Ухмылка растягивает губы Леви, и я могу только представить, какая чушь вот-вот вылетит у него изо рта. Глаза его дедушки сужаются, когда он понимает, как легко мальчики приведут в исполнение его угрозу, и как раз в тот момент, когда он стискивает челюсти и его рука тянется за оружием, по столовой разносится голос.

— Серьезно, отец? — Говорит Луи, подходя к столу и выдвигая стул. — Ты собираешься застрелить своего внука со всей семьей прямо за этими дверями? Смелый шаг, каким бы глупым он ни был.

Я выгибаю бровь, и, словно по сигналу, остальная семья вливается в столовую и занимает свои места вокруг большого стола. При виде стольких глаз старик отходит в сторону и берет свой стеклянный бокал. Он садится прямо во главе стола, а трое братьев занимают почетные места, молча наблюдая, как их семья собирается вокруг них.

Здесь нет изысканных блюд и нарядных официантов, разгуливающих в костюмах пингвинов, как в прошлый раз, когда я присутствовала на деловом ужине — сегодня просто бизнес. Они здесь, чтобы сказать то, что нужно, а затем они будут выпровожены за дверь, надеясь, что их жизни останутся нетронутыми.

Я держусь подальше от стола, не желая вставать рядом с мальчиками на случай, если это вызовет переполох в семье, больший, чем тот, что уже произошел. Но я не думаю, что у кого-то, кроме их дедушки, хватит смелости прокомментировать это.

Мой взгляд скользит по мужчинам, окружающим стол, и я узнаю несколько их лиц с бала. Здесь кузены мальчиков, и то, как они заняли самые дальние от Луи места, говорит о многом. Джозеф здесь, сидит в стороне от всех, как одинокий волк, которым он и является, и я не могу отделаться от ощущения, что это какой-то бредовый план рассадки в школьной столовой. Все сидят подальше от своей главной угрозы, пытаясь сохранить позицию, которая дает им преимущество. Это школьная политика во плоти.

Роман стоит в центре своих братьев, все трое занимают места во главе стола и оглядывают нервничающих мужчин перед ними.

— Спасибо вам всем за то, что приехали сюда сегодня вечером, — начинает Роман, как обычно беря инициативу на себя. — Я знаю, что вам пришлось долго добираться сюда и ждать, и мы приносим свои извинения за это. Однако у нас были неотложные дела.

Их дедушка усмехается, и его тон разносится по всему длинному столу.

— Что могло быть настолько важным, что ты заставил мою семью ждать в такой день, как этот?

Роман выгибает бровь, заинтригованный дерзостью своего деда.

— Если ты хочешь знать, сегодня днем любовь всей моей жизни, Шейн Мариано, была похищена и удерживалась в заложниках семьей Моретти.

Вздохи и рев возмущения проносятся по комнате, когда взгляды падают на меня, каждый из них, вероятно, удивляется, как, черт возьми, я все еще жива.

Луи встает, хлопнув рукой по столу.

— Что все это значит? — требует он. Он, конечно, не мой поклонник, но нападение на меня классифицируется как нападение на всю семью, и за это они будут возмущены от моего имени.

Роман поднимает руки вверх, показывая присутствующим, чтобы они заткнулись, и это именно то, что они делают.

— До нашего сведения дошло, что наш отец строил планы выступить против Джии Моретти и ее семьи, и в качестве предупреждения они пришли в этот дом, наш дом, и забрали Шейн прямо из ее спальни. Теперь ясно, что мы смогли вернуть ее без жертв, но это прямой удар по нам из-за глупости нашего отца.

— Зачем ему это делать? — Луи спрашивает, нахмурив брови. — У нас был мир с Моретти. Начинать с ними еще одну войну сейчас было бы катастрофой.

— Это ты мне скажи, дядя, — огрызается на него Роман. — Я знаю, ты не испытываешь особой нежности к моему отцу, но ты можешь читать его как открытую книгу. Всего несколько ночей назад ты заявил, что останешься верным ему. Итак, скажи мне, почему он принял такое глупое решение, которое повлияло бы на всю семью?

Луи качает головой, сжимая губы в тонкую линию, не находя слов.

— Я… Я не знаю. Должно быть, произошло какое-то недоразумение. Джованни бы так не поступил.

Роман наклоняется вперед, опершись на стол, его взгляд скользит по комнате:

— Из уст самой Джии Моретти: Джованни пытался проникнуть в ее семью. Он планирует убрать ее и получить контроль над состоянием Моретти. Я не знаю, как он собирается это сделать, но это глупая игра.

Роман пропускает ту часть, где его отец намеревался женить своего старшего сына на дочери Джии, и я благодарна ему за это. Эта маленькая информация может пока оставаться конфиденциальной. Черт возьми, может быть, ее следует хранить в тайне до скончания веков. Никто не должен знать.

— Этому человеку ты доверяешь управлять нашей семьей? — Роман продолжает. — Этого ли ты хочешь для своего будущего? Воевать с Джией Моретти? Ты знаешь, на что она способна. У нее нет границ, нет морали. Никто из нас не в безопасности. Наши дети, наши друзья, семья. Стоять сейчас рядом с моим отцом — значит приветствовать Джию Моретти в ваших домах, в ваших постелях. Она — пиявка, которая будет высасывать из нас кровь, пока ничего не останется. Так что же делать? Ждать, пока мой отец восстанет и уничтожит нас изнутри, или встать вместе с нами и стать будущим этой семьи, более сильным и могущественным, чем когда-либо прежде?

По комнате пронесся тревожный ропот: мужчины повернулись к соседям, чтобы спросить, что, черт возьми, делать. Судя по всему, большинство из них собирались поддержать Джованни, веря, что он восстанет и одолеет своих сыновей. Но узнав о его плане выступить против Джии, все изменилось, кроме того, что мужчины в ужасе от того, что перед ними братья. Они не в себе, смертельно опасны и безрассудны, и не скрывают этого. Следование за ними может означать мир мучений, жизнь в цепях, но следование за Джованни в войне с Джией означает верную смерть.

Мой взгляд останавливается на дедушке мальчиков, и я наблюдаю, как его самодовольное выражение лица медленно застывает, понимая то, что все остальные в комнате тоже быстро понимают — мальчики победят. Они собираются официально получить власть над семьей, как и должно было быть всегда.

Скрип стула по мраморному полу заставляет всех внимательно посмотреть в дальний конец столовой, где находится старший сын Виктора.

— За последние несколько дней мы с братьями долго обсуждали наши дальнейшие действия, и сегодня мы заявляем, что поддержим Романа, Маркуса и Леви в их восхождении к власти. Они могут быть жестокими, хладнокровными и бессердечными убийцами, но они — будущее нашей семьи. Ни один лидер не будет сильнее. Мы им преданы.

Потрясенный шепот пронесся по комнате, и на всех четверых братьев уставились широко раскрытыми глазами, каждый из них знает, что их отец сейчас перевернулся бы в могиле. Хотя мы знаем кое-что, чего не знают они. Их преданность не далась даром. Парни должны заслужить ее, и я уверена, что они сделают это с гордостью.

Его заявление запускает цепную реакцию. Один за другим мужчины встают и заявляют о своей преданности мальчикам, в то время как их дедушка ведет себя так, будто каждое заявление является личным выпадом против него.

У каждого своя очередь, но когда Луи встает и устремляет свой жесткий взгляд на племянников, в комнате нарастает напряжение.

— Каждый мужчина в этом зале глуп, если верит, что эти трое детей способны управлять нашей организацией. Джованни здесь нет, чтобы защищать свои действия. Кто знает, правда ли вообще вся эта чушь о семье Моретти. Однако другие члены моей семьи уже сделали свои заявления и, следовательно, не оставляют мне выбора, кроме как подчиниться или рискнуть своей жизнью, уйдя. Верю ли я, что Джованни вернется, чтобы потребовать то, что принадлежит ему по праву? Да, верю. И благодаря этой встрече, когда это произойдет, все до единого окажутся в полной заднице.

Луи опускает глаза, когда на губах Маркуса появляется веселая ухмылка.

— Не стесняйся, уходи, — говорит ему Маркус, его тон наполнен смертельным предупреждением, невысказанной правдой о том, что случится с ним в ту секунду, когда он встанет.