Доу поднимает голову ровно настолько, чтобы потереться своей мордой о мое лецо, и волна тепла захлестывает меня от ее понимания и привязанности. Она не задерживается и даже не встречается со мной взглядом, прежде чем снова опуститься ко мне на колени и резко положить конец нашему короткому разговору. Но что я могу сказать? Доу — немногословная женщина, и мне не следовало ожидать ничего другого.

Вздохнув, я выпрямляюсь на своем сиденье и откидываю голову назад, позволяя глазам закрыться. Это были адские несколько дней, и мне действительно следовало бы использовать эти несколько часов, чтобы выспаться, но как только мои веки закрываются, и я отгораживаюсь от окружающего меня автомобиля, в моем сознании возникают преследующие меня образы рождения сына Романа.

Я распахиваю глаза, когда у меня вырывается еле слышный вздох. Не могу удержаться и поднимаю взгляд только для того, чтобы встретить смертоносный взгляд Романа, встречающийся с моим через зеркало заднего вида. Я тут же отвожу взгляд, не в силах справиться с тяжестью его неодобрения.

— Что случилось? — Спрашивает Леви, глядя на меня сверху вниз прищуренными глазами.

Боль тяжело отдается в моей груди, когда я смотрю в боковое окно, наблюдая бесконечные просторы пустыни. Мои плечи опускаются, и мной овладевает беспомощность.

— Не могу уснуть, — говорю я ему. — Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу это. Это как гребаный фильм, прокручивающийся на повторе в моей голове, и я не могу его остановить.

Боковым зрением я вижу, как он кивает, когда протягивает руку и берет меня за руку.

— Помогло бы тебе знание, что в какой-то момент каждый из нас был в плену? — спрашивает он. — Ты не одинока в этом, Шейн. Все те ужасные вещи, свидетельницей которых ты была или которые тебе пришлось совершить, мы тоже совершали. Мы знаем, каково это, через что ты сейчас проходишь и каково это — бояться, что ты можешь никогда не дожить до следующего восхода солнца.

Я поворачиваю голову к нему, прежде чем быстро смотрю на передние сиденья. Ни Маркус, ни Роман не оборачиваются, но я чувствую, что они прислушиваются.

— Тебя похищали?

Леви кивает, и я чувствую, как он сжимает мою руку чуть крепче.

— Мне было шестнадцать. Я зарезал племянника одного из богатейших людей мира, и он не очень-то это оценил.

— Ни хрена себе, — бормочу я, переводя взгляд на переднее сиденье и обнаруживая, что Маркус крутанулся на нем, чтобы наблюдать за мной, не напрягая шею. — А как насчет тебя?

— Двадцать два, — сообщает он мне, и его губы кривятся в веселой ухмылке. — Трахнул жену не того мужчины.

Улыбка растягивает уголки моего рта, и что-то проясняется в моей груди, как будто то, что так крепко связывало меня, начинает ослабевать.

— Почему я не удивлена?

Темные, цвета обсидиана, глаза Маркуса блестят от смеха.

— Это был не лучший опыт в моей жизни, и если бы она не была так хороша в постели, я бы действительно чертовски разозлился.

— Бьюсь об заклад, ты ее больше никогда не видел.

Маркус смеется, глядя, как пыльная пустынная трасса медленно превращается в старую, разбитую дорогу, которая выглядит так, словно за ней не ухаживали годами. — Наоборот, — говорит он мне. — Просто назло этому старому ублюдку, я еще три месяца пудрил ей мозги. Я бы продолжил, но этот мудак наткнулся не на тот конец пистолета какого-то неудачника. После этого было уже не очень весело.

Я качаю головой, прежде чем перевожу взгляд на Романа, хотя его напряженная челюсть и побелевшие костяшки пальцев на руле наводят на мысль, что спрашивать о времени, проведенном им в плену, — это не то, о чем он готов говорить.

— Послушай, — говорит Маркус, контраст в его тоне с тем, что был всего минуту назад, вызывает во мне волну беспокойства. — Я знаю, ты, вероятно, не хочешь говорить об этом и что это разбередит некоторые старые раны, но нам нужно еще раз установить тебе устройство слежения. У тебя за спиной мишень, и теперь, когда ты вырвалась из лап нашего отца, он будет взбешен. Я не хочу рисковать тем, что тебя снова схватят и мы не будем знать, как до тебя добраться. Четыре дня — это чертовски долгий срок.

— Я знаю, — бормочу я. — Ты можешь установить его обратно.

— Подожди, — говорит он, хмуря брови, когда делает паузу, как будто мысленно повторяя мои слова. — Ты согласна со мной? После того, что случилось с Романом и Леви, и после того, как ты вырвала его из своей руки, я был готов к целому гребаному спору.

— Как я могу с тобой не согласиться? Если бы у меня в руке была эта дурацкая штуковина, вы, ребята, догнали бы нас в тот момент, когда мы сюда добрались… — Я представляю, что могло быть по-другому — если бы они сразу проследили за мной до хижины. Мальчики могли бы найти нас здесь, оказать помощь Фелисити, пока не стало слишком поздно, спасти Ариану от насилия и продажи. Роман до сих пор держал бы за руку свою девушку и своего ребенка, если бы не мои безрассудные ошибки. Когда я снова вижу глаза Романа в зеркале заднего вида, становится ясно, что он точно знает, о чем я думаю. Он, вероятно, думал о том же с тех пор, как нашел Фелисити мертвой. Это все моя вина. Я опускаю взгляд на свои руки.

— То, через что я там прошла.… Я не могу допустить, чтобы это повторилось. Я не смогу.

Глаза Маркуса светятся облегчением, и это заставляет меня понять, насколько сильно он волновался по этому поводу, хотя я и не знаю почему. Если бы я не согласилась, я уверена, они нашли бы другой способ установить на мне маячок.

— А как насчет контрацептивов? — Спрашивает Леви. — Ты позволишь нам поставить новый имплант? Я знаю, что ты чувствовала себя загнанной в угол из-за того раза, и я не хочу, чтобы ты чувствовала, что мы лишаем тебя выбора. Это твое тело, я хочу, чтобы ты делала то, что тебе удобно, но я также думаю, что это разумное решение — обеспечить тебе защиту от любых незапланированных беременностей, по крайней мере… пока ты не будешь готова.

Прикусив губу, я смотрю на красный шрам на моей руке, когда тяжело вздыхаю. Незапланированная беременность действительно испортила бы мне настроение прямо сейчас. В моей жизни слишком много всего происходит, чтобы беспокоиться об этом. Ответственным поступком было бы защитить себя.

— Ладно, — наконец говорю я, снова поднимая на него взгляд. — Но я не позволю никому из вас сделать это. Мне нужен врач. Настоящий врач, — быстро добавляю я. — Не какой-то мудак, который состоит на жалованье у вашего отца и которого убьют в конце приема.

Леви встречает тяжелый взгляд Романа через зеркало заднего вида и после тягостного молчания, наконец, кивает.

— Хорошо, — говорит Роман. — Но один из нас будет присутствовать при вашей встрече.

Я выгибаю бровь, раздражение выплескивается наружу.

— Ты что, издеваешься? — Я усмехаюсь. — После стольких событий ты не веришь, что я смогу высидеть один жалкий прием у врача и держать рот на замке?

Его мрачный взгляд держит меня в заложниках, и чем дольше он удерживает его, тем быстрее бьется мое сердце.

— Я не тебе не доверяю, — наконец выплевывает он.

Ааааа, доктору. Думаю, в этом есть смысл.

Не в силах справиться с его напором, я выдыхаю и опускаю взгляд обратно на волка у меня на коленях, когда большой палец Леви поглаживает тыльную сторону моих пальцев.

— Этот прием, — начинает он. — Ты хочешь, чтобы я записал тебя на тщательное обследование?

— Обследование?

Он сжимает челюсти, и гнев пульсирует в его тяжелом взгляде.

— Я видел ту камеру, Шейн. Кровь на земле, разорванное нижнее белье. Я знаю, что с тобой случилось, и я не хочу, чтобы тебе было стыдно или страшно. Я не ожидаю, что ты будешь говорить об этом или даже признавать, что там произошло, но я думаю, что это хорошая идея — пройти обследование.