Они вдвоем осторожно отступают назад, боясь потревожить ее хрупкое тело, прежде чем медленно опустить ее на одеяло. Роман опускается на колени, его тяжелый взгляд выражает все, что он отказывается произносить вслух.

Как только она оказывается в безопасности на полу, Роман отодвигается, и Леви нерешительно берет край одеяла и накрывает им ее тело. Слезы наворачиваются на мои глаза. Я так долго думала, что мальчики неспособны на такие глубокие чувства. Я думала, что они монстры, неспособные распознавать элементарные человеческие эмоции, но каждый божий день они продолжают удивлять меня. Они постоянно заставляют меня пересматривать каждую осуждающую мысль, которая у меня когда-либо возникала о них.

Они глубокие, честные люди с сердцами больше, чем у всех, кого я когда-либо встречала, но они разбивались снова и снова. Они были вынуждены возвести цементные стены вокруг своих сердец, чтобы защитить не только себя, но и своих братьев. Они сильнее, чем я могла себе представить, и это заставляет меня ненавидеть их отца еще больше. Он превратил их в зверей, лишил их невинности и загнал в мир, где они были развращены и уничтожены. Он заслуживает самой жестокой смерти, и я не могу дождаться, когда подарю ее ему.

Мать мальчиков исчезает под одеялом, и я хмурю брови, не понимая, зачем им это нужно. Они могли бы просто отнести ее к машине, как они обычно делают, но я думаю, может быть, они хотят сделать это с чуть большим уважением. Кроме того, она мертва уже двадцать с чем-то лет, и я сомневаюсь, что у них когда-либо был опыт обращения с подобным трупом. Никто не знает, что может произойти, когда ее тело начнет оттаивать.

Они укутывают ее в одеяло, и, прежде чем я успеваю опомниться, Роман снова заключает ее в объятия. Он держит ее в свадебном стиле, а не перекидывает через плечо, как парни обычно делают это со мной.

Все расступаются, позволяя Роману выйти первым, и мрачного взгляда его глаз достаточно, чтобы поставить меня на колени. Он отказывается встречаться со мной взглядом, и я его не виню. Я зашла слишком далеко, заставляя его чувствовать то, что он, вероятно, не готов признать, но сейчас не время давить. Если ему нужно будет поговорить, я должна верить, что он придет ко мне.

Мы следуем за Романом обратно по огромному замку, и я молю Бога, чтобы это был последний раз, когда я здесь несмотря на то, что это место все еще почему-то кажется мальчикам домом. Как только все будет сказано и сделано, я уверена, мы построим свой собственный дом. Черт возьми, может быть, мы даже получим удовольствие от сноса дома Джованни только для того, чтобы построить свой собственный по образу и подобию мальчиков, дом, где Роман сможет растить своего сына и завести семью. Я не знаю, впишусь ли я в это, но мысль о том, что я не буду частью этой новой жизни, омрачает что-то глубоко в моей душе.

Мы выходим через главную дверь, и мне все еще кажется странным, что дверь открывается и закрывается именно так, как это всегда было задумано. Клавиатура сломана, и нет никакого способа удержать кого-либо взаперти внутри. Мы зашли так далеко за такое короткое время, но война на горизонте все еще пугает меня.

Белоснежку осторожно укладывают в багажник большого внедорожника, и через несколько мгновений мы выезжаем через массивные железные ворота и мчимся по холмам. Поездка проходит в тишине, каждый из нас смотрит в лобовое стекло с тяжелым сердцем.

Мои пальцы переплетаются с пальцами Леви, и я держусь за него изо всех сил, желая, чтобы я могла каким-то образом забрать его боль. Он перекидывает наши соединенные руки через мое плечо и притягивает меня к себе, нуждаясь во мне, и именно так мы и остаемся, пока Роман не останавливает внедорожник четыре часа спустя.

Выбравшись из внедорожника, я бросаю взгляд на холм, поросший травой, с которого открывается вид на песчаный, кристально чистый пляж внизу.

— Это прекрасно, — выдыхаю я, не собираясь произносить эти слова вслух.

Роман проходит мимо меня, направляясь к багажнику.

— Да, — говорит он. — Думаю, ей здесь понравится.

Я оглядываюсь на него через плечо, он встречает мой тяжелый взгляд, и я киваю.

— Ты прав. Это идеально. — Роман на мгновение задерживает на мне взгляд, и когда что-то смягчается в его глазах, я знаю, что с ним все будет в порядке, но это не умаляет того, насколько это будет тяжело.

Потянувшись к багажнику, Роман заключает мать в свои крепкие объятия, а Маркус хватает три лопаты, припрятанные в багажнике. Вместе мы поднимаемся на самую вершину зеленого холма, и я улыбаюсь, увидев, что трава усыпана маленькими белыми и желтыми цветами.

При взгляде с вершины холма у меня захватывает дух. Небо насыщенного синего цвета, без единого облачка, и на нас светит позднее утреннее солнце. Бриз, дующий с океана, касается моей кожи, сдувая волосы с лица. Я могу только представить, каким красивым был бы горизонт на закате. Мальчики действительно выбрали потрясающее место упокоения для своей матери. Она будет здесь счастлива.

Парни копают глубокую яму, а я опускаюсь в высокую траву рядом с их матерью.

— Мне жаль, что у тебя не было возможности увидеть, в каких невероятных мужчин превратились трое твоих мальчиков, — говорю я ей, поправляя ее платье и укладывая волосы, убеждаясь, что все идеально, именно так, как хотела бы выглядеть любая жена мафиози. — Ты бы ими так гордилась. Хотя, возможно, ты наблюдала за ними все это время и уже знаешь, насколько они удивительны.

Мне нравится думать, что на каком-то уровне она меня слышит, но я не совсем сумасшедшая. По крайней мере, пока.

Взглянув на нее в последний раз, я укутываю ее одеялом, прежде чем отойти.

Один за другим мальчики отрываются от копания и садятся рядом с матерью, рассказывая ей о своей жизни, о том, чем не должна быть обременена ни одна мать, рассказывая ей, как отчаянно они хотели бы, чтобы она смогла остаться рядом, как сильно она им нужна.

Каждое слово, вырывающееся из их душ, убивает меня, но я не отвожу взгляда от воды внизу, предлагая им уединиться, пока, наконец, яма не становится настолько глубокой, насколько это возможно, и мальчики не готовы сказать свое последнее “прощай”.

Маркус и Роман спрыгивают на дно глубокой могилы, а Леви присаживается на корточки рядом со своей матерью.

— Прости, — бормочет он, его глаза смягчаются от боли, когда он заключает ее в свои сильные объятия. — Мы должны были поступить с тобой лучше. Мы увидимся снова, мама. Клянусь, ты будешь гордиться нами.

И с этими словами он опускает ее тело на руки своих братьев, чтобы положить в место ее последнего упокоения. Она укрыта одеялом, защищающим ее тело как нельзя лучше, прежде чем Леви подает им руку и вытаскивает каждого из братьев из могилы их матери.

Над холмом воцаряется тяжелая тишина, и даже тихий свист ветерка, кажется, стихает, когда мальчики засыпают могилу по одной лопате за раз. Каждый из нас сидит на вершине холма, глядя на океан, а солнце опускается все ниже и ниже, пока, наконец, не коснется горизонта, окрашивая землю в яркие оттенки розового, оранжевого, красного и желтого.

29

Роман

Я сжимаю руку в кулак, когда подношу ее к двери спальни Шейн. Я проходил мимо этого места уже четыре ебаных раза, и каждый раз я шел мимо, будучи гребаным слабаком, чтобы остановиться и сказать то, что я собирался сказать так чертовски долго. Как только эти слова слетят с моих губ, их уже не вернуть.

Шейн была для меня опорой, хотя и не подозревала об этом. Она заземляла меня и помогала сфокусироваться на протяжении всего этого дерьма. Она помогает мне дышать. Без нее я бы слетел с катушек. Я обязан ей своей жизнью. Я бы на всех парах влетел в дерьмовую ситуацию и потерял все, но она помогает мне увидеть ясную картину впереди. Она заставила меня жить, а не просто плыть по течению, ни о чем на свете не заботясь. Я не знаю как, но она снова вдохнула в меня жизнь, а взамен я повел себя как гребаный мудак.