Его слова кружатся у меня в голове, и в груди становится тяжелее. Мне следовало прервать его в ту же секунду, как я поняла, о чем он говорит, но в тот момент, когда слова "порванное нижнее белье" слетели с его губ, чувство вины обрушилось на мои плечи, а вместе с ним и чертова нерешительность.

То, что случилось с Арианой в камере с дядей мальчиков, — это ее дело, и я чертовски уверена, что она возненавидит меня за то, что я всем рассказала, но как я могу не сказать? Зная, где она сейчас находится, можно сказать, что за последние пару дней она, вероятно, подвергалась насилию миллион раз.

— Эта камера, — говорю я, предательство от того, что я собираюсь сделать, тяжело давит на меня. — Она была не моей. Она принадлежала Ариане.

Роман вздрагивает на переднем сиденье, его взгляд перемещается к зеркалу заднего вида, когда Маркуса поворачивается, чтобы снова посмотреть на меня. Рука Леви сжимается на моей.

— Что ты только что сказала?

— Она принадлежала Ариане, — повторяю я. — Она уже была там, когда меня заперли. Похоже, она пробыла там по меньшей мере несколько дней. Мы на самом деле не говорили об этом, но я предполагаю, что ее схватили после нашей небольшой разборки во владениях вашего отца.

— Охранники изнасиловали ее? — Спрашивает Роман низким, полным яда тоном, и хотя мы вчетвером ненавидим ее за то, что она сделала со мной, нельзя отрицать многолетнюю историю отношений между Арианой и Романом. Несмотря на то, что ее отшили и бросили на растерзание волкам, подобные новости по-прежнему тяжело слышать.

Качая головой, я проглатываю комок в горле, пытаясь найти в себе силы произнести эти слова вслух. После того, через что Ариана прошла в той камере, меньшее, чего она заслуживает, это чтобы я смогла произнести эти слова, не разрываясь на части.

— Ваш дядя. Филипп. Ваш отец продал ее ему. Он спустился вниз, осквернял ее в течение двух часов, а затем утащил прочь.

— Блядь, — выплевывает Маркус, поворачиваясь на своем сиденье, чтобы посмотреть в окно, пока дикие, подавляющие эмоции пронизывают его тело.

Грудь Романа поднимается и опускается от быстрых движений, и я не могу не заметить резкий изгиб его челюсти, когда он стискивает зубы, в его темных глазах рябит от ярости. Не желая ничего говорить Роману, я обращаю свое внимание на младшего ДеАнджелиса, сидящего рядом со мной.

— Я знаю, что вы, ребята, ничем ей не обязаны после того, что она сделала, и поверьте, я понимаю, как нелепо с моей стороны даже думать об этом после всего, через что она меня заставила пройти, но она прикрывала меня в тех камерах. Когда вошел Филипп, она сказала мне притвориться мертвой. Он хотел сначала взять меня, а потом отвести ее домой, но она привлекла его внимание к себе. Она спасла меня от тех же страданий, через которые прошла сама, и все это время держала рот на замке, защищая меня, пока он осквернял ее. То, что… — Я качаю головой, навязчивых образов, проносящихся в моей голове, слишком много, чтобы справиться с ними. — Я просто лежала и притворялась мертвой, а потом молча наблюдала, как он утаскивает ее. И мне жаль, я знаю, что ты не из прощающих мужчин, и брать свои слова назад — не твой стиль, но после того, что она сделала для меня… по крайней мере, ваш дядя заслуживает того, чтобы лишиться жизни.

Маркус проводит рукой по лицу и смотрит на Романа.

— Если Филипп знал, где найти эту хижину, и заключил сделку с нашим отцом, есть большая вероятность, что он знает что-то, чего не знаем мы.

Роман качает головой, понимая, к чему клонит Маркус.

— Он не приведет нас к нему. Филипп слишком осторожен. Он заметает следы.

— В любом случае, Шейн права. Мы не можем оставить Ариану там подвергаться насилию изо дня в день.

— Ты что, забыл, что она чуть не зарезала Шейн в гребаной ванне? — Спрашивает Роман, его тон становится громче и полон противоречивой ярости.

— Черт возьми, нет, не забыл, — отвечает Маркус. — Ариана должна быть наказана за то, что она сделала, и она будет наказана, но не так и не от руки Филиппа. Мяч на площадке Шейн, и она может решить, как она хочет разыграть этот матч. Так что не обманывай себя, делая вид, что тебя это устраивает. Мы знаем, где ты проводишь свои границы, брат. Это будет грызть тебя всю оставшуюся жизнь.

Роман тяжело вздыхает и быстро встречает мой жесткий взгляд, прежде чем снова обратить свое внимание на пустынную дорогу.

— Тогда, я думаю, нам пора нанести визит нашему дяде.

9

Горячие облака пара наполняют ванную комнату, когда я стягиваю через голову свою испачканную майку. Мое отражение в зеркале туманно, но даже это не может скрыть отвратительные шрамы и грязь на моей коже. Я не пытаюсь долго разглядывать себя. Я знаю, что увижу, и это не то, на чем мне нужно сейчас зацикливаться.

Стянув с ног окровавленные штаны, я подбираю отброшенную майку и выбрасываю в мусорное ведро всю одежду, которая была на мне в камере. Черт, если бы у меня сейчас были силы, эта одежда горела бы в ванне, но пока сойдет и мусорное ведро.

Пересекая ванную, я вхожу прямо в горячий поток воды. Она обжигает мое тело, и я громко втягиваю воздух сквозь зубы, быстро отпрыгиваю и ударяюсь спиной о холодные плитки. Я медленно продвигаюсь вперед, не торопясь опускаю ногу под горячую струю и смотрю, как она медленно смывает засохшую кровь и грязь, покрывающие мою кожу.

Привыкнув к температуре, я наблюдаю, как вода окрашивает мою кожу в нежно-розовый оттенок, и только после двадцати минут, проведенных в разглядывании белых плиток на стене душевой, я беру мочалку и натираю каждую складочку и дюйм своей кожи. Я намыливаю себя снова и снова, зная, что никакое количество моющих средств не поможет мне почувствовать себя чистой.

Под струями воды я откидываю голову назад и смываю шампунь, чувствуя, как мои длинные волосы спадают до самой задницы, а от воды они кажутся намного длиннее. Потратив десять минут на то, чтобы провести бритвой по всем важным частям тела и сделать меня хоть немного похожей на себя, я снова припадаю спиной к прохладному кафелю душа.

Я сползаю по стене, пока задницей не касаюсь дна, а коленями не упираюсь в грудь. Обхватив руками ноги, я опускаю голову на колени и закрываю глаза, когда вода обрушивается на меня подобно водопаду.

До особняка ДеАнджелисов было пять часов езды, и хотя этот дом полностью оборудован всем, что может понадобиться девушке, я не чувствую себя здесь как дома. Часть меня надеялась спрятаться в стенах готического замка парней, и хотя это место хранит в себе ужасные воспоминания, оно также дает мне иллюзию безопасности.

Часть меня убеждена, что здесь я буду в безопасности, что Джованни не настолько глуп, чтобы прийти сюда снова, но я начинаю понимать, что моим основным инстинктам нельзя доверять. С тех пор как меня затащили в этот неумолимый мир, я свернула на миллион неверных тропинок и едва держусь на ногах. Я никогда раньше не сталкивалась с непредсказуемостью такого масштаба. Черт, девушка даже не может преследовать волка с фаллоимитатором в пасти по лесу, чтобы ее не похитили. Хотя, если честно, в фильмах девушек всегда похищают в лесу, когда они по глупости решают пойти куда-то одни. Наверное, надо мной подшутили.

— Что ты делаешь? — Спрашивает знакомый голос.

Я вскидываю голову, и тут же мне в лицо бьют горячие брызги. Я отклоняюсь назад, чтобы избежать этого, и обнаруживаю, что Леви стоит в дверном проеме, прижавшись плечом к раме и скрестив на груди крепкие мускулистые руки.

— Пытаюсь убедить себя, что на самом деле мне нужно поспать.

— Я могу принести тебе что-нибудь для этого, — предлагает он. — Ты вырубишься через две секунды.

Я качаю головой, идея крутится у меня в голове, как дурацкая дразнилка, предлагая мне целый мир, но при этом влечет за собой слишком много последствий.