там камыша много, а для выделки упаковки и камыш сгодится. В любом случае упаковочного картона потребуется много, просто мы раньше на это как-то внимания не обращали. Если бы не Старуха, то и в Лесогорске его не стали бы делать…

— Вот! Какая-то сопливая девчонка заранее успевает продумать, что стране потребуется, а кроме нее… У вас своих голов в комитете что ли нет?

— У нас в Комитете есть Старуха… — с легкой улыбкой парировал выпад Сталина Валентин Ильич. — и нам ее за глаза хватает, даже не знаем, куда от нее прятаться. А вот в других наркоматах — это уже их дело.

— Ладно… а если какие-нибудь деревянные коробки приспособить?

— Все равно до пятнадцатого января новый сборочный завод мы не запустим, а к тому времени что-нибудь, да придумаем.

— Хорошо, жду подробного изложения… ваших придумок. Идите…

Когда дверь за Тихоновым закрылась, Иосиф Виссарионович подошел к стоящему в кабинете электрофону. Посмотрел на лежащие рядом пластинки — их ему уже больше десятка разных принесли, «пробные экземпляры». Несколько секунд подумал — и положил одну из них на диск проигрывателя. Подвинул рычажок до упора и вернулся в кресло — а спустя пару секунд в кабинете в который уже раз раздались звуки «Последней поэмы»…